Екатерина Шашкова - Тропы Междумирья

Прятаться за спиной Муллена смысла уже не было. Да он и сам вытолкал меня вперёд и гордо провозгласил:

— Представляю тебе мою племянницу, Марготту, княжну айр Муллен. Выпускница Таинской академии. Внедрилась в эльфийский отряд, чтобы разведать обстановку в Ородриве. Приносит свои искренние извинения за то, что не могла препятствовать проходу эльфов через перевал, но того требовали обстоятельства.

— Врёш — ш — шь, — немедленно среагировал Дамир, впиваясь в меня взглядом.

Я отшатнулась. Сложно не отшатнуться, когда на тебя шипит человек, который эльфов не выносит. А вдруг откусит что‑нибудь?

Но дальше Дамир повёл себя вполне адекватно. Поизучал меня ещё немного, затем перевёл взгляд на Хозаина и уже нормальным голосом, без шипения, повторил:

— Врёшь ты всё, Муллен. Не племянница.

— Ладно, поймал, — покорно признал Хозяин. И, как мне показалось, слегка смутился. — Дочка. Только не говори никому.

Особого смысла в этой просьбе я не видела. Большинство обитателей барака давно проснулись, разбуженные нашим разговором. Одни, убедившись, что никто чужой на их территорию не проник, тут же попытались заснуть обратно. Другие с любопытством разглядывали Муллена и меня. Самое странное, что я не замечала в их взглядах откровенной неприязни, хотя некоторые лица были знакомые. Вот те трое нападали на меня с мечами. А тот огромный мужик швырнул в меня бочку.

Я прекрасно помнила боль от удара и падение со стены, но не могла заставить себя сердиться на этого человека. Он выполнял свою работу, охранял перевал. Видимо, вояки, глядя на меня, думали о том же самом. Фраза 'внедрилась в эльфийский отряд' многое объясняла. В конце концов, главная обязанность разведчика — не вызывать подозрений.

Но мне всё равно было стыдно перед местными.

Хозяину тоже. Но за то, что пришлось так внезапно признать наше с ним родство.

— Другое дело, — самодовольно хмыкнул Дамир. — Ещё раз соврёшь — пожалеешь. А теперь выкладывай, за какими бесами припёрся посреди ночи, да ещё эту сдыхоть эльфячью притащил? И не тушуйся ты так, тут все свои. У меня от них тайн нет.

И Муллен рассказал. Всё, по пунктам и без утайки. Про мой плен и мою же магию, про тайные эльфийские тропы и наши пробелы в обороне, про высокую вероятность нападения…

Судя по всему, врать Дамиру было бесполезно. То ли врождённое чутьё у него было на это дело, то ли с годами натренировался, но мужик смело мог работать детектором лжи.

Как позже объяснил Хозяин — именно за это его на перевал и выслали. Чтоб не портил жизнь вышестоящим чинам своей прямотой и принципиальностью. А нелюбовь к эльфам — это так, лишний повод.

Зато к магии Дамир относился неожиданно спокойно. Не пугался, не морщился, не пытался тайком перекреститься. Я не удержалась и пощупала осторожно его ауру. И даже не удивилась, почувствовав лёгкий отклик. Нет, магом хозяин перевала не был, но определённым потенциалом обладал. Может, от какой‑нибудь пробабки толика силы перепала, кто знает. Видимо, и умение распознавать ложь — оттуда же.

Пока я размышляла, мужчины перебрались к карте. Увлечённо тыкали в неё пальцами, обсуждали маршруты передвижения войск и особенности фортификации, продумывали план обороны. Те из солдат, что решили не засыпать обратно, подобрались поближе, чтоб ничего не упустить. Я слушала вполуха, потому что большую часть всего этого мы с Хозяином успели обговорить ещё по пути.

— Скукотища! — авторитетно заявил чемпион перевала по метанию бочек и, поманив меня за собой, вышел за дверь.

Признаться, я этого гиганта слегка побаивалась. Вдруг решит довершить начатое и утопит меня в той же бочке. Или в какой‑нибудь другой. Всё‑таки эльфы в ту ночь троих его сослуживцев убили.

Я на всякий случай покосилась на Муллена, но тот, увлечённый разговором, и не думал меня останавливать. В итоге победили любопытство и жажда свежего воздуха. Всё‑таки два десятка немытых и не слишком трезвых мужиков, собранных в одном помещении — это не самый лучший источник кислорода.

А на улице было хорошо: лёгкий ветерок шевелил ветки невысоких местных деревьев и приносил долгожданную прохладу. Небо на востоке уже начало светлеть, и можно было без труда разглядеть вдали очертания замка.

— Нермор, — подтвердил гигант мои мысли. Он ждал меня у дверей.

Караульные покосились на меня с интересом, но так ни о чём и не спросили. Наверное, кто‑то уже успел ввести их в курс дела: кто я, откуда взялась и что здесь делаю. Или сами подслушали.

— Они там, небось, спят и в ус не дуют, — гигант всё ещё говорил про замок. — И едят нормально. А нам присылают то, что осталось. Несёшь, значит, службу, торчишь тут денно и нощно, как пробка в ж… в бутылке… А тебя не ценят. Ох, не ценят.

— Сайон айр Нермор — хороший человек, — заступилась я за отца Флая. — Если вы ему скажите, что у вас с едой проблемы, то он обязательно разберётся.

— Хороший‑то он, может, и хороший. Но где он — и где мы. Он же тут годами не появляется, всё в делах, в заботах. Вот отец твой — он мужик стоящий. Никому не доверяет, всё сам делает. За это наш его и ценит. Другого уже прирезал бы за ту побудку, что вы тут устроили.

— Извините, — потупилась я.

На самом деле стыдно мне не было. Подумаешь: зашли, разбудили. Хотя профессиональная гордость охранников с перевала, наверное, от этого пострадала весьма существенно.

— Да ладно, чего уж теперь. Я чего тебя позвал‑то… Сам ведь извиниться хотел. Я ж не знал, что ты наша, да ещё и из академии. Не сильно зашиб тогда, бочкой‑то?

— Неа, — ответила я, машинально потирая затылок.

— Врёш — ш — шь! — зашипел мужик, явно передразнивая своего командира. — Ну не сердись, а! Вот видят боги, мне потом так стыдно было. Думал уже: убил мальчонку, а ему бы ещё жить да жить. Потом вроде как понял, что не убил… Не обижайся, княжна, но уж больно ты на парня смахиваешь, особенно если издалека да спросонья, немудрено и передумать. Тебе годочков‑то сколько?

— Восемнадцать.

— Вот и я говорю, жить да жить. Веришь, нет, но детей бить — нехорошо это. Пусть и эльфовских. Простишь, а?

— Да чего прощать‑то… Я и не сердилась. Работа такая, понятно же.

— Ну и слава богам, — обрадовался здоровяк.

— Не богам, а богу, — педантично поправил один из караульных. — Хоть при княжне бы постеснялся.

— А чего мне стесняться! Я своей веры не стыжусь.

— Поэтому тут и торчишь десятый год.

— Поэтому и торчу, — охотно и даже как будто радостно согласился солдат. — Лучше тут, но живым, чем в столице, но жареным. Скажи‑ка, княжна, как у вас там? Жгут ещё нашего брата — язычника?

— Не знаю, — созналась я. — Я три года в Таине проторчала. Там не жгли вроде бы. А вы правда в прежних богов верите?