Олег Князев - Кристалл Хаоса (СИ)

— Сдаюсь, вы победили. Риккардо, кажется?..

— Он самый, папаша. Он самый. — хрипя натруженными легкими, произнес телохранитель.

— Вы не тот ли Риккардо Антариус, который…

— Да, да. Фехтую я неплохо, выиграл парочку турниров.

— Но почему такой человек, как вы…

— Контракт с Гильдией. Они платили за мое обучение, а я до сих пор отрабатываю. Ну тупой я, все призовые просаживаю, играя в рулетку…

— Ну что ж, отработали вы на славу. Можете возвращаться к вашим друзьям, вы вольны идти, куда вздумается. Прошу меня простить, но моя нога требует срочной перевязки, да и другие раны тоже…

— Они мне не друзья. Сомневаюсь, что кроме Ирис кто-то помнит мое имя. Глаза б мои их всех не видели.

Используемый для охраны ящиков и надзора за вороватыми слугами чемпион фехтовальных турниров грязно выругался, отсалютовал паладину и, по-прежнему тяжело дыша, вернулся к коллеге. Теперь на него уже даже вампирша не посмотрела, как на пустое место, пробубнив про себя:

— Хороший бой, пища. Хороший бой.

Впереди по бескрайнему дну высохшего океана в Землях Хаоса шел Тизиан. Сапоги старика методично поднимали пыль там, где когда-то царила морская жизнь. Все, кроме Моринии, давно устали физически, но ныла только она одна, жалуясь, что так и не попробовала кровушки.

— Да успокойся ты. Можешь меня покусать. — сказал ей Жалкий, не выдержав.

— Я не покусать хочу.

— А что тогда?

— Кровавый Пир. Идеально подходит к скоплениям врагов. Вроде тех солдат, что ушли живыми и здоровыми.

— Боюсь даже спрашивать, что это такое.

— А, так это когда старый вампир буквально вырывает всю имеющуюся кровь из жил своих жертв, и собирает ее в ком, висящий в воздухе. Мерзкое зрелище после этого остается. Тела как будто…

— Я же сказал, что не хочу этого знать. — прервал Тизиана Жалкий.

— Ты сказал, что боишься спрашивать, а не что не хочешь знать. В следующий раз выражайся яснее.

Жалкий немного помолчал, затем не выдержал:

— Мори…

— А?

— Ты почему с такими наклонностями до сих пор нас всех не перебила одной прекрасной ночью спящими?

— С чего бы мне это делать? Глупый вопрос. Вы ж мои друзья.

— Но ты остаешься… ну…

— Где остаюсь?

— Не где, а кем!

— Вампиром?

— Да. Вампиром, причем очень жестоким.

— Разве? Чего я натворила-то?

— Ничего. Но в другом месте и в другое время ты можешь натворить таких дел, что…

По щекам Моринии внезапно потекли слезы.

— Вот и Атре говорит то же самое. Никто в меня не верит. А я ведь просто говорю о том, чего мне хочется. Я лишь болтала, понимаешь, болванский братик? Не виновата я в том, что маньячка. Я сдерживаюсь — вот все, что я могу с этим сделать. Я уже тысяч пять лет как сдерживаюсь. А вы… вы все…

Жалкий остановился, так что бредущая позади плачущая вампирша уткнулась сослепу в его спину. И обнял за плечи. Несмотря на обиду, Мориния вырываться не стала.

— Извини, Мори. Виноват. Наверное, я и правда болван. Больше не буду поднимать эту тему. Мир?

Мориния вытерла слезы.

— Сердиться будешь — себе дороже. Мир.

— Хочу своего порошка, просто жуть как. — сказал Рольф, едва сняв свой черный балахон, когда Кристалл Хаоса повернулся несветящейся стороной и все уселись на ночь возле костра, устроенного из найденных обломков маленького двухмачтовика.

Тизиан поморщился:

— Мало ли чего ты хочешь. Я знал о вас, вампирах, много плохого, но что вы такие нытики, понял впервые.

— И вовсе мы не нытики. — возмутилась Мориния.

— А кто всю дорогу нудил про реки кровищи и про то, что питомца Ирис нужно бросить?

— Но от него и правда нужно избавиться!

— Он все время жил рядом с моей башней. Я сначала на него очень злился, и хотел извести.

— Понимаю, почему.

— Не понимаешь. Он вмешивался в каждое мое заклинание. Без исключений. Черти что из-за этого получалось. Но потом я понял, что он специально подбирает такие трансформации, чтобы мне было наиболее интересно решать проблему, изменяя колдовство. И я смирился. Из-за него я познал истинную суть магии, и стал тем, кем есть сейчас. Но ластиться он ко мне и не пробовал даже.

— Это потому, что ты очень противный.

— Не противнее некоторых спятивших вампирш буду.

Рольф вмешался, глядя как эти двое начинают свою бесконечную перепалку:

— А у меня был питомец, охотничий сокол. Тоже очень шкодный.

— Уже умер? — спросил Жалкий, подбрасывая дров в костер.

— Да, давно уже. Я его убил своими руками. Болел он сильно, ни один ветеринар не брался его лечить. До сих пор думаю, может, зря я это… может, он бы выкарабкался.

— Печально.

— Не то слово. Слышите? Шуршит что-то.

— Не слышу, но вот вонь…

Из-под песка вне пределов освещенного костром участка тем временем выбрались огромные, похожие на лангустов существа, смердящие сильнее десятка скотобоен. Их первым увидел Жалкий, глаза которого, в отличие от глаз вампиров, костер не слепил. Выхватив катану, он сделал взмах ею, прочертив серебряным всполохом полосу между собой и ближайшим хищником. Того тут же располовинило, от магического артефакта не спас ни крепкий панцирь, ни фантастически мерзкий запах, обволакивающий многоногую тушу. Один из «лангустов», не желающих приближаться к источнику света, странно дернул передними конечностями. Клинок вмешался в работу нервов хозяина, и рука дернулась, отбивая мечом дротик с костяным наконечником. С содроганием Жалкий подумал, что твари могут быть вполне разумными, и разрубил надвое метнувшего дротик «лангуста». Глюковик, переливаясь всеми оттенками красного, вырвался из рук Ирис и лишил мерности одного из пришельцев, исчезнувшего с громким хлопком. Сама Ирис поднялась и выстрелила из встроенного в ладонь лучемета, целясь по торчащим стеблям глаз. Многоноги обескураженно отступили в ночь, тихо пересвистываясь. Оттащив подальше воняющие туши, путники устроились на ночлег, выставив первым часовым так хорошо проявившего себя в войне с чудовищами Жалкого. Но толком так никто и не выспался, несмотря на то, что хозяева песчаного высохшего дна решили не возвращаться. В основном потому, что Ирис проснулась с воплем посреди ночи, держась за голову:

— Брыся! Я назову его Брысей! Вот черт!

— Я очень рад, но разве это стоит того, чтобы всех будить? И кого ты так назовешь? — Недовольно спросил архимаг, зевая.

— Глюковика я так назову.

— Очень рад. А почему именно так?

— Потому что я его так назову.

— Да, но почему?

— Потому, что я его так назову. Понимаете? Рекурсия! Мы, ИИ, ненавидим рекурсию, это наш самый страшный ночной кошмар. Хуже только логические парадоксы. Спите, Тизиан. Спокойных вам снов. А мне после такого предсказания уже не уснуть.

Старый архимаг по-прежнему шел впереди всей группы. Проведя несколько магических тестов, он определил, что отряд приближается к области, в которой магические и физические законы изменены в угоду твари, облюбовавшей это место. Именно из-за этого старику пришлось открывать портал туда, где магия ведет себя образом, привычным для мага, а не для существа, усилием воли ее изменяющего. Высохший океан казался безбрежным и находящимся за пределами времени и пространства. Лишь иногда в нем встречались оазисы жизни, которых путники быстро научились изо всех сил избегать. Воду для товарищей, холодную и вкусную, добывал из пустоты Жалкий. Водой они в своем меню напитков и ограничивались, поскольку местность была крайне опасной. Провизией группа запаслась надолго, так что бог питался хорошо, молниеносно восполняя периодические кровопотери от кормежки Моринии, которая уже делилась с Рольфом «своей» кровью, поскольку больше никто его кормить не рвался. Так прошла целая неделя.