Юрий Соколов - Путь в Обитель Бога

Тут бы им и успокоиться, однако кто-то выдвинул гипотезу, согласно которой на Границах в местах несовпадения природных условий имеет место локальный хроноизгиб, что приводит к четырёхкратному отставанию во времени пущенных по течению предметов. Трое воодушевлённых придурков из первой группы сели в нагруженную припасами лодку и пустились в плаванье. Двадцать пять человек, стоя на берегу, наблюдали, как испытатели пересекли Границу. Автор гипотезы, что примечательно, оказался среди оставшихся. Путешественники, естественно, не появились ни на другой территории, ни на Додхаре, где с той стороны Границы тоже стоял наблюдательный пост. Не было их ни через три месяца, ни через год. Весь этот год умники без остановки ругали теоретика локальных хроноизгибов, а под конец взялись за него всерьёз, выпытывая, откуда он взял своё четырёхкратное отставание. Мало того, что трое их товарищей исчезли, так ещё шестерых умники потеряли в стычках с работорговцами и бандитами, неотрывно сидя у проклятой реки. Генка стыдливо опускал глаза и умолкал, когда я пытался выяснить у него, чем кончилось дело, хотя сам он по молодости лет в бутылочно-лодочной акции участия не принимал, в разборках не участвовал, и вообще не имел тогда права голоса на сходках умников. Но и без того было ясно, что участь теоретика оказалась незавидной. Самое малое, что с ним могли сотворить, так это заколотить в пустой бочке и отправить вслед за бутылками и пропавшими испытателями. Умники, конечно, не фермеры и не трофейщики, но ничто человеческое им не чуждо и нервы тоже не железные.

Когда мы вышли на берег, обнаружилось, что вода в реке здорово упала. Генка отправился резать удилища, так как тех, что были припрятаны с прошлого визита, на двоих оказалось бы маловато. Проверив старые удилища на гибкость, я нашёл их в удовлетворительном состоянии. Потом разделся до пояса, разулся, закатал брюки по колено и умылся в реке, стараясь сильно не плескаться, хотя вся рыба уже всё равно разбежалась отсюда от шума, производимого Жданом в береговых зарослях шагах в сорока от меня. Как ни крути, придётся выждать или поменять место.

Уже собравшись выйти из воды, я на секунду задержался, поймав в ней своё отражение. Чтобы его рассмотреть, мне пришлось нагнуться почти к самой поверхности. Вода была чистой и прозрачной до самого дна, но стоило чуть отстраниться, и она казалась слабым молочным раствором из-за тумана, который тоже отражался в ней. Из этого жиденького текучего молока на меня смотрело насупленное лицо, украшенное священными додхарскими иероглифами. Обычно я вижу себя только когда бреюсь, но в моём походном зеркальце много не разглядишь. На выражение глаз совсем не обращаешь внимания, больше занятый тем, чтобы ненароком не порезаться. Но сейчас я подумал, что такие глаза обычно бывают у диких керберов при неожиданной встрече с ними, когда они ещё не решили, стоит попытаться тебя убить или лучше повернуться и сбежать.

Я разогнулся, вышел на берег и стал обуваться. Проверил, не попала ли вода на пистолет в кобуре на поясе. Винтовка лежала на моём рюкзаке, прикладом в сторону реки, в одном прыжке от места, где я умывался, и мне подумалось, что так я и обречён жить до самой смерти. Когда она придёт? Через десять лет, через пять, через месяц? Завтра? Прямо сейчас меня мог держать на мушке некто, чьё присутствие я не сумел вовремя обнаружить, а в следующую секунду он уже потянет за спусковой крючок, чтобы завладеть моими вещами…

На старой Земле у людей были добрые глаза. Я это помню. Или внимательные. Или весёлые, со смешинкой. Чаще всего — безразличные. Иногда и злые, но ничего похожего на взгляд человека, отражение которого я видел только что в реке.

Мне вдруг захотелось найти корабль Надзирателей не когда-нибудь потом, а немедленно, забрать с фермы Лику и улететь подальше из Нового мира. Туда, где у людей глаза добрые. Или безразличные хотя бы.

От этой мысли мне стало хорошо, в голове сама собой родилась песня. Слов я не слышал, но мелодия оказалась настолько нежной и успокаивающей, что меня потянуло лечь, уснуть и никогда не просыпаться…

Винтовка, которую я держал за цевьё, выпала из разжавшейся ладони и ударила меня прикладом по ноге. Я подхватил её, не давая упасть на землю, откинул крышки оптического прицела и опрометью кинулся туда, где Ждан резал удилища. Ах вы, сукины отродья, ах вы!.. Успеть, только бы успеть, пока его не увели; если уведут, уже не найдёшь; когда найдёшь — будет поздно!.. Парень с настороженным диким взглядом был прав, а мечтательные дураки всегда не правы — именно у них крадут из под носа друзей, задурив им голову сладкими песнями…

Она была там и стояла рядом с Генкой, держа его за руку, — нагая, длинноволосая, чем-то похожая на Лику. Резко затормозив, я вскинул винтовку и прицелился ей в лоб. Русалка уставилась на меня своими глазищами, беззвучно шевеля губами, а потом бросилась наутёк, но так, что Генка оказался между нами.

— Ложись, Генка! — рявкнул я, проклиная себя последними словами. Достаточно было времени для выстрела, пока она стояла рядом с ним, больше чем достаточно!

Подбежав к Ждану, я положил винтовку ему на плечо для пущей надёжности. Он стоял не шевелясь, словно вбитый в землю кол. Русалка, поднимая тучи брызг, бежала по едва покрытой водой отмели к тому месту, где она могла бы нырнуть. Я ещё раз прицелился, и перекрестье чётко расчертило ей спину между лопатками, куда должна была попасть моя пуля. Генка промямлил что-то невнятное, по-прежнему не шевелясь. Полосы тумана, плывущие над рекой, всё надёжнее закрывали от меня цель, скрыли совсем, послышался глухой всплеск и всё стихло.

— Будь оно неладно! — сквозь зубы процедил я, снимая винтовку с Генкиного плеча и закидывая её себе за спину. — Пижон паршивый, мать твою… Позорище на всю жизнь, клянусь Проникновением!

Заглянув в остекленевшие глаза Ждана, я с размаху влепил ему пару оплеух, хотя с большим удовольствием проделал бы эту полезную процедуру над собой, протащил до воды, пнул под коленки и сунул головой в реку, по возможности оставив тело на берегу. Генка выставил вперёд руки, напрягся, раскорячился, но я ещё хорошенько повозил его мордой по песчаному дну, прежде чем отпустил. Вынырнул он почти нормальным и вскочил на ноги, отфыркиваясь и отплёвываясь.

— А?.. Что?.. Где?.. — бессвязно бормотал он, оглядываясь по сторонам.

— Хер на бороде, — сказал я, убирая с его лица прилипшую водоросль. — Героического рубщика удилищ едва не соблазнили при исполнении обязанностей. А я-то думал, что на Старых территориях русалок ещё нет.

Отойдя в сторону, я присел на траву и свернул самокрутку. Курю я редко, но сейчас было самое время. Эх, хорош же фермерский табачок! Некоторые сигареты предпочитают, но все трофейщики курят самокрутки. Во-первых, экономия. Сигареты не так-то легко найти — раздобыть их можно лишь в тех поганых и страшных городских кварталах, которых гнушается само время. И если уж нашёл, то выгоднее продать. А во-вторых, некоторые сорта самосада будут получше, чем старая фабричная дешёвка.