Джордж Липперт - Джеймс Поттер и проклятие Привратника

– Глупо верить всему, что слышишь, – прямо за его спиной раздался голос. Джеймс обернулся и взглянул на мужчину с бледной кожей и резкими чертами лица. Рядом с ним стояла темноволосая женщина.

Мужчина натянуто улыбался.

– Простите, что прерываю вас. Хотел уточнить, тот ли это дом, однако подтверждение стоит прямо передо мной. Смею предположить, что разговариваю с мистером Джеймсом Поттером, так?

Джеймс кивнул и стал разглядывать мужчину и темноволосую женщину: их красота была какой–то холодной, одеты они были в черное, но со вкусом. Внезапно Джеймс подумал, что будь здесь Зейн, его американский друг, он обязательно бы сказал, как смело с их стороны выходить на улицу днем или как здорово они уложили волосы, не имея возможности увидеть в зеркале свое отражение. Стоит ли говорить, что он был рад отсутствию Зейна.

– Может быть, – продолжал мужчина, – ты будешь так любезен и проводишь меня к твоему папе, Джеймс. Меня зовут...

– Драко?

Джеймс оглянулся: его мама медленно приближалась, глядя на прибывшего со смесью недоверия и осторожности.

– Джинни, – произнес мужчина. Последовала длинная, неловкая пауза наконец заговорила темноволосая женщина.

– Мы очень сожалеем о вашей потере, миссис Поттер, – она попыталась улыбнуться, но вышло довольно натянуто.

– Гарри знает, что вы... – Джинни по–прежнему смотрела на мужчину.

– Думаю, да, – Драко чуть приподнял голову, глядя мимо Джинни.

Гарри встал рядом с женой и смерил взглядом бледного мужчину.

– Рад тебя видеть, Драко.

Драко медленно кивнул, стараясь не смотреть Гарри в глаза.

– Да, прошло много времени. Услышав о кончине мистера Уизли, я решил, что будет... уместно... выразить наши соболезнования.

Джеймс наконец узнал бледного человека, хотя прежде никогда не встречал его лично. Он сравнил взрослого мужчину с фотографиями молодого Драко Малфоя. Глаза остались прежними, также как и зачесанные назад светлые волосы. Осталась и презрительная усмешка, совсем как на старых фото, но Джеймс заметил, что в ней больше не было язвительности или хотя бы осознанности. Драко так долго демонстрировал ее, что она стала частью его внешности.

Гарри длительное время изучал Драко, а после улыбнулся. Джеймс узнал вежливую улыбку отца.

– Спасибо, Драко. Мы с Джинни ценим это. Правда. А это, должно быть, твоя жена?

Драко обнял женщину за талию.

– Конечно, прошу меня простить. Это Астория.

Гарри поклонился, а Джинни пожала ей руку.

Оживившись, Джинни предложила:

– Может, пройдете в дом, чтобы чего–нибудь выпить?

Астория слегка повернулась к Драко, приподнимая брови.

– Я бы не отказался, что бы они ни предложили, – Драко посмотрел на Джеймса, криво улыбаясь. – Спасибо, дорогая.

Джинни шла впереди между столиками, Астория последовала за ней, оглянувшись на Гарри и Драко.

– Как идут дела в Гринготтсе, Драко? – Гарри и не собирался приглашать мужчину к остальным гостям, собравшимся у дома. – Понимаю, люди практически не имеют власти в банке, но все же ты – вице–председатель или что–то в этом роде, как я слышал. В школе мы бы здорово повеселились, скажи кто–нибудь нам, что ты станешь важной шишкой в волшебном банке Англии.

– Тогда, в школе, – спокойно ответил Драко, все еще не глядя на Гарри, – мы бы отлично повеселились, скажи кто–нибудь нам, что, оказавшись вместе в одном дворе, мы не направим друг на друга палочки.

Улыбка исчезла с лица Гарри.

– Да, – сказал он негромко. – Что есть, то есть.

Повисла долгая пауза. Джеймс слышал приглушенную болтовню около дома и щебетание птиц в саду. Он взглянул на Роуз, которая с интересом наблюдала за этой сценой. Она ежеминутно поднимала брови и качала головой.

– Знаешь, – невесело рассмеялся Драко, изменив тон, – по правде говоря, это не единственное в моей жизни, что не отвечает моим школьным ожиданиям.

Улыбка полностью исчезла с лица Гарри. Он стоял и смотрел на бледного мужчину, в его глазах нельзя было ничего прочесть.

– Взрослея, мы все чему–то учимся, – продолжал Драко. – И лишь изредка нам хватает смелости усомниться в этом. Мы вырастаем, чтобы принять тот облик, который наметила для нас семья. Тяжесть верований многих поколений давит на нас, формируя нашу личность по своему подобию. И, в большинстве случаев, это хорошо, – Драко наконец смотрел Гарри в глаза, и впервые за время посещения, ухмылка исчезла с его лица. – В большинстве случаев, это хорошо, Гарри. Но иногда мы взрослеем, время идет, и многие, многие годы спустя появляется шанс отказаться от устойчивых убеждений, и тогда ты оглядываешься назад. И начинаешь сомневаться.

Джеймс перевел взгляд с Драко на отца. Лицо отца оставалось бесстрастным. После долгой паузы Гарри оглянулся на дом и вздохнул.

– Слушай, Драко, что бы ты ни собирался сказать и что, по–твоему, ни должно произойти...

Драко покачал головой.

– Ничего не должно произойти. Я пришел сюда не для того, чтобы просить у тебя прощения, Гарри. Я пришел выразить соболезнования тебе и твоей семье. Несмотря на твои ожидания, мне известно, что Артур Уизли был сильным человеком. И благородным. Мой отец не согласился бы со мной, но, как я уже заметил, мы взрослеем. Кто–то, оглядываясь назад, сомневается.

Гарри слегка кивнул.

– Спасибо, Драко.

Драко подошел на шаг ближе к Гарри.

– Есть еще одна причина, почему я приехал. Думаю, я должен тебе в этом признаться. Я пришел, чтобы кое–что себе доказать.

Гарри не моргал.

– Что именно?

Не отводя глаз, Драко чуть улыбнулся:

– Хотел доказать себе, что смогу прийти и поговорить с тобой. И, что важнее, ты меня выслушаешь.

Драко протянул правую руку. Гарри, не глядя, медленно пожал ее. Зная историю этих двух людей, Джеймс с трудом мог поверить в увиденное. Это нельзя было назвать слезами примирения, и у Джеймса сложилось впечатление, что Драко никогда бы так не поступил, если бы кто–то из его близких мог видеть эту сцену. И все же, это было удивительно. Рукопожатие закончилось через мгновение, а через 5 минут Драко и Астория уехали на своей очень большой и очень, очень черной машине. Однако само рукопожатие, одновременно смелое и уязвимое, непрочное, как мыльный пузырь, надолго застряло в памяти у Джеймса.

Большинство ближайших родственников на ночь остались в «Норе». Джеймсу было грустно при мысли, что, возможно, вся семья в последний раз собралась в старом доме. Несмотря на вечернюю суматоху, комнаты заполнило ощущение утраты и холода. Как будто все мысленно надели чехлы на мебель, сняли картины и упаковали посуду. Это вызвало в Джеймсе смутный, безотчетный гнев. Мало того, что дедушка умер – теперь, казалось, умирает и «Нора». В этом не было ничего нормального.