Юрий Циммерман - Серебро далёкого Севера [СИ]

— Поразительное зрелище, не правда ли, учитель? — сказал тот из мужчин, что был помоложе.

— Да, Нгуен, ты прав: картина поистине непревзойденная в своей красоте и достойная кисти великого живописца. Я ведь долгую жизнь прожил, не раскрою большого секрета твоему сиятельству! — На этих словах старик лукаво рассмеялся, но потом неторопливо продолжил свою мысль. — Многое на своем веку повидал. Поначалу постигал высшую мудрость магических искусств, ну а потом, после известных событий и возвращения в Чжэн-Го, оказался на какое-то приобщён и к сокровенным храмовым тайнам… Но есть все-таки некое непостижимое, высшее значение в этом нисходящем с небес огненном потоке, в том пиршестве звездопада, что приходит к нам с завидной регулярностью в конце всякой осени. Сокровенный знак мироздания, смысл которого так и не смогли доныне постичь ни высшие маги, ни жрецы обоих богов…

Пожилой собеседник Нгуена на какое-то время остановился, пережидая усталость и одышку: в своем нынешнем, весьма почтенном возрасте он был уже не настолько прыток, как в былые годы — лет эдак пятьдесят тому назад — чтобы резво скакать в темноте между камнями сада.

— А ты знаешь, малыш…

Посметь назвать «малышом» его сиятельство Нгуена Эффенди, несменяемого члена Конклава и верховного мага Государства Чжэн-го?! Со стороны любого другого смертного это было бы неслыханной наглостью. Но мастер Шуа-Фэнь мог себе такое позволить — не столько даже по праву старшего, скольку по праву учителя. Ибо когда-то, в давнем прошлом, именно он вкладывал азы волшебствования в не по годам светлую голову юного студента Нгуена.

— А ты знаешь, малыш, в Шахваре бытует изумительная в своем изяществе легенда о происхождении этого огненного дождя. Типично шахварская, кстати, по вычурности и пристрастию к деталям, и если бы я взялся сейчас пересказывать ее тебе полностью, то не закончил бы и к завтрашнему утру. А нас с тобой ожидает ведь еще и долгий серьезный разговор… Ради которого я, собственно, и попросил тебя навестить в Дьеме своего давешнего наставника. Весьма настоятельно попросил, не правда ли? Но — всему свое время, а пока вкратце позабавлю тебя старой сказкой на шахварский лад.

И старик снова неторопливо двинулся в ночь по садовой дорожке, почтительно сопровождаемый верховным магом.

— Я весь внимание, Учитель.

— Так вот, слушай. Правление падишаха Семпая Четвертого, если ты помнишь, было отмечено сильнейшей смутой и кровопролитной междоусобицей. И старшему сыну правителя так и не суждено было стать Семпаем Пятым — он пал на поле брани, усмиряя очередную мятежную провинцию… султанат Фах'ваттих, если не ошибаюсь. А на престол взошел уже следующий по старшинству сын властителя — Сураджай.

Старик вздохнул, с печалью признавая, что век правителей и их наследников зачастую оказывается очень короток. Причем вовсе не в силу естественных причин, но исключительно посредством яда или клинка старательных «доброжелателей».

— Но это пока еще была только история. Легенда же начинается на небесах, а если точнее — на Высшем Небесном уровне, куда по знатности рода и по доблести ратных свершений был вознесен в посмертии последний Семпай. Тут я должен заметить, что еще при жизни он был помолвлен с одной из наших чжэнских принцесс, Тао Инь Сиа. Прискорбно, но о ней уже мало кто помнит у нас в Государстве, разве что пара книжных червей в императорской библиотеке да какой-нибудь особо прилежный архивариус при Министерстве Двора.

На этих словах Шуа-Фэнь снова печально вздохнул.

— Так вот, легенда гласит, что младший Семпай сумел уговорить одну из небесных дев — тех гурий, что скрашивают посмертие достойным героям и мудрым правителям… Он сумел упросить эту гурию ненадолго спуститься к нам в Срединный Круг Земель, чтобы передать от него посмертное пожелание счастья и процветания своей невесте и несостоявшейся супруге. А также и свои глубочайшие извинения за то, что нелепое недоразумение — смерть на поле брани при исполнении долга вассала перед своим отцом и сюзереном — помешало ему составить судьбу Ее Высочества.

— Принцесса же Сиа, если следовать нашему эстетическому канону, особенной красавицей никогда не считалась, но отличалась скорее внешностью незаурядной и необычной. Главными достоинствами ее были, насколько можно судить по нескольким сохранившимся портретам, вовсе не тонкая талия, не пышная грудь и даже не изящные миниатюрные ступни — но пронзительные черные глаза и высокий лоб, выдававшие недюжинный ум. Я абсолютно уверен: повернись судьба по-другому — и принцесса стала бы не очередной звездой падишахского гарема, но яркой и успешной соправительницей при своем венценосном супруге. Увы, волею богов этому не суждено было случиться, и летописи ничего не сообщают о ее дальнейшей судьбе.

— Согласно же шахварскому сказанию, эта небесная посланница, гурия, оказалась настолько очарована умом и обхождением ее высочества, что немедленно воспылала плотской страстью. А уж силу страсти и вожделения Высшей Сущности во всем их величии нам, смертным, постичь не дано. Равно как и не дано противостоять им, впрочем. Не решусь судить, к счастью не дано или же, напротив, к сожалению, но — не дано. И принцесса Инь Сиа была стремительно ввержена в пучину бурной связи с небожительницей.

При этих словах старик Шуа цинично и понимающе усмехнулся.

— Кстати, стоит только подмигнуть сегодня хозяину любой книжной лавки в Шахваре, и он, почтительно препроводив тебя в заднюю комнату, предложит на выбор целый ворох соромных листов. Среди которых непременно сыщется и подробный рассказ о тех непотребных утехах, коим предавались небесная дева со своей возлюбленной, чжэнской принцессой. А за отдельную плату — так еще и с цветными картинками, исполненными похотливым карандашом какого-нибудь местного художника.

— Но, если вернуться к преданию, страсть эта оказалась настолько разрушительной и безрассудной с обеих сторон, что вызвала нестроение и неудовольствие не только в нашем государстве, но и на небесах. И тогда волей Его Императорского Величества безумствующую от вожделения принцессу удалили от двора и сослали на один из маленьких островов архипелага Сючжеэнь, где она и коротала в безвестности и забвении все отпущенные ей богами последующие годы, до самой смерти. Мятежная же гурия, по повелению самого Армана, Всевышнего Творца и Создателя, была отозвана и низведена с верхнего небесного круга на нижний, где теперь забавляет и утешает в посмертии удостоившихся этого простолюдинов — крестьян, солдат и мелких торговцев.

Но забыть свою былую избранницу наша небесная дева, имя которой легенда оставляет неназванным, так и не смогла. И теперь она, бессмертная, снова и снова оплакивает принцессу Сиа, с которой ей не дано было соединить свои судьбы ни в Круге Земель, ни на небесах. Милостью же Армана и соизволением Тинктара, безутешным слезам небожительницы в назначенный срок доволяется пересечь границу миров и достигнуть наших земель с тем, чтобы долететь до островов Сючжеэнь, к месту успокоения ее смертной возлюбленной. Эти-то слёзы гурии мы и наблюдаем в обличье тех пылающих звезд, что осыпаются с небес сегодняшней ночью и всякий иной год, в такую же осеннюю пору.