Сергей Чехин - Пламенные Сердца. Испытание Веры

— Надеюсь, ты ошибаешься.

— Перестань, правда. Я признаю вину, прошу прощения и пытаюсь хоть как-то загладить оплошность! А ты гонишь как собаку, слова сказать не даешь!

— О Свет! — выдохнул Андрей, всплеснув руками. — Вестимо, грядет твой конец, ибо Виктор Виверна признал вину и попросил прощения! Что дальше? Тьма покается?

— Да ну тебя, — раздраженно бросил наемник. — Бурчишь как старый дед. И вообще, я не к тебе пришел.

Виктор приблизился к девочке и размотал сверток. В нем покоился меч длиной в руку, в изящных деревянных ножнах. Узкий клинок, короткая прямая крестовина, плотно обмотанная ремешком рукоять, отлично подобранное по весу яблоко. Явно не работа великого умельца, но и базарной дешевкой никак не назовешь. Годное оружие, легкое и удобное, будто нарочно выкованное для ребенка.

— Обычно я дарю подарки девушкам постарше, — улыбнулся охотник. — И по иному поводу. Но тут я действительно виноват и не хочу портить отношения. Нутро подсказывает, с тобой лучше дружить.

— Вот же бестолочь! — рассердился аскет. — Неумехе настоящий меч додумался подарить! Она ж сама себя им и порежет!

— Ты меня за дурака не держи, — набычился в ответ Виверна. — Лезвие тупое. — И чуть тише добавил: — Прямо как некоторые.

В доказательство он поелозил большим пальцем по клинку без каких-либо последствий.

— Для упражнений и купил. А как научится — сама и заточит. Все продумано, — Виктор постучал себя пальцем по виску, но Андрей лишь закатил глаза и покачал головой. — В общем, прости меня за вчерашнее.

Вера кивнула, сунула подарок в поясную петлю, а деревянный меч протянула охотнику.

— О, это мне? Спасибо, повешу на стенку с трофеями.

— Хоть что-то будет там висеть, — проворчал странник. — Идем, девочка, солнце уже высоко.

— А можно приезжать в гости? — бросил вслед Виверна.

— Врата крепости всегда открыты для страждущих. То есть, не для тебя.

— Да брось! Разве может праведник запретить навещать друга?

— Может. Уже запретил.

— Ну хотя бы раз в год… О, придумал! На день рождения! Это святейший праздник, ты не посмеешь испортить его. Когда Вера родилась?

— В августе.

— А число?

— Сложно сказать, свечу не держал.

Девочка повернулась и показала раскрытую ладонь.

— Пятого? Отлично, всего-то пару месяцев осталось подождать.

— Уймись уже…

— Вас точно провожать не надо?

— Просто уйди.

— Ладно, ладно. Удачного пути и все такое…

Спутники, в кой-то веки отвязавшись от назойливого товарища, пошли вдоль городской стены в западном направлении. Час спустя они добрались до подножья Защитной гряды — протянувшейся на сотни верст горной цепи, отделяющей Ладин от Тура. Благодаря острым скалам и крутым вершинам, южные кочевники до сих пор не завоевали княжество, и именно на одном из ее плато и стояла обитель Пламенных Сердец.

К крепости вела узкая горная дорога, идущая высоко над деревьями, с которой открывался потрясающий вид на бескрайнее зеленое море. Никогда прежде Вера, родившаяся и выросшая посреди дубравы, не видела столь великого ярко-голубого неба с тучными стадами косматых белых облаков. Картина завораживала, кружила голову, девочка шла с приоткрытым ртом, вытаращенными глазами и не глядя под ноги, отчего постоянно спотыкалась. Андрею пришлось отойти подальше от края дороги и крепче сжать ладошку спутницы.

— Не серчай на него, — сказал он. — Виверна не всегда вел себя… так. В охотники от счастливой жизни не подаются, сама понимаешь. Он — единственный сын княжеской сотни и вместо яслей попал в воинский дом, иной судьбы и быть не могло. Его обучили драться так, как не умеет ни один воин Ярланда, про соседей и вовсе молчу. Он превзошел всех своих одногодок, добился большого успеха, целый год отслужил в стольном граде. А потом нашел отца и мать мертвыми в собственном доме… Ходят слухи — дело рук ведьмы. Подробностей, увы, не знаю, Виктор никогда сам об этом не рассказывал. После такого люди меняются раз и навсегда и ничего тут не попишешь… Кстати, где там наш хвостатый попутчик. Рохля, покажись!

Внизу раздалось шуршание и скрежет когтей по камню. Пара мгновений — и черный лохмач с белым пятном на груди вскарабкался по крутому склону и выкатился на дорогу. Сел совсем как пес, вывалил язык и поднял руку — мол, тут я.

— Держи, — Андрей протянул ему огниво. — Теперь сможешь кушать мясо.

Полуоборотень улыбнулся (для несведущего — жутко оскалился) и благодарно кивнул, спрятав подарок в карман драных штанов.

— Иди по нашему запаху. Надеюсь, к вечеру доберемся до Подгорного — это шахтерский поселок на полпути к крепости. Оттуда еще день — и на месте. Главное, не пугай грибников и не попадись охотникам.

— Понял, господин. Буду хитер как лис и скрытен как еж в ночи.

Аскет усмехнулся:

— Ну, бывай. Доброй дороги.

Рохля коротко взвыл на прощанье, съехал на пятой точке по склону и исчез под сенью вековых дубов.

А странники продолжили путь.

Утренняя свежесть сменилась полуденным зноем, солнце жгло немилосердно, над камнями клубилась испарина. Но Вера не обращала на неудобства никакого внимания, даже плащ снимать не стала. Девочку всецело поглотила лежащая как на ладони природа, какой она ее прежде не видела.

Хотелось во все глаза смотреть и на облака, и на протянувшуюся до мглистого горизонта дубраву, и на могучие скалы-великаны. Сирота будто бы шла по тонкой грани между несокрушимыми бессмертными великанами, старыми, как сама Артана. Лишь их леность и безразличие к ползущим под ногами букашками не позволяли оных букашек раздавить. А ведь могли сделать это в одно мгновение, растереть в порошок, оставить мокрое место.

Только узрев истинный лик природы, девочка в полной мере осознала, сколь ничтожен и слаб человек на его фоне. Люди мнят себя владыками земли, вырубают по нужде леса, зарываются в недра словно кроты и тащат оттуда несметные богатства, осушают болота, или, наоборот, затопляют луга, перекрывают реки плотинами и покоряют горные вершины. А на самом деле все эти поползновения незаметны и безразличны древним великанам. Выкорчевать рощу под поле — что состричь волосок. Вычерпать озеро до дна — смахнуть капельку пота. Прорубить глубочайшую шахту — вынуть грязь из-под ногтя. Для человека — великое дело, требующее небывалых совместных усилий и порой отбирающее здоровье и жизни. Для природы же — незаметное копошение неразличимых с высоты блошек.

Но стоит ей случайно разразиться бурей (для нее это как нам чихнуть), наводнением, оползнем или пожаром — и владыка всего сущего уже бежит, сверкая пятками и проклиная все на свете. Не понимает он, что все его дела свершаются лишь из-за лености и безразличия настоящих повелителей. Человек кроит природу под себя по единственной и очень простой причине: ему позволяют. Но стоит земле за пару секунд хорошенько встряхнуться, и все построенное за десятки, а то и сотни лет обратиться в пыль. И кто после этого правит миром?