Владимир Крышталев - Возвращение чудес

— Хм, представляю.

— Брось, Лекси! Ты наверняка представляешь неправильно. Нет ничего проще, чем спасти какую-нибудь захудалую цивилизацию. Это, если хочешь, неквалифицированный труд. Но у него есть недостаток: он занимает кучу времени.

Эвелин говорила серьезно, а я пытался понять к чему она клонит. Моя собеседница очень недвусмысленно заявила, что принадлежит к компании Клода, Марго и остальных «богов». Она неплохо ориентировалась в здешнем искусственном парке, выбирая тропинки без того, чтобы уделить этому процессу хотя бы дольку внимания. Я видел, что она чувствует себя здесь хозяйкой. И хотя радость от встречи еще бурлила во мне, где-то поднималась легкая досада: вот, оказывается, неведомое было всегда совсем рядом, а я прошел мимо, не заметил. Почему моей очаровательной подруге намного раньше удалось то, к чему я шел столько лет? Ну не обидно ли теперь ощущать себя «отстающим»!

— То есть, — произнес я вслух, — ты намекаешь на то, что мне покамест предоставляется неквалифицированная работа? Как начинающему богу? Спасти какую-нибудь цивилизацию?

— Вот! Ты обо всем догадываешься с полуслова! — Эвелин, кажется, так и не разучилась делать свои двусмысленные замечания. Вроде бы и комплимент, но, с другой стороны, разве я выгляжу настолько тупым, что моя простейшая догадка вызывает у окружающих восторг?

— И это, разумеется, займет кучу времени.

— Да, милый, — покладисто кивнула девушка.

— Сколько?

— На этот счет тебе лучше поговорить с Клодом. Он рассчитывал лет на пять.

Пять лет просидеть на какой-то неразвитой планете? Ради чего?

— Кажется, меня уже впрягли в повозку, даже не спрашивая моего мнения, — язвительно отметил я.

— Ах, Лекси! — Эвелин наклонилась, сорвала маленький нежно-фиолетовый цветок и сунула его мне. — Ты ведь уже согласился. И даже не один раз. Ты согласился еще до того, как встретил Клода. То стихотворение о чудесах… ведь написал его ты!

Да, и я когда-то крапал стишки. А то, что Эвелин прочитала мое творение Клоду, меня изрядно смутило. В мире много вещей, которые заслуживают звание шедевра, но я никогда не считал, что мои стихи к ним относятся. Для меня их написание было умственной разминкой, словесной игрой, задачкой на подбор рифм.

Или нет? Интересно, кто-нибудь знает, для чего вообще пишутся стихи? И почему?

— Эта строка о светлой краске, откуда она взялась? — продолжала тем временем моя спутница. — Ты еще тогда не соглашался с мнением, что мир невозможно сделать лучше, правда? Это была твоя одержимость, я ведь помню. Наверное, она и привела тебя сюда. Разве не так?

— Угу, — сказал я. — Милая девчушка с кротким взглядом предлагает мне банку светлой краски и кисточку, — шутливо щелкнув Эвелин по носику, я привлек ее к себе. — Надеюсь, мне не придется переплывать океан? Чтобы быть уж до конца последовательным?

— А это как захочешь, — улыбнулась она, легко поддаваясь моему движению. В ее голосе вновь зазвучали интонации той Эвелин, которую я когда-то знал.

Одежда на мне еще не успела просохнуть после «холодного душа», который устроил Клод, и может, это сыграло свою роль. Как бы там ни было, я вдруг вспомнил до малейших деталей, как всё происходило на далекой Паэне…

… Ласковое солнце ранней весны. Пляж на берегу моря. Волны медленно накатываются на берег, а потом лениво и неохотно уползают обратно. Яхта, размеренно покачивающаяся вдалеке.

Шаги. Приближаются. Мне неохота открывать глаза и поворачиваться, и я продолжаю млеть на солнышке, честно зарабатывая свежий загар.

— Лекси, ты снова прогуливаешь занятия! — раздаётся звонкий девичий голос прямо надо мной. Голос будто нисходит с небес.

— Это так приятно — полежать под весенним солнышком, — отвечаю я, испытывая своего рода удовольствие от общения с небесами.

Небеса, однако, остаются недовольны моим ответом, и грозная туча вмиг заслоняет солнце.

— Вставай, смертный, ибо пришёл твой час!

— Часы приходят и уходят, а смертные остаются, — философски замечаю я, продолжая лежать.

— Как ты смеешь!.. — возмущаются небеса, но что они могут поделать?… Туча рассеивается, и солнце вновь ласкает моё тело…

Воспоминание принесло с собой волну такой невыразимой нежности, что я даже застонал.

— Эвелин, это было вчера.

— Да, — шепнула она; ее ответные прикосновения дарили тепло, ласкали мое тело подобно лучам весеннего солнышка. — Да. Потому что время не имеет значения.

Вечером Этвик устроил пышный ужин в одном из залов своего замка. За длинным деревянным столом, обильно уставленным яствами, сидело без малого пятьдесят человек. Здесь были все те, кто сопровождал барона днем, а также много новых для меня людей. Впрочем, я опять-таки подозревал, что это далеко не всё войско моего радушного хозяина. Чтобы охранять такой замок, требовалось самое меньшее человек двести. Возможно, право на ужин за одним столом с бароном следовало еще заслужить.

В таком случае мне повезло больше всех остальных: как почетный гость я сидел по правую руку от хозяина, в самом начале стола. Слуги никогда не забывали наливать мне вино, и вкуснейшие блюда также были в пределах досягаемости. Кое-кто из свиты поглядывал в мою сторону неприязненно, но на сей счет я волноваться и не думал. Знахарь из меня еще тот: полезут в драку — мало не покажется.

Сравнительно небольшой, скупо освещенный свечами зал казался тесным из-за столь большого количества народа. Шагах в трех-четырех за спинами сидящих покачивались на сквозняках гобелены. Пламя свечей металось в такт этим движениям, создавая на стенах и довольно высоком потолке причудливую игру теней. Казалось бы, сквозняки должны приносить свежесть, но воздух почему-то был спертым.

Когда я почувствовал себя основательно сытым и немного отодвинулся от стола (насколько это позволяла общая лавка), Этвик наклонился в мою сторону.

— Доволен ли ты угощением? — поинтересовался он любезно.

Хм. Грех быть недовольным, если тебя так кормят! Особенно после суточного воздержания от пищи. Поэтому я чистосердечно признался:

— Да, весьма. Благодарю тебя.

— Ты оказал мне и моему замку большую честь, почтив нас своим присутствием, — не остался в долгу барон.

Несмотря на большую разницу в статусах, мы говорили как равные. Этвик не кичился своим происхождением, ну а я не привык к самоуничижению. Кажется, именно это барону и нравилось.

— Ты очень необычный лекарь, — продолжал он.

Его голос во всеобщем гуле звучал очень тихо и вряд ли был слышим кем-нибудь еще. По левую руку от Этвика сидел тот самый седовласый Поль, который днем заставил капитана назвать свое имя. Сейчас он что-то активно обсуждал с соседом. Везде вдоль стола наблюдалась аналогичная картина: рыцари о чем-то спорили, разбившись на группки по два-три, а то и по восемь-десять человек. От гвалта у меня уже начало звенеть в ушах, но присутствующие, кажется, находили уровень шума вполне нормальным. Они сосредоточенно спорили и рассеянно пили вино, закусывая чем попало.