Светлана Середа - Эртан (дилогия)

– Недостаточно веские! – Дагерати покачал головой. – Поверь, я не сижу сложа руки. Совсем недавно, перед тем, как ты пришел, я имел разговор с герцогом белль Фарро. Я изложил ему все доказательства, намекнул, что Юлия пользуется особым расположением короля. Пообещал, что Грегора никто даже упоминать не станет – пусть только вернет девушку! Он, не моргнув глазом, ответил, что понятия не имеет, о чем речь: его сын еще вчера уехал на охоту. Тридцать человек челяди могут это подтвердить. И можешь не сомневаться: когда Грегор вернется, они все, как один, засвидетельствуют, что не сводили с молодого хозяина глаз, и он все это время загонял кабана в охотничьих угодьях семьи белль Фарро.

– Не сомневаюсь, – угрюмо бросил Дан.

Несколько секунд он буравил взглядом пол, потом вскинул голову:

– Ваша светлость, позвольте мне! У меня есть связи в городе… и не только. Я буду предельно осторожен. Никто не узнает ничего лишнего, клянусь!

– Нет.

– Я не причиню ему вреда! Только найду Юлию.

– Я сказал: нет! – глава Канцелярии жестко припечатал ладонь к столешнице. – Ты пристрастен. Пристрастен – и потому невменяем. Ты себя не контролируешь. Я запрещаю тебе покидать пределы дворца. Считай, что ты под домашним арестом. А будешь спорить – домашним арестом дело не ограничится. Ты меня понял?

– Понял, ваша светлость, – понуро ответил Дан. – Не волнуйтесь, я имею представление о дисциплине.

Витторио Дагерати смотрел, как он, сгорбившись, уходит: из парня, который еще десять минут назад был готов зубами рвать глотки врагов, словно выдернули стержень, оставив пустую, сдавшуюся оболочку. Глава Канцелярии внезапно испытал болезненный укол жалости – непривычное чувство.

– Дан, – негромко окликнул он. – Поверь, я сделаю все, что в моих силах. Обещаю.

– Сссука, – с ненавистью процедил мужчина, опуская руку с плетью.

Он тяжело дышал, и ноздри его раздувались, как у разгоряченной скачкой лошади. Намокшая рубаха прилипла к спине, по вискам стекали струйки пота. Глаза, подернутые пеленой безумия, медленно обретали осмысленность.

Мужчина шагнул к распростертой на скамье девушке. Оттянул веко, недовольно осмотрел закатившийся глаз.

– Сука, – с досадой повторил он. – Опять отключилась. Одни проблемы с этими аристократками. Руку поднять не успеешь – уже в обмороке.

Истерзанная спина девушки и брызги крови на полу, уже местами потемневшие, не оставляли сомнений: поднять руку он успел – и не один раз. Но плачевное состояние пленницы вызвало у него лишь раздражение: игрушка сломалась.

Он выпрямился, рукавом вытер пот со лба – хвост плети мазнул по белому батисту, оставляя на рубахе алую полосу, – крикнул через плечо:

– Крэйл! Воды!

Ответа не было.

– Крэйл!

За его спиной послышался тихий скрип отворяемой двери.

– Наконец-то, – со злостью бросил мужчина, оборачиваясь. – Почему так…

Он инстинктивно вскинул руку с плетью, пытаясь защититься, но не успел – острие клинка вспороло ему горло.

– Опять… ты… – прохрипел мужчина.

Колени его подогнулись, и он тяжело рухнул лицом вниз.

Владелец клинка – высокий темноволосый парень лет тридцати – брезгливо отпихнул труп ногой и подошел к скамье. Окинул быстрым взглядом окровавленную спину девушки. Опустился на колени, вслушиваясь в едва различимое дыхание.

– Юлька… – умоляюще прошептал он. – Ты… потерпи. Самое страшное позади. Я сейчас.

Он торопливо обтер клинок об одежду убитого, сунул в ножны. Потом достал из-за голенища короткий охотничий нож и приготовился разрезать ремни, прижимающие к лавке посиневшие девичьи запястья.

– Стой, смертный! – низкий, чуть хрипловатый женский голос ударил в спину.

Парень резко развернулся, выхватывая меч свободной рукой.

У стены стояла девушка. Черная кожаная одежда обтягивала хрупкую фигурку, огненно-рыжие волосы струились по плечам. Парень не удивился, лишь недобро сузил глаза. Его напружиненная поза говорила о том, что он не ожидает от гостьи ничего хорошего.

– Мне казалось, ты все понял и сделал правильный выбор, – девушка укоризненно покачала головой. – Ты ведь сам догадался, кто она такая и зачем нужна ему.

Парень молчал, не опуская меча.

– Ведь все так просто: на одной чаше весов – благополучие целого мира. На другой – жизнь этой девочки, которая так или иначе скоро умрет. Ты же мужчина. Оставь эмоции, сделай разумный выбор.

– Однажды я уже сделал разумный выбор, – глухо сказал мужчина. – Это стоило жизни моему другу. Такие решения принимаются не головой.

– Прошлой ночью я предлагала спасти твоего друга. Ты не выполнил условия.

– Ты блефовала. Он бы все равно умер.

– Ладно, я блефовала, – легко согласилась девушка. – Не в моей власти спасти умирающего. Но я вполне могу убить еще живого. Твой друг – не из этого мира, он не имеет права находиться здесь. Дело за малым: уничтожить тело.

Мужчина не отреагировал.

– Послушай, я понимаю: тебе трудно. Я не предлагаю тебе убить ее, просто оставь здесь. Она умрет сама. От сепсиса. Или от потери крови. Или слуги избавятся от нежелательной свидетельницы. Ну? Элементарный выбор: весь мир – и жизнь друга, если тебе мало мира, – в обмен на жизнь обреченной девчонки. В конце концов, представь, что ее ждет, если она попадет к нему в руки! Для нее же лучше умереть сейчас.

Слова девушки попали в точку: лицо мужчины скривилось, словно от боли, но голос остался ровным:

– Я уже принял решение.

Не сводя глаз с нежданной гостьи, парень попытался разрезать ножом путы, стягивающие руки девушки. Тщетно: с таким же успехом он мог пилить камень.

– Отпусти ее, – угрожающе произнес он.

– А не то – что? – насмешливо поинтересовалась рыжеволосая. – Убьешь меня? Ну попробуй.

Мужчина, почти не замахиваясь, метнул нож. Оружие пролетело сквозь грудь девушки, не причинив ей вреда, и с глухим стуком вонзилось в стену.

– Поднял руку на богиню? Ну ты наглец, смертный, – с восхищением протянула девушка. – Люблю таких.

Неуловимое движение пальцами – и исчезла дерзкая девчонка-сорванец в мужской одежде. Теперь на ее месте стояла женщина-мечта: восхитительная, волнующая, страстная. Нелепая куртка с косой застежкой и кожаные брюки перевоплотились в шелковое зеленое платье на тонких бретельках, подчеркивавшее каждый изгиб божественного тела. Грубые башмаки обернулись изящными серебристыми туфельками. И только волосы – великолепные ослепительно рыжие волосы – остались неизменными.

Она повела безукоризненным плечом, бросила призывный взгляд из-под ресниц: ну как, хороша? Глаза мужчины затуманились, рука опустилась вниз, словно клинок вдруг стал непомерно тяжел.