Алекс Извозчиков - Хуторянин (Лишний 1) (СИ)

…Сегодня работала одна, Рэй в сопровождении Рьянги ушел еще с выделанными шкурами вчера после обеда и ещё не возвращался. Шейна тоже пока не было. Последние шкуры уже доходи в чанах, новых пока не ожидалось имама Лиза разрешила пока отдыхать. Идти на хутор не хотелось и Ариса устроилась поудобнее лишь изредка поглядывая в сторону закрытых ворот. Внезапно глаза ухватили мелькнувшую вдали темную точку. Вот она на секунду пропала скрытая высокой травой и тут же появилась вновь. Какой-то зверь несся во весь опор к хутору. Подхватившись, Ариса отчаянно заколотила металлической палкой по тяжелой железяке, подвешенной к перекладине между столбами. Дребезжащий звон ударил по ушам и мгновенно разлился по округе. Еще не затих гул от первого удара, а с верхней площадки угловой башенки высунулась вихрастая голова кого-то из малышей. Мелькнуло в голове — вот поганцы, опять за голой девкой подсматривают. Мелькнуло и забылось, как не было и Ариса яростно ткнула в сторону приближающейся точки.

Сдернутый с сеновала звонким детским криком я скатился на земляной утоптанный пол гораздо раньше, чем проснулся. Уже больше недели я дрых на сеновале дни напролет удивляя весь хутор. Вопросов, конечно, задать не посмели, но вся хуторская общественность буквально сгорала от любопытства. Особенно бабья часть и больше всех Рина, тем более она скучала. Скучала, обижалась и злилась. Злилась, что я предпочел старую вешалку Гретту и что эта потасканная шлюха не только совершенно выжила ее из хозяйской постели, но и плотно обосновалась в моём доме. Рина теперь спала вместе с девчонками, но гораздо чаще отлеживалась ночами на конюшне после очередной порки. Старшее поколение, приступив к форсированному обучению, хоть и не зверствовало без предела, но розг не жалело, свято исповедуя истину: что не дошло через глаза и уши, необходимо вколотить через задницу. Излишним чадолюбием мамки не страдали, мимоходом вколачивали ещё и основы правил уважительного поведения. В первый же раз, вытерпев назначенные два десятка ударов, нерадивая ученица тут же огребла еще столько же. Не услышав от доченьки слов благодарности за науку, Зита решила, что повторение — мать учения.

Гретта обсуждать причины внезапного хозяйского благоволения не пожелала, а когда Рина, перехватив ее вечером в парилке, попыталась устроить разборку, подхватила строптивую девку подмышку, отволокла в лохань с холодной водой и, притопив пару раз, посоветовала остыть. Рина откашлялась, выплюнула воду, открыла рот… и заткнулась.

— Деточка, твои прелести не столь неотразимы, чтоб потерять голову. Настоящий мужик красивую бабу, конечно, ценит и ей потакает, но всерьез на увертки не ведется и кого драть выбирает сам, — Гретта хмыкнула и неожиданно закончила, — иначе он не мужик. Засунь башку в задницу и мамок тереби, пока в ней гуляет ветер, плетенка на поясе гроша медного не стоит. А Хозяин бабские уменья ценит, но дур не терпит. Мной в постели наиграется быстро. Уж больно я стара для него. Не поспеешь поумнеть, будешь гнилой веревкой лохмотья подвязывать, да вместо хозяйской постели по ночам в навозной куче поротую задницу отмачивать.

И ушла, оставив мокрую хулиганку с раскрытым от удивления ртом.

Тогда после водных процедур Рина опомнилась и расспрашивать старшую соперницу о хозяйских странностях не посмела, давно знала, что разговорить битую жизнью маму Гретту удалось бы разве что каленым железом.

Но та сама терялась в непонятках. Вот уже больше седмицы она спала в хозяйской постели. И почти всегда в одиночестве. Я выскальзывал из дома едва на землю падала непросветная темнота короткой летней ночи и перекинувшись, лазил вокруг хутора. Во-первых, импровизированный кожевенный цех с единственной работницей располагался довольно далеко от хутора и собаки его почти не охраняли — я всерьез опасался за их нюх. А во-вторых, меня беспокоил Дедал, ну не верилось в смирение старой сволочи, поэтому ждал обратку. И, если честно, то очень надеялся, что терпелка у овцевода недолгая, до таких реалии жизни доходят туго и почти никогда — с первого раза. Ночью же — лес закон, волколак прокурор…

— Гера!

Отчаянный детский крик окончательно стряхнул сон и я выскочил во двор.

Грязная с головы до ног овчарка влетела в открытую створку ворот буквально через минуту и я понял — началось.

Шерсть собаки под толстым слоем пыли была густо заляпана какими-то пятнами и нюх оборотня резанул знакомый тяжелый запах человеческой крови.

Гера сидела посреди двора, вывесив огромный язык тяжело дыша и поводя боками. Они вздымались и опадали словно меха кузнечного горна. На площадке был еще кто-то, но я видел только ее. Подошел, опустился перед зверюгой на корточки так, что тяжелая морда с окровавленной пастью и тоскливыми, чуть растерянными глазами оказалась прямо напротив моего лица. Гера коротко проскулила и я неожиданно даже для себя обхватил ее голову прижавшись щекой к грязной слюнявой морде. Сука чуть напряглась, затем облегченно вздохнула, обдав теплом, и посунувшись вперед аккуратно уложила клыкастую пасть мне на плечо. Я замер уткнувшись в пыльную, провонявшую человеческой кровью шерсть.

Широко раздувая ноздри жадно втянул воздух… Густо пахнуло кровью… Двое… трое… нет, четверо чужаков. Что называется клочки по закоулочкам… Меня накрыло. Никаких рассудительных внутренних голосов, сверхумных сверхехидных говорящих зверей, чтения мыслей, телепатического обмена образами и прочей фэнтезийной бодяги. Эмпатия это или нет, но свою Бету я ощутил. Разом, всё что было в невеликих, но верных мозгах. Страх, беспокойство… обиду и вину за невольное бегство из безумия боя…

— Спокойно, малышка, ты молодец, ты все сделала правильно.

Гера виновато заскулила.

«Точно… она Милку бросила… считает, что бросила… Э, как собаченцию-то колбасит. А Милка жива… Жива, поганка! Это же она сама погнала зверюгу за помощью. Хрен бы та бросила доверенную ей хозяйскую игрушку… Не нервная, чай, сучка в наморднике и с родословной длинней чем поводок.»

Повернулся на шорох за спиной. Так и есть Ринка и Едек уже тут, как тут, за ними у самых ворот воюет с дверью коровника озабоченная Лиза, а от ворот слышен встревоженный крик Зиты.

— Геру обмойте у колодца, да повнимательней, мало ли, порезали или рубанули где под шерстью.

Молодец пацан, пока Рина раззявив пасть лупала тупыми глазками, метнулся к колодцу и уже пыхтя оттаскивает тяжелую, вырубленную целиком из дубовой колоды поилку, что на всякий случай примостили у колодца, а его команда, и как только услышали, уже несется от мойни с полу-ведрами. Специально под эту мелюзгу ладили воду в бак на крыше тягать. Впрочем и старушки-поскакушки не подвели. Мама Лиза мимоходом выдала Рине направляющий пендаль и та отмерев начала медленно водить Геру кругами пока Едекова команда осторожно поливала и оглаживала густую шерсть. Мама Лиза уже скрылась в новом погребе с мясными долгоиграющими заготовками. Маму Зиту во дворе не увидел, зато услