. Ганнибал - Лиловый (I) (СИ)

-- Абу Кабил, -- окликнул парень, не открывая глаз.

-- А, ты опять упражняешься. Скоро научишься видеть ушами, а?

-- Неплохо бы, -- пробормотал Острон. Абу приближался; он сосредоточился на очертаниях кузнеца в своем сознании, почти мог видеть, как тот шагает по песку своими привычными сандалиями -- и не холодно ему?.. Остановился совсем близко, руку протянешь -- и вот он, Абу.

-- А если я тебе подзатыльник отвешу, успеешь увернуться? -- с любопытством спросил кузнец. Острон вздохнул.

-- Иногда получается. Ну попробуй.

Тишина. Абу вроде бы стоял не шевелясь; Острон знал, что прежде чем нанести удар, он должен будет поднять руку, -- от этого совсем близко придет в движение воздух. Он ожидал этого движения, как всегда во время тренировок с Халиком, весь напрягся, готовый наклониться, чуть что.

Никакого движения не было, просто вдруг костяшки пальцев Абу легонько стукнули его по хадиру сзади. Острон от неожиданности открыл глаза. Сафир улыбалась, наблюдая за ними от костра; дядя Мансур действительно продолжал дремать.

-- Ну, все у тебя впереди, герой, -- рассмеялся Абу. -- А с огнем управляться ты уже научился?

-- Да если бы, -- уныло ответил Острон, поднимаясь и потягиваясь: ноги затекли, а он и не заметил. -- Я даже, в общем-то, не знаю, с чего начинать. Просто хотеть, чтобы появился огонь? Я могу до умопомрачения думать "огонь, приди", но ничего не случится.

-- Ну, -- Абу Кабил добродушно потер заросший подбородок, -- наверное, начинать надо с того, что однажды у тебя уже это получилось?

-- Да, но я не знаю, как!

-- Но ты же помнишь, что ты чувствовал в тот момент?

-- Отчаяние, -- буркнул Острон: эти воспоминания ему совсем не нравились.

-- Видимо, не только это, -- улыбнулся кузнец и направился к костру. Острон нехотя принялся перебирать в голове события той страшной ночи.

Он стоял, глядя в огонь, и вспоминал. Каким он был тогда слабым, беспомощным, обузой людям, окружающим его!.. Халик защищал его, даже Сафир прикрывала его, Адель спас его...

Перед глазами медленно оживали пугающие картины. Искаженные лица одержимых, иззубренные палаши, серые лохмотья. Лицо Аделя. Клинки, вонзающиеся в живую плоть.

-- Отчаяние было потом, -- тихо сказал Острон, переводя взгляд на свои руки. -- Сначала была ярость. Такая сильная, что она обжигала меня. Не давала дышать.

Абу Кабил и Сафир, о чем-то переговаривавшиеся у костра, на его слова обернулись; в этот самый миг на кончиках пальцев Острона полыхнули огоньки.

Мигнули и погасли; Острон поднял голову и ошалело уставился на них в ответ. Ассахан рассмеялся, сложив руки на груди.

***

Всю следующую неделю ни единого человека по пути им не повстречалось. Хамсин неизменно возвращалась по утрам, и Сунгай выслушивал ее безмолвный доклад, а потом качал головой: никого. Под конец недели Халик, до того ведший отряд строго на север, начал резко забирать к западу. Одним из первых это заметил дядя Мансур, о чем-то долго переговаривался со слугой Мубаррада; Острон тоже заметил, но не сразу. В этой части Саида их племя никогда не кочевало, и местность для него была незнакомая. Бесконечный серир, и ноги уставали идти по камушкам, а одна из двух лошадей, бывших в отряде, как-то потеряла подкову. Абу Кабилу пришлось демонстрировать чудеса своего искусства и перековать в подкову маленький котелок. Вокруг кузнеца в тот вечер собрался весь отряд, а он ругался и наконец заявил, что долго эта дрянь не протянет, но лучше так, чем ничего. Многие удивлялись, обнаружив, что Абу прихватил с собой из Тейшарка все свои инструменты, включая походную наковальню, но Острон только улыбнулся, узнав об этом.

В то утро отряд вышел в путь, повернувшись к солнцу спиной; Халик привычно шел впереди, и по его правую руку вышагивал Сунгай, на плече которого спала птица. Острон, подумав, нагнал их и пошел рядом.

-- Наше племя никогда не бывало в этих местах, -- сказал он Халику; слуга Мубаррада продолжал смотреть вперед, и его светло-коричневый бурнус еле заметно колыхался от ветерка. -- Ты знаешь здешний серир, Халик?

-- Конечно, -- отозвался тот. -- Я в свое время немало побродил по южной части Саида. Сунгай тоже знает окрестности.

-- Племя, из которого я родом, обычно кочевало от Ангура до Внутреннего моря, -- добавил джейфар. -- Я здесь еще мальчишкой ходил. Никак тебе интересно, какой дорогой мы пойдем?

-- Конечно, интересно. Что нас ждет впереди? Долго еще этот клятый серир будет тянуться?

-- Дня через два начнутся пески, -- покачал головой Халик. -- Там будет и следующий оазис. Бадхиб его название, если я ничего не забыл.

-- Все верно, наше племя там часто стояло лагерем.

-- А потом?

-- Потом мы будем идти на запад, пока не достигнем Вади-Шараф, -- сказал Сунгай и оглянулся. -- Думаю, ливня опасаться не следует. По Вади-Шараф можно будет легко добраться до берегов Харрод.

-- То есть, Вади-Шараф идет на север? -- сообразил Острон. -- И мы, получается, делаем крюк.

-- Можно, конечно, пойти прямиком, но путь напрямик лежит через развалины храма Шарры, -- буркнул великан. -- Не думаю, что стоит идти той дорогой.

-- Какой еще храм Шарры? Я никогда о нем не слышал.

-- Ну, храм это был или нет, никто не знает, -- джейфар пожал плечами. -- История этого места мне неизвестна. Только все эти руины называют Шаррой, так или иначе.

-- Через Шарру ходят только самые бесшабашные, -- добавил Халик и неодобрительно нахмурился, глянув на Острона. -- Ты, я вижу, совсем пришел в себя после Тейшарка. Может, нам стоит задержаться в оазисе Бадхиб подольше, чтобы у меня было время позаниматься с тобой, Острон.

-- Я буду рад, -- немедленно отозвался парень. -- Но не опасно ли надолго останавливаться?

-- Хамсин предупредит нас об опасности, -- ответил ему Сунгай и погладил спящую птицу по круглой голове. -- К тому же, я постоянно разговариваю с другими животными, которые находятся поблизости. Кстати, Острон, как с Даром у тебя? Ты уже научился вызывать огонь?

-- Иногда получается. Правда, совсем не так часто, как хотелось бы, -- Острон криво усмехнулся. -- В бою на меня пока полагаться особенно не стоит.

Халик и Сунгай переглянулись, но ничего ему на это не сказали. Какое-то время они шли молча; плавно ступали мозолистые ноги верблюдов, а два всадника, в дневное время вместо Хамсин бывшие разведчиками, по очереди уезжали вперед и то и дело возвращались. Как раз один из них, закутанный в бурнус ассахан по имени Фазлур, показался на горизонте; Острон, наблюдая за размеренной рысью лошади, вспомнил о Муджаледе, который с большим отрядом в пятьсот человек отправился назад, на юг. Почти всех лошадей они отдали ему. В отряде Муджаледа был и Замиль, один из двоих выживших после падения Тейшарка друзей Острона. Вернувшись из Хафиры, восемь молодых стражей были особенно близки; Острону было больно узнать, что остальные пятеро погибли в Тейшарке. Он ступал по левую сторону Халика и одними губами повторял их имена: Джалал, Гариб, Дакир, Зинат, Хатим. Они выжили в Хафире, чтобы навсегда остаться в восточной твердыне...