Светлана Середа - Эртан (дилогия)

– Я знаю, где этот красавчик остановился. В гостевом бунгало на берегу. Я к нему сегодня ночью приду…

В пресловутом «бунгало» мы с Вереском уже успели не только побывать, но и оставить там свои немудрёные пожитки. Я навострила уши и украдкой обернулась. На противоположной стороне стола расположилась группа девушек. Двое сидели на лавке спиной к нам, четверо стояли около них полукругом – я опознала давешних поклонниц Вереска. Все четверо преданно смотрели на свою предводительницу – одну из сидящих девчонок, чей затылок с толстой русой косой тоже был вполне узнаваем.

– Проберусь к нему в постель, пока его нет, – деловито продолжала русоволосая, – разденусь. Он вернётся – а я уже готовенькая. Против такого, девки, ни один мужик не устоит, точно говорю!

– Почему это ты, а не я? – с завистью спросила высокая тощая девица лет семнадцати. – Может быть, я ему больше понравлюсь?

– Потому что я первая придумала. К тому же ты, Стаска, плоская, как сушёная вобла. Мужику подержаться не за что. А на меня он глаз положил – я видела.

– Тебе только кажется, Ветка, – низким грудным голосом заметила вторая сидящая девчонка, полненькая брюнетка с двумя косичками. – На самом деле ему никто не нужен, по нему видно. Может, у него есть кто. А может, он просто на мальчиков западает, как Хасти.

Русоволосая презрительно фыркнула, выражая своё отношение к этому заявлению.

– А что ты будешь делать, если он тебя обрюхатит? – рассудительно поинтересовалась брюнетка. – Ему-то что, уедет – и поминай как звали. А тебя батя точно из дома выставит.

– Схожу к бабке Глахе. Впервой, что ли? – легкомысленно отмахнулась Ветка. – Зато, говорят, эльфы по этому делу большие мастера. Вот и проверим, правду говорят или брешут. Если он трахается, так же, как поёт…

На этом моё терпение лопнуло. Я перегнулась через стол и ухватила нахалку за косу, от чего её голова дёрнулась назад и застыла в неестественном положении.

– Только попробуй – обстригу налысо, – ласково пообещала я. – Может, он и мастер по «этому делу», но всяко не вам, соплячкам, об этом судить. Увижу, что кто-нибудь из вас увивается рядом с полуэльфом – пеняйте на себя. Ясно?

Девице, наконец, удалось извернуться и вырвать косу из моей руки. Она открыла рот с явным намерением высказать что-то дерзкое, но оглядела мой недешёвый наряд – вероятно, узнала девушку, которая на короткой ноге с эльфийкой, подругой хозяйки, – и послушно опустила глаза:

– Да, госпожа.

– Тогда свободны.

Девчонки, не заставляя себя долго упрашивать, поспешили прочь, бросая в мою сторону злобные взгляды и возмущённо шушукаясь. Определённо, в высоком социальном положении есть свои плюсы.

– Жёстко, – с насмешливым уважением прокомментировал Женя. – Ревнуешь?

– Ничуть, – не моргнув глазом, соврала я. – Спасаю парня от сексуальной агрессии.

– Ну-ну, – хмыкнул Женька. – Сдаётся мне, немного сексуальной агрессии ему не повредит. Тебе, кстати, тоже.

– Ммм… Это предложение? – заинтересованно спросила я.

Он обнял меня за шею, и на пару секунд – пока его голова медленно наклонялась к моей – я поверила, что он скажет «Да». Разгорячённое хмельными парами воображение уже успело нарисовать соблазнительную картинку. Но Женька, почти касаясь губами уха, проникновенно шепнул:

– Это совет.

Я разочарованно вздохнула. Ну и кто он после этого?

Южная ночь раскинула над побережьем чёрное бархатное покрывало. С моря дул влажный ветер – он не приносил прохлады, но вдыхать его терпкий солёный аромат всё равно было приятно. Волны набегали на песок, облизывали наши босые ноги и с шумом откатывались обратно. Где-то далеко позади, почти за пределом слышимости, продолжалось веселье – после ухода Вереска его место заняли два местных паренька со свирелью и каким-то незатейливым струнным инструментом наподобие балалайки – но здесь, на берегу, только плеск воды да стрёкот цикад нарушали тишину.

Я искоса посмотрела на Вереска. Его лицо было спокойным и почти по-человечески умиротворённым – у эльфов такого не бывает. Интересно, о чём он сейчас думает?

– Женька сказал, сельские жители верят в то, что эльфийские барды могут колдовать при помощи музыки. Знаете, я их понимаю. Я бы тоже хотела так петь… – Я сделала паузу, ожидая ответа, но мой спутник молчал. – Занятная штука эта генетика. Мой папа был гениальным учёным, мама волшебно пела. А на мне природа, похоже, решила капитально выспаться.

– Вы к себе несправедливы, – спокойно заметил Вереск. – Я слышал, как вы поёте…

– Где?!! Я никогда не пою на людях!

– Юлия, у меня очень чувствительный слух, а вы обитаете за стенкой.

– Чёрт, вот позорище, – пробурчала я, чувствуя, как кровь приливает к щекам. – Могли бы предупредить.

– У вас очень приятный голос, – продолжил Вереск, игнорируя моё бормотание. – Но над ним нужно работать. Если хотите, я могу познакомить вас с хорошим преподавателем вокала.

– Да ну, – я безнадёжно махнула рукой. – Толку-то? Мне медведь на ухо наступил.

– Медведь? На ухо? – Вереск остановился и с удивлением уставился на меня. – В каком смысле?

– Ну, это идиома такая. У нас так говорят про людей, у которых нет слуха.

– Забавно. У нас нет такого выражения. Есть противоположное по смыслу – про музыкально одарённых детей говорят «На него лютня упала».

– О, ну в таком случае на вас, наверное, концертный рояль свалился.

– Что такое «рояль»? Должно быть, что-то очень большое?

– Угу. Особенно концертный.

– Я так и подумал. Нет, рояль на меня не падал. А вот лютней по спине доводилось получать, и не раз.

– Страсти какие, – содрогнулась я, живо представив себе эту картинку. – Кто это вас так… любил?

– Отчим. Граф белль Гьерра полагал, что бренчание на лютне недостойно настоящего воина, каким должен быть единственный наследник графства. И только в четырнадцать лет, когда я продемонстрировал блестящие успехи в фехтовании, одолев его в тренировочном поединке, мне было позволено учиться музыке – и то с условием, чтобы он этого не видел и не слышал.

– Да, детство у вас не задалось, – посочувствовала я. – Дедуля пытается угробить, папенька охаживает лютней по хребтине…

– Я не в обиде на отчима, – серьёзно возразил Вереск. – Думаю, он меня по-своему любил. В тот день, когда меня – вернее, то, что от меня осталось, – вытащили из расщелины и врачи развели руками, признавая своё бессилие, я – единственный раз в жизни – видел слёзы в его глазах. Правда, это не помешало ему гонять меня хлыстом вокруг замка, едва я снова начал ходить… Кстати, Юлия, раз уж мы всё равно остановились, как вы смотрите на то, чтобы выпить вина? – он помахал глиняной бутылью. – Гостеприимный трактирщик пытался в качестве платы за выступление всучить мне целый бочонок, я не хотел брать ничего, в итоге сторговались на бутылке. Бокалов, правда, нет. Будете?