Дэвид Эддингс - Обитель чародеев

— Уж поскольку речь зашла о пропажах, — продолжал Гарион, — прихвати и это. Ты где-то уронил его. — Он сунул руку в камзол и вынул кинжал с погнутым острием.

Олбан затрясся, затем неожиданно опустился на колени.

— Пожалуйста, ваше величество, — взмолился он, — разрешите мне убить себя. Если отец проведает, что я натворил, то не переживет этого.

— Почему ты хотел убить меня? — спросил Гарион.

— Из любви к отцу, — признался сын Бренда со слезами на глазах. — Он был правителем Райве, пока не пришли вы. Он едва пережил такое унижение. Я не мог больше видеть его страдания… Прошу вас, ваше величество, не посылайте меня на эшафот, как обычного преступника. Дайте кинжал, и он окажется в моем сердце прямо сейчас. Избавьте отца от самого страшного в его жизни унижения.

— Не мели чепухи и вставай. Глупо стоять на коленях.

— Ваше величество…

— Погоди, — прервал его Гарион. — Дай сообразить. — Пришедшая на ум идея стала приобретать очертания. — Отлично, — наконец проговорил он, — так и поступим. Ты отправляешься с этим ножом и оторванным куском в гавань, выбрасываешь их в море и продолжаешь вести себя так, словно ничего не случилось.

— Ваше величество…

— Я не кончил. Ни ты, ни я впредь не заводим разговор на эту тему. Я не хочу публичных признаний и категорически запрещаю тебе убивать себя. Ты понимаешь меня, Олбан?

Молодой человек только молча кивнул.

— Я слишком дорожу твоим отцом, чтобы допустить огласку этого дела. Все обошлось, и забудем об этом. Забирай эти вещи и убирайся долой с моих глаз. — Он сунул нож с куском материи в руки Олбана и внезапно почувствовал раздражение. Беспокойные недели оглядывания через плечо позади… и ничего. — Да, вот еще что, Олбан, — прибавил он, когда трясущийся райвен повернулся, чтобы идти. — Больше не метай в меня ножи. Если захочешь сразиться, скажи об этом прямо. Мы найдем какое-нибудь более подходящее место и изрежем друг друга на куски, если ты этого добиваешься.

Олбан бросился бежать весь в слезах.

— Сделано очень хорошо, Белгарион, — похвалил знакомый голос.

— О, замолчи, — ответил Гарион.

В ту ночь ему опять плохо спалось. Гариона одолевали сомнения по поводу выбранного решения, но, подумав, он пришел к убеждению, что действовал правильно. Поступок Олбана — не что иное, как предпринятая сгоряча попытка уничтожить то, что болезненно ударило по самолюбию отца. Заговором здесь и не пахнет. Олбан может не принять благородный жест Гариона, но теперь он не метнет нож в спину своего короля. Но больше всего Гариона беспокоили слова Белгарата о превратностях войны, которую им предстоит вести.

На заре ему удалось уснуть, и он проснулся от страшного кошмара весь в поту, увидав себя, старого и уставшего, во главе жалкой кучки оборванных и поседевших воинов, ведомых им на битву, которую не суждено выиграть.

— У тебя есть выход… если ты теперь, после приступа раздражительности, в состоянии слушать, — проговорил голос, который заставил Гариона подняться.

— Что? — вслух спросил Гарион. — О, это… извини, что я обращаюсь к тебе подобным образом. Я был немного не в себе.

— Во многом ты напоминаешь Белгарата… это просто замечательно. У вас раздражительность, видимо, в крови.

— Это вполне естественно, — согласился Гарион. — Ты сказал, что у меня есть выход. Ты о чем?

— О войне, которая вызывает у тебя кошмары. Одевайся. Я хочу тебе кое-что показать.

Гарион встал с кровати и поспешно оделся.

— Куда мы пойдем? — спросил он, продолжая говорить вслух.

— Это неподалеку.

Комната, в которую его привело чужое сознание, казалась заброшенной. Сюда, похоже, давно никто не заходил. Книги и свитки, лежавшие на полках, покрылись толстым слоем пыли, а в углах повисла густая паутина. Слабое пламя свечи, которую Гарион держал в руке, отбрасывало колеблющиеся тени на стены.

— На верхней полке, — произнес голос. — Свиток, завернутый в желтую материю. Возьми его.

Гарион вскарабкался на стул и взял указанный свиток.

— Что это?

— «Кодекс Мрина». Сними чехол и разверни. Я скажу, где надо остановиться.

Одной рукой Гарион принялся снизу разворачивать свиток, придерживая сверху другой.

— Здесь, — приказал голос. — Этот отрывок. Читай. Гарион с большим трудом смог разобрать небрежно написанный текст, который ничего ему не говорил.

— Но это кажется бессмыслицей! — воскликнул он.

— Человек, который записывал это, был безумен, — как бы оправдываясь, произнес голос, — но иного мне найти не удалось. Попытайся снова. Читай громко.

— «…Запомни, — принялся читать Гарион, — это случится в определенный момент, когда что должно быть и когда что не должно быть сойдутся, и тогда решится, что было до этого и что будет спустя. Затем Дитя Света и Дитя Тьмы встретятся друг с другом в разрушенной гробнице, и содрогнутся звезды и потускнеют…» — Гарион остановился. — Все равно ничего не понятно.

— Немного туманно, — согласился голос. — Как я сказал, человек, который записывал это, был безумен. Я излагал ему идеи, а он использовал свои собственные слова для их выражения.

— Кто это — Дитя Света? — спросил Гарион.

— Ты… по крайней мере, на какое-то время. Потом многое переменится.

— Я?

— Конечно.

— В таком случае, что за Дитя Тьмы, с которым мне предстоит встретиться?

— Торак.

— Торак?!

— Я считал, что для тебя это уже очевидно. Как-то я уже говорил тебе о двух судьбах, которые в конце концов переплетутся. Ты и Торак — Дитя Света и Дитя Тьмы — воплощаете эти судьбы.

— Но Торак спит.

— Больше нет. Когда ты впервые прикоснулся к Оку, то тем самым разбудил его. Сейчас он уже почти проснулся, и его рука ищет рукоять Крэг-Гора, его черного меча.

— Не хочешь ли ты сказать, что я должен сразиться с Тораком? Один на один? — спросил он, холодея.

— Это неизбежно, Белгарион. Сама Вселенная стремится к этому. Ты можешь, если захочешь, собрать армию, но твоя армия… и армия Торака… ничего не значат. Как говорится в «Кодексе», все решится, когда ты встретишься с ним. Лицом к лицу. Наедине. Вот в чем заключается выход, который у тебя есть.

— Ты хочешь сказать, что я должен один отправиться на его поиски, найти и вступить с ним в схватку? — изумленно спросил Гарион.

— Приблизительно так.

— Я не сделаю этого.

— Тебе решать.

Гарион надолго задумался, потом произнес:

— Если я возьму с собой армию, то погибнет множество людей и, в конечном счете, это ничего не решит, да?

— Совершенно верно. Все равно исход зависит от тебя, Торака, Крэг-Гора и меча райвенского короля.

— У меня совсем нет выбора?

— Никакого.

— Я должен отправляться один? — печально спросил Гарион.

— Об этом ничего не сказано.