. Ганнибал - Лиловый (I) (СИ)

Свободен был Бел-Хаддат, и хотя Леарза подспудно ожидал, что тот угрюмо откажется, он неожиданно согласился.

Еще один неуклюжий взмах ятагана, и снова кривое лезвие лишь с противным лязгом скользнуло по кваддаре и ушло в сторону, заставив Леарзу совершить глупый прыжок.

-- Учитывая уровень мастерства нари, -- заметил Бел-Хаддат, будто и не он только что отбил удар, -- эта драка могла бы перейти во что-нибудь... нехорошее. Это тебя я, если мне захочется, сверну калачиком и поколочу. С нари вопрос спорный, кто кого.

-- Ты так высоко оцениваешь его?

-- Я слышал, у него был хороший учитель.

Леарза окончательно запыхался, остановился и тяжко вздохнул.

-- Я не успею, да? -- уныло спросил он. -- Даже если буду заниматься все свободное время. За каких-нибудь две недели мастером клинка мне не стать.

-- Кто знает, -- пожал плечами Бел-Хаддат. -- Две ли недели пройдет или больше. Ну-ка не зевай.

Леарза не успел поднять ятаган: Ворон вдруг сорвался с места и полетел на него. Это произошло в одно мгновение, какая-то часть внутри Леарзы, -- должно быть, инстинкт самосохранения, -- уже знала, что ятаган его не спасет, и надо уворачиваться от удара, так что китаб, не раздумывая, рухнул на землю, будто подкошенный.

Бел-Хаддат легко, будто горная пума, перепрыгнул через него и остановился.

-- Недурно, -- сказал он. -- Хотя хорошего мечника из тебя никогда не выйдет. Я думаю, лучше б ты занялся стрельбой из лука, если арбалет тебя не устраивает.

Леарза поднял голову, все еще валяясь в траве. Ворон отвернулся от него, убрал кваддару в ножны; что на него нашло, Леарза и сам не знал, но он вдруг стремительно покатился по земле и выбросил вперед ногу.

Нога нашла что-то твердое, быстро убравшееся, впрочем.

-- Ух ты, -- ошеломленно выдохнул Леарза, -- я тебя задел.

Бел-Хаддат смотрел себе под ноги, потом перевел взгляд на китаба. На его правом сапоге остался еле видный след в том месте, куда его ударила подошва сапога Леарзы.

-- Напоминает о том, что и мне нельзя терять бдительность, -- заметил наконец Ворон. -- Ладно, мне тут больше делать нечего. Повторяй упражнения, если хочешь, хотя я бы на твоем месте все-таки предпочел арбалет.

Леарза только поднял руку и откинулся в траву. Бел-Хаддат поднялся на террасу, скрылся в помещении постоялого двора; оставшись один, Леарза довольно ухмыльнулся сам себе. Даже он сам не ожидал, что получится! Видимо, Бел-Хаддат и вправду расслабился.

В главном зале трактира сидели люди, и среди них были Искандер и Сунгай; когда Бел-Хаддат вошел внутрь, они недобро посмотрели на него, но ничего не сказали. Он проигнорировал их и поднялся на второй этаж.

-- ...как я и говорил, -- услышал он голос Абу Кабила, когда открыл дверь в одну из комнат. Ухмыльнулся: он прекрасно видел, как Острон поманил за собой Сунгая и Хансу, и знал, что те будут совещаться в комнате нари. Но совет происходил не у них одних.

Абу Кабил и Дагман сидели в комнате последнего и вели беседу. Когда вошел Бел-Хаддат, никто из них и бровью не повел.

-- Это не повод расслабляться, -- сказал Дагман. -- Даже ты насторожил их. А Белу они после сегодняшнего окончательно перестали доверять.

-- Я и не ставил своей целью войти к ним в доверие, -- буркнул Бел-Хаддат. -- Нет разницы, доверяют они нам или нет, мы должны идти с ними, и точка.

-- Ага, а если они захотят избавиться от нас?

