Екатерина Шашкова - Тропы Междумирья

— А это как? — удвилась Катриона.

Я заинтересованно подобралась поближе.

Со всей этой беготнёй у меня совершенно вылетело из головы, что Варвара была не человеком, а перевёртышем — ниекки. По крайней мере, в прошлом своём теле. А правнучка, значит, в неё удалась. И сейчас представится редкая возможность посмотреть на настоящее превращение! Или узнать хоть что‑нибудь из тех внутренних тайн, которые ниекки так ревностно охраняют.

Но мечтам моим не суждено было сбыться. Тайны Варвара раскрывать не спешила. Только нахмурилась:

— О, так ты не в курсе? Узнаю Муськины методы воспитания! Ладно, котёнок, тогда ничего пока что не делай и держись поближе ко мне.

— Лучше я буду держаться поближе к ней, — Катриона кивнула на меня. — Мне так спокойнее. А можно спросить?

— Валяй! — разрешила ведьма.

— Вы действительно моя прабабушка? Тогда почему я — ведьма, а остальные мои родственники — нет. И почему я о вас узнала только вчера, да и то случайно? Вы не хотели, чтоб я с вами общалась?

— Я всегда хотела с тобой пообщаться, котёнок. Но сначала ты была слишком маленькая, а потом я — слишком мёртвая. Но ты всегда была под присмотром Муськи. Или как её в этот раз зовут?

— Багира.

— Да, тоже неплохо. А что касается твоих родственников: они и сами ничего не знали. Они не маги, и давным — давно забыли о своём происхождении. У ниекки магическую силу наследуют только женщины, мужчины лишь передают ген дальше, да и то не всегда. А если эти мужчины поколение за поколением разжижают кровь, выбирая себе в супруги не соплеменников, а людей, то вероятность твоего появления… хм… Генетику в школе учила? Вот и считай сама, какова вероятность, что ты через столько лет унаследуешь не только магическую силу, но и клановые особенности.

Считать Катриона даже не пыталась, сразу же задала новый вопрос:

— Если мужчины не обладают силой, то почему Олег — колдун?

— Он приёмный. И человек. Ну, как минимум, наполовину.

— Интересно, это моя лучшая половина или худшая? — хмыкнул некромант.

Я наблюдала за их беседой со смесью умиления и завести. Умеют же люди решать семейные вопросы тихо, без истерик, скандалов и трагических воспоминаний о прошлом. Правда, в напряжённом ожидании блошиной атаки. Но почему‑то я была уверена: этот разговор выглядел бы точно так же в любой ситуации — хоть дождливым вечером в креслах перед камином, хоть в лесу у костра, хоть на кухне пятиэтажки за чашкой чая.

Честность — вот что в нём было. Честные ответы на честные вопросы.

А меня всегда окружала ложь. Мои родители притворялись моими родителями, Муллен притворялся посторонним, Аллена вообще кем только в своей жизни не притворялась.

Почему нельзя было просто сказать мне правду? Сразу, с самого начала?

Может быть, тогда мне было бы легче говорить правду самой себе?

И где, чёрт возьми, Флай?!

Кажется, я подумала слишком громко и чётко. Олег и Катриона разом прервали разговор и обернулись ко мне. Девушка обеспокоенно завертела головой, а некромант пожал плечами:

— Извини, меня срубило под утро. Не знаю, куда он мог деться. Может, пошёл куда- нибудь.

— Куда? Со всех сторон эльфы! А Лайс куда смотрел?

— Его ещё до того Верба отозвала поговорить.

Я нашла глазами воительницу. Лайс и сейчас стоял рядом с ней. Более того, они бурно обсуждали, куда лучше бить огнедышащих блох, и как это сделать, если твари всё время в воздухе.

— Вы что, всерьёз собрались с ними сражаться? — удивилась я. — А кто говорил, что не имеет право вмешиваться в битву и влиять на её исход?

Верба посмотрела на меня сверху вниз, как на неразумного ребёнка. Но вокруг так слаженно замолчали, что стало отчётливо понятно — ответ ждут все. Всем нужно знать, не сбежит ли воительница снова.

— Не имею права вмешиваться в конфликты внутри мира, — старательно подбирая слова, пояснила Верба. — Но эти существа пришли не из нашего мира. И если они нападут, я убью столько, сколько смогу. Обещаю.

— Побереги себя, госпожа. Ты же не бессмертная, — добродушно пробасил Тихоня.

Обе ладони у гиганта были перевязаны: я вспомнила, как во время битвы он хватал эльфийские клинки прямо за лезвия и выдёргивал их из рук ошалевших владельцев.

— Столько, сколько смогу! — упрямо повторила женщина. И с вызовом посмотрела в небо.

Видимо, блохи и их наездники восприняли этот жест как призыв к действию. Или им просто надоело бесцельно кружить над лагерем. Рой внезапно рассыпался на три сурово жужжащих стаи: одна устремилась на восток, вторая — на запад. А третья немедленно спикировала на нас.

Дышать огнём они, к счастью, не спешили, но на перевале и без этого сразу стало очень жарко.

Полковник Лайниль Арфеналме проснулся точно на рассвете, за несколько мгновений до того, как к нему в палатку сунулся встревоженный адъютант с известием:

— Господин полковник, там лазутчика поймали!

Арфеналме поморщился.

Что поймали — это, конечно, хорошо.

Но неужели нельзя было разобраться самостоятельно, не привлекая командира? Или хотя бы доложить чуть позже, давая возможность нормально умыться, одеться и собраться с мыслями? А не торопливо плескать в лицо водой, чувствуя затылком взгляд адьютанта.

И отослать этого исполнительного подлизу сложно. Как минимум потому, что имя напрочь вылетело из головы ещё вчера, и вот уже второй день полковник маялся, пытаясь его вспомнить. Спросить напрямую было неловко. Спросить у кого‑либо постороннего — неловко вдвойне.

Разве что у Хэйнара поинтересоваться…

— Сын мой проснулся? — небрежно спросил полковник, когда с умыванием было покончено, и осталось лишь застегнуть все двадцать восемь пуговок на рубашке, включая четыре на каждой манжете.

— Кажется, даже не ложился.

— Кажется — или не ложился?

— Виноват, не уточнил. Если господин полковник позволит, я сейчас же… — заторопился мальчишка.

— Отставить, — велел Арфеналме. — Он ел?

— Нет.

— Что‑нибудь говорил?

— Нет.

— Обижается, значит.

Это не было вопросом, отвечать не требовалось, но адьютант всё равно торопливо закивал. На всякий случай.

Хороший мальчишка, бойкий. Далеко пойдёт.

Хэйнар таким бойким не был. Даже сейчас, сидя под стражей, он не спорил, не оправдывался, не доказывал свою правоту. Просто дулся на весь белый свет, и в первую очередь — на отца. Дулся молча, неумело и бестолково. И, наверняка, планировал очередной побег.

Сам Арфеналме на его месте точно планировал бы.

С другой стороны, сам Арфеналме не брезговал бы едой. На сытый желудок бунтовать гораздо удобнее.

Есть, к слову, хотелось очень. С ужином накануне не сложилось, потому что полковнику основательно подпортили аппетит усталость и злость на Дамировских вояк. Он, признаться, был уверен, что перевал эльфийское войско возьмёт сходу, не затратив на это ни сил, ни времени. Но проклятые человеки сопротивлялись, как безумные, разве что зубами нападавших не рвали. Да ещё и магов себе где‑то на подмогу раздобыли, причём неслабых.