. Ганнибал - Лиловый (I) (СИ)

Понадобились совместные усилия четырех человек, чтобы взгромоздить слугу Мубаррада на коня.

-- ...Он не удержится в седле, -- выдохнул Острон, -- но двоих человек лошадь...

-- Если один из них будет легким, вынесет, -- раздался за его спиной голос, и фигурка, закутанная в грязный бурнус, взлетела на круп коня за спиной Халика. Острон с облегчением обнаружил, что это Лейла.

Перед воротами Тейшарка царила суматоха. Люди вскакивали на лошадей, какие еще остались, другие бросились бежать по безжизненной равнине; как только начнется ливень, сухая пыль превратится в непроходимую грязь, и времени терять нельзя. Острон и Сунгай тоже взобрались в седло и последовали за Лейлой, обхватившей Халика обеими руками. Судя по топоту копыт, за ними ехали другие люди, но сколько их было, Острон не смотрел; в голову ему пришла леденящая мысль.

Где Сафир? Уцелела ли она в этой суматохе? Сохранила ли рассудок?

Но некогда, некогда... тучи почернели. Внезапный грохот заставил некоторых лошадей встать на дыбы.

Тишина. Абсолютная, такая нереальная, будто он оглох.

Минута тишины.

А потом резко хлынула вода.

Это был даже не ливень; это был потоп. Одежда моментально вымокла, и копыта лошадей разбрасывали во все стороны грязь.

-- Мы не сможем долго ехать! -- крикнул Сунгай, ехавший по правую сторону от Острона. Острон, не оборачиваясь, ответил:

-- Но мы должны отъехать как можно дальше от города!

-- Одержимые тоже не смогут преследовать нас, -- услышали они сквозь рев ливня голос Лейлы. -- Халик потерял сознание! Нужно срочно перевязать его рану!

Острон загнанно оглянулся. Несколько всадников мчались следом за ними, но из-за густой пелены дождя он мог рассмотреть только ближайших из них.

Ни Сафир, ни Абу Кабила среди них, конечно, не было.

Он сам не заметил, как одними губами повторяет, будто заклинание: "Мубаррад, сохрани ее".

-- Я вижу утес! -- раздался голос джейфара. -- Если мы не заберемся на него, окажемся по колено в воде!

-- Хорошо, остановимся там! -- крикнул ему Острон и пришпорил коня. Бег лошадей тем временем понемногу замедлялся: копыта вязли в грязи. На их счастье, утес, о котором говорил Сунгай, был не слишком далеко. Это была здоровая скала, изъеденная ветрами, она стояла на каменистом плато, на которое люди завели лошадей. Ветер становился все сильнее и сильнее, и ливень пронзал их стрелами воды; оставшись без наездников, лошади большей частью улеглись на камень. Кто-то из людей устроился рядом с животными, Халика бережно сняли с коня и уложили на чей-то бурнус под прикрытием нависающей скалы. Он так и не приходил в себя; Лейла осторожно распорола мокрую рубаху, с помощью Хансы подняла кольчугу. Острон еле поборол желание зажмуриться: на животе Халика была ужасная рана, хлюпавшая кровью.

-- Ассаханы среди вас есть? -- крикнул Сунгай, обводя взглядом уцелевших людей. Один из них поднялся на ноги, подошел к ним.

-- Я ассахан, -- сказал он хмуро. -- Кое-что смыслю во врачевании. Это ведь тебе было нужно?

Сунгай молча кивнул в сторону великана. Острон опустился на колени возле темноволосой головы Халика; рядом с ним села Лейла, мягко положила ладонь на его плечо. Ассахан склонился над слугой Мубаррада, и его лицо потемнело.

-- Он не жилец, -- сказал он, выпрямляясь. -- Я ничего не могу сделать, прости. Раны, нанесенные в живот, вообще обычно смертельные... а это... именем Ансари, я не хочу даже знать, что за тварь сделала это .

Веки Халика еле заметно дрогнули. Острон резко нагнулся над ним.

-- Халик?

-- Я же... говорил... -- прошептал слуга Мубаррада. -- Глупый... мальчишка.

Сунгай сделал знак; ассахан, вздохнув, пошел прочь. Острон, чувствуя, как что-то болезненно сжимается внутри, не сводил взгляда с бледного лица Халика.

-- Я знал... -- говорить тому было трудно, но он из последних сил выдавливал слова одно за другим. -- Что умру. Я... молю Мубаррада... о том, чтобы... он даровал тебе... удачу, Острон... На моих плечах... лежала большая ответственность. На твоих... еще больше... неси ее... с честью.

-- Я не опозорю ни тебя, ни чести своего племени, -- тихо отозвался Острон.

-- И всегда помни, -- уголки губ Халика чуть приподнялись. -- Люди умирают... и будут умирать... но мы умираем... здесь и сейчас... для того, чтобы завтра взошло солнце... и наши дети могли ничего не бояться.

Он вздохнул, и его большая ладонь медленно соскользнула с груди.

Острон замер.

Вокруг бушевала стихия, но как-то уже не так... небо больше не ярилось, выплескивая на Саид свою ненависть.

Небо плакало.

Чья-то теплая рука вновь коснулась его плеча. Острон продолжал смотреть на лицо Халика, где каждая черточка была ему так хорошо знакома, и... но чего-то в этом лице уже не хватало до прежнего Халика.

Хоть он и улыбался.

-- Ливень стихает, -- еле слышно за спиной Острона произнес Сунгай. -- Как только он закончится... я пошлю Хамсин и других птиц на разведку. Долго здесь оставаться мы не можем.

Острон молчал. Колени его упирались в холодный мокрый камень. С волос что-то капало; текло по лбу, щекам, подбородку и капало. Теплая ладонь по-прежнему лежала на его плече, но он не осознавал этого.

-- Надо... похоронить его, -- негромко сказал Ханса. Кто-то шикнул на него; но мальчишка упрямо добавил: -- Не оставлять же... так.

Острон медленно поднялся на ноги. Постоял, опустив голову.

-- Ханса прав, -- глухо произнес он.

Они молча смотрели, как он обернулся, наклонился за валявшимися на камне ятаганами Халика. Ливень окончательно стих, и пустыня настороженно замолкла, вся вымокшая, грязная, напуганная. Ладонь Острона скользнула по одному из клинков; ничего не говоря, он пристроил его на своем поясе, с другой стороны от ятагана Абу.

-- Помогите мне... кто-нибудь, -- попросил он. Ханса, Улла и Сунгай послушно подошли к Халику. Они бережно подняли его и вынесли на открытое место; камень искрился от влаги, но все знали, что вода Острону не помеха.

Он положил второй ятаган на грудь Халика и мягко накрыл ушастую рукоять безвольными ладонями здоровяка. Выпрямился. Люди с почтением разошлись, освободив место вокруг; какая-то лошадь напуганно заржала, но Сунгай сделал короткий жест, и у скалы снова воцарилась тишина.

Острон закрыл глаза и поднял голову, обратив лицо к серому небу.

Вспыхнул огонь.

Фарсанг тринадцатый

Небо немного расчистилось, но тучи никуда не ушли, лишь затаились в складках синеватого бархата, готовые в любую секунду снова разразиться дождем. Пустыня настороженно молчала.

Молчали люди, собравшиеся на каменистом плато, окруженном грязью. Переступали с ноги на ногу, оглядывались; ждали приказа. Тихо стояли лошади, иногда потряхивая головами. Единственная девушка в отряде, Лейла, задумчиво поправляла подпругу у своего коня. Рядом с ней стоял однорукий китаб, чудом переживший Хафиру, бегство из падшего города -- и снова бегство из падшего города. Рог, раньше висевший на его поясе, раскололся и был потерян, но за кушаком Басира был заткнут ятаган. Отчасти он выжил именно потому, что был одноруким: никто из врагов не брал его всерьез, а окружающие его стражи Эль Хайрана часто прикрывали его. Басир не боялся смерти и шел вперед, гордый тем, что сам Халик держал его при себе, стремился не отстать от генерала ни на шаг.