-- Тогда мы будем идти за ними, -- пожал плечами Ворон. Абу Кабил, выглянув в окно, ухмыльнулся:

-- Да ты никак решил поучить мальчишку? Все еще машет мечом, вон как старается.

-- Мечника из него все равно не выйдет. Да и нет времени.

-- Никак наш бесстрастный воитель испытывает к этому пареньку симпатию, -- протянул Абу. -- Дай угадаю, тебе нравится, что он так не похож на других? Белая ворона, прямо как ты в свое время.

-- Пошел ты к дьяволу, Каин.

***

Утро выдалось холодное. Горный воздух дрожал на горизонте, окрасившись в нежно-карминовый цвет зари, потом все светлел и светлел, пока не показалось с востока солнце. Острон плохо спал той ночью, хоть и никаких снов не видел, но то и дело просыпался, и ему мерещилась всякая ерунда, то крики в сабаине, то лязг стали, а однажды ему показалось, что Сафир не дышит, и он нервно вслушивался в темноту, пока она не вздохнула во сне.

Так что он спустился в главный холл трактира рано, еще когда окна багровели зарей, и устало плюхнулся в подушки. В голове вертелись самые разные мысли. Если Бел-Хаддат откажется идти за ними, тем лучше. Главное, чтобы он не чинил препятствий, а хотя если попытается...

Острон нахмурился: "до чего же... хладнокровным я становлюсь", подумал он. Как настоящий убийца... с какой-то стороны он и есть убийца: скольких одержимых он убил за все это время? Сотни, тысячи? Безумных, но людей ! Если так рассуждать, то он -- злодей во много раз хуже любого одержимого, особенно если учесть, что безумцев ведет воля темного бога, а его -- только его собственная.

Он не ожидал, что проснулся не первым, и вздрогнул, когда дверь, ведущая во внутренний двор трактира, открылась; в холл вошел Искандер, державший свой платок-мауд в руке, и лицо у маарри было мокрое.

-- Сегодня решающий день, верно? -- заметил тот, глядя на Острона. Острон пожал плечами.

-- По мне, все и так решено. Во всяком случае, я никого насильно за собой не потащу, кто следует за мной -- тот делает это добровольно.

Искандер постоял, будто рассматривал нари, и глаза у него были такие светлые, почти как у Исана; потом маарри опустился на табуретку напротив.

-- Мне кажется, ты все больше и больше становишься похож на Эль Масуди, Острон, -- сказал он наконец. -- Такого, каким его изображают в сказках.

Острон смутился.

-- Что ты, я совсем не такой... величественный.

-- Но он был суровым, верно?

-- Да, -- согласился он, прежде чем успел сообразить: действительно, Эль Масуди, тот, каким был... сам Острон во время снов, был суровым и угрюмым бойцом, мало того, вспыльчивым, и Острон вчера на самом деле вспылил совсем как свой далекий предок, хоть и не отдавал себе в этом отчета.

Но Искандер, впрочем, не мог знать ничего о настоящем Эль Масуди, только сказки. Сам он, между тем, был тоже чем-то похож на Абу Катифу, лишь повзрослевшего и посерьезневшего; задумавшись, Острон решил, что таким Абу мог бы стать несколько лет спустя, если бы выжил в битве при Эль Габра.

-- Мне временами... снятся сны, -- признался Острон. -- О времени Эль Масуди. Возможно, это говорит кровь: я ведь его потомок. А что снится тебе, Искандер?

Маарри помолчал, отвел взгляд. У него были четкие черты лица, будто высеченного из камня, строго правильные.

-- Я часто вижу во сне Раяну, -- потом глухо ответил он.

Острону стало неловко, и он ничего не сказал на это; Искандер потом поднялся по лестнице в свою комнату, а Острон остался сидеть. Судя по звукам, люди просыпались по всему сабаину, солнце уже бросило свои первые лучи на мощеные улицы. Острон недолго оставался один; спустился Леарза, молодой китаб поводил плечами и морщился, а, увидев Острона, спросил: