Людмила Минич - Жемчужина из логова Дракона[VolgoDon конвертируется в fb2]

— Эй, полегче, — она непонятно усмехнулась, как тень мелькнула. — Это всего лишь гадалка. Ты ведь гадалкам не веришь? Зачем же тебе знать, что она сказала?

— Я хочу знать, в какую ерунду веришь ты, — Илча вновь терпеливо вступил в ее игру.

— А я не хочу говорить.

— Проклятье, ты только что сказала, что это последний раз! Танит!

— Пусти, ты расплещешь вино, — казалось, все внимание женщины поглотили неловкие попытки освободить свои локти.

Он отшвырнул чашу в угол.

— Теперь ты можешь говорить?

— Нет.

— Почему, укуси тебя змея?

— Есть вещи…

Будто она нисколько не обеспокоена скорой разлукой, уж скорее возбуждена, — вон как глаза блестят.

— Да скажешь ты, наконец, женщина!

Должно быть, она решила, что достаточно его помучила.

— Есть вещи, что сбываются, если про них рассказать.

Уже легче.

— Глупость! — уверенно бросил Илча.

— Ну, если так, то о чем тогда разговор? — Танит вновь отступила, и он пошел следом, как привязанный.

— Я ни разу не видел, как сбываются глупые предсказания!

— А мне вот пришлось, — она закуталась в покрывало, что прежде почти ничего не скрывало. Точно вокруг стало зябко. — Я раньше не говорила… Иберия предсказала смерть моего мужа. День в день. И не только это. Я верю ей.

— Чепуха! Он же… ты же сама говорила, как он с полгода от недуга маялся! И все хуже! Тут каждый что угодно напророчит.

— А умер, подавившись рыбьей костью. В разгаре весны, точно в серединный день Восточного Дракона. Она так и сказала: когда Дракон наберет полную силу, то схватит его за горло. Вот я и ждала, дождаться не могла.

Да, не жаловала она своего супруга… но речь–то не о том.

— Мало ли что бывает…

— А ты не верь, — легко согласилась Танит, воспоминания о прошлом не надолго ее смутили. — Но я — другое дело. Мне не запретишь. И если суждено расстаться… то лучше уж сразу. Чего ожидать понапрасну? Я и так всю жизнь прождала. Ты–то свою удачу поймал.

И не понять чего она усмехается. Чтобы горечь скрыть? Или правда ничуть из–за того не горюет?

— А для кого я старался? — опешил Илча. — Не для тебя ли?

— Хм… — принялась она похаживать кругами, потирая хорошенький лобик. — А не ты ли сказал, что добьешься всего, чего захочешь? Причем тут я? Ну да, это я свела тебя со Сканией. И ты мне обязан. Но что с того, когда дело сделано?

— Пока что еще не сделано, — он еле сдерживался. Безумно хотелось чего–нибудь. То ли руки стиснуть до боли, чтобы вскрикнула, то ли вовсе наброситься. — И разве не ты мне все уши прожужжала своей Сканией да ее папашей? Разве не ты все это задумала? Думаешь, мне это очень по нраву пришлось? Да мне с самого начала противно было! И сейчас тоже! Думаешь, я бы сам не добился, чего мне надо? Это ты все: «скорее» да «вернее»! А теперь поворачивать поздно! Так что сиди тихо да жди, пока дело сделается.

— Да, я задумала, и очень ловко, — она нисколько не обиделась, все поблескивала глазками, словно и не злила его только что. — Но жизнь, она такая… по–разному случиться может. Вот мне и смутно, и на сердце тяжело. И думается… про всякое разное.

— Но ты не сбежишь от меня? — попытался поймать ее Илча, но схватил лишь легкую ткань, сама же птичка вывернулась. — Пока я там со Сканией?

— А ты сам? Вот поживешь со Сканией, она хорошенькая… Потом привыкнешь, к папаше ее присмотришься, к делу его намертво прилипнешь. А я все ждать буду… понапрасну. Зачем?

— Это что, Иберия сказала?

— Нет, она кое–что другое сказала. Вокруг столько темного, неясного…

Эта женщина снова дразнила. И снова манила. И Илча пошел за ней. Время–то есть еще, маловато, но есть.

— И что ж ты хочешь прояснить?

— Судьбу…

— Чью…

— Твою! Вдруг она с моей не сходится…

— Чего ты хочешь? От меня? — задыхался Илча.

— Хочу узнать наверняка. Это можно… — шептала она на ухо, — прямо сегодня можно…

— И успокоишься на том?

— Если успокоишь…

Слова уже давались с трудом. Он отмахнулся от них.

— Обязательно.

— Ты обещал…

— Обещал.

— Ты обещал!

Илча даже не успел как следует насладиться в последний раз. И теперь поспешно собирался, путаясь в завязках. Отец Скании не любит ждать, забери его двар.

— Ты не забыл?

— Так чего же ты хочешь?

— Приходи вечером! Стихотворца послушать. Говорят, что он будет представлять в общей зале, у господина Тринна, и он…

— Что? — Илча так и застыл с поднятой рукой. — Ты опять за свое?

— Я же не прошу тебя идти вместе со мной. Я буду там не одна, — Танит невозмутимо поправила прядь, тогда как у Илчи сжались кулаки, — так что нас никто ни в чем не заподозрит. Однако приходи пораньше. И сядь неподалеку. Или встань — уж не знаю, как получится.

— И зачем это? — подозрительно бросил он.

Илча не знал, чему противится больше. Как же неохота туда тащиться! А если он не пойдет к этому Тринну, то не увидит, с кем явится Танит. Вот как ловко. Ладно, все равно из него обещание вытянула.

— Говорят, он силой наделен… особой… — женщина запнулась.

Илча пожал плечами.

— Чепуха все это. Человек как человек. Хоть и даровитый, слов нет.

— У тебя все чепуха. Да еще ерунда. Чуть что — так и сыплешь, нет чтобы узнать, как там на самом деле.

Да, он много чего не знает. Но уж это он знает наверняка. Илча схватился за плащ.

— Я ухожу, Танит, времени совсем не осталось. И если хочешь, чтобы было по–твоему, говори быстрее.

— Ты обещал.

— Да говори же, женщина!

— Огонь прошлого…

— Что? — Илча уронил свою шляпу.

— А ты говоришь, Иберия не знает ничегошеньки… — Она усмехнулась, сразу приметив его растерянность. — Твою судьбу изменит слово. Все сгорит в огне прошлого. И это случится очень скоро, может быть, даже сегодня.

— А причем тут заезжий стихотворец и вся эта толкотня вечерняя? — выдавил Илча.

Затея не нравилась ему все больше.

— Кости указали на него. Это слово принесет чародей, и ты должен услышать. Чтобы не упустить.

— Да сколько ж повторять: не чародей он никакой! И слова его не чародейские.

— А другие говорят иначе. И слова его часто сбываются! Просто так не скажут! — неизвестно отчего заволновалась женщина.

— Я тебе говорю: не чародей он!

— На него указали кости!

— Он не чародей! — процедил Илча сквозь зубы, зная, что ничего не изменит и что придется тащиться к этому самому господину Тринну и глазеть на того, с кем меньше всего хотелось повстречаться.

— Ну, хватит! Ты обещал и пойдешь туда! Или все это пустое? И все твои обещания ничего не стоят?

У Танит даже ноздри затрепетали. Вскочила, глазами сверкает. И что в том для нее?

И тут до Илчи дошло, почему эта женщина выбрала его. Наверняка Иберия нашептала, забери ее двар! Иберия ей что–то нагадала. Каждый раз, как Танит к ней сходит, она травою перед Илчей стелется. Столько заботы, что утонуть можно. Точно, он давно приметил. И глаза у нее каждый раз так и сверкают. Гадалка что–то там ему напророчила, какую–то судьбу особенную, которая очень по вкусу этой зеленоглазой рохши. Вон как рвется. А он–то думал… Молод, да собой ничего, да умен еще, и все?