Дэвид Эддингс - Обитель чародеев

Ответ Гариона был кратким и тщательно продуманным. Он встал и произнес:

— Я, Белгарион, король Райве, настоящим согласен взять императорскую принцессу в жены и сделать её королевой. Я также объявляю: она будет вместе со мной на равных правах править в Райве и где бы то ни было, куда могла бы распространяться власть нашего трона.

Вздох изумления вырвался у сотен людей, а лицо Бренда стало совершенно белым. Се'Недра вопросительно взглянула на Гариона, и её взгляд потеплел.

— Ваше величество слишком добры, — ответила она, склоняясь в грациозном реверансе. Резкости в её голосе как не бывало. — Не могла бы я, с разрешения вашего величества, удалиться? — спросила она мило, искоса глядя на ошеломленного Бренда.

— Как будет угодно вашему высочеству, — ответил Гарион, садясь снова на трон. Пот катил с него градом.

Принцесса сделала еще один реверанс, и от внимания Гариона не ускользнул озорной огонек, вспыхнувший в её глазах, затем повернулась и оставила зал вместе с легионерами, которые сомкнутыми рядами проследовали за ней.

После того как тяжелые двери с грохотом затворились, шум недовольства прокатился по толпе. И наиболее часто повторяемым словом было: «Возмутительно!»

— Это неслыханно, ваше величество! — запротестовал Бренд.

— Не совсем, — оправдываясь, ответил Гарион. — На троне Арендии совместно правят король Кородаллин и королева Мейязерана. — Он многозначительно взглянул на Мендореллена, закованного в броню, и тот все понял.

— Его величество говорит правду, милорд Бренд, — поддержал друга Мендореллен. — Уверяю вас, что наше королевство не страдает от отсутствия единоначалия на троне.

— То Арендия, — возразил Бренд, — а мы — Райве. Одно с другим несравнимо. Никак. Никогда еще олорнским королевством не правила женщина.

— Ничего плохого нет в том, чтобы рассмотреть возможные преимущества ситуации, — сказал король Родар. — Моя королева, например, играет более значительную роль в делах Драснии, чем того требуют строгие обычаи.

С большим трудом, не меняясь в лице, Бренду удалось взять себя в руки.

— Я могу удалиться, ваше величество? — спросил он.

— Как вам будет угодно, — спокойно ответил Гарион. Дело пошло не так гладко, как он предполагал. И виной всему убеждения Бренда, о которых он не подозревал.

— Это интересное решение, дорогой, — проговорила ему на ухо тетя Пол, — но ты не считаешь, что лучше посоветоваться с кем-нибудь, прежде чем делать публичные заявления?

— Разве это не наладит наши отношения с толнедрийцами?

— Вполне возможно, — согласилась она. — Я же не говорю, что идея плоха, Гарион; я просто хочу сказать, что не мешало бы заранее кое кого предупредить… Над чем ты смеешься? — набросилась она на Белгарата, который прислонился к трону, стараясь подавить душивший его смех.

— Приверженцев культа Медведя разом хватит апоплексический удар, — сдавленно проговорил он, её глаза расширились, и она выдохнула:

— О… я совсем забыла!

— Им это не понравится, — заключил Гарион, — в особенности если учесть, что Се'Недра — толнедрийка.

— Будь уверена — они сдохнут от ярости, — добавил старый чародей, смеясь.

Обычно мрачные залы цитадели теперь заполнили официальные гости и представители, которые несколько дней бродили по крепости, сплетничали и вели деловые разговоры в укромных уголках. Богатые и разнообразные дары, преподнесенные ими, разложили на столах, поставленных вдоль стен просторного тронного зала. Гариону, однако, было не до даров. Он целые дни проводил с советниками и толнедрийским послом, обсуждая параграфы документа об официальном обручении.

Вальгон воодушевился тем, что Гарион пренебрег обычаями, и пытался добиться выгод для толнедрийцев, тогда как Бренд отчаянно старался ввести новые пункты и оговорки, которые бы жестко ограничили власть Се'Недры. И пока эти двое спорили до хрипоты, Гарион ловил себя на мысли, что слишком часто поглядывает в распахнутое окно… По темно-синему небу ветер гнал редкие белые облака. На мрачных скалах острова кое-где уже виднелась первая весенняя поросль. Откуда-то издалека ветер донес песню пастушки. Природа наградила её прекрасным голосом, и она пела, вкладывая в это всю свою душу, словно за сотни лиг её никто не мог услышать. Гарион вздохнул, когда смолкли последние звуки её голоса, и вернулся к скучным переговорам.

Его внимание, однако, было рассеянным в эти первые весенние дни. Поскольку он не мог заняться поисками человека с разорванным плащом сам, то пришлось поручить расследование Леллдорину. Поиски предполагаемого убийцы разожгли воображение молодого и горячего астурийца, который рыскал по цитадели и только сообщал о бесплодных усилиях заговорщическим шепотом. Поручать такое деликатное дело Леллдорину, возможно, и было ошибкой, но никого другого у Гариона не было на примете. Любой из друзей немедленно поднял бы всеобщую тревогу, и тогда тайна осталась бы тайной на века, а Гариону этого не хотелось. Он еще не решил, как поступит с убийцей, пока не установит, кто и с какой целью швырнул в него нож. Слишком многое может иметь отношение к этому делу. Только один человек мог сохранить все в полной тайне — Леллдорин, пусть даже и пришлось предоставить ему неограниченные возможности перемещения по цитадели и слежки. С другой стороны, Леллдорин отличался уникальной способностью превращать пустяки в катастрофы, и Гариона это волновало не меньше, чем новое покушение на него.

Среди приглашенных на церемонию обручения была двоюродная сестра Се'Недры Зера, которая являлась личным представителем королевы Ксанты. Робкая и застенчивая дриада вскоре оставила свою сдержанность, в особенности когда попала в центр внимания пылких молодых дворян.

Подарок королевы Ксанты королевской паре Гарион нашел странным. Ксанта прислала два зрелых желудя, завернутых в простые листья. Се'Недра, однако, пришла в восторг от преподнесенного дара. Ей хотелось немедленно посадить два семени, и она побежала в крохотный садик, разбитый неподалеку от королевских апартаментов.

— Очень мило, — с сомнением прокомментировал Гарион, наблюдая, как принцесса, стоя на коленях, старательно обрабатывает влажную землю, чтобы посадить в неё желуди.

Се'Недра резко вскинула голову.

— По моему, ваше величество не понимает значения подарка, — произнесла она ненавистным официальным тоном, на который теперь переходила при разговоре с ним, когда была не в духе.

— Прекрати, — сердито сказал Гарион. — У меня есть имя, в конце концов… и я уверен, что ты его не забыла.

— Если ваше величество настаивает, — высокомерно продолжала она.

— Мое величество настаивает. Так что важного в этой паре желудей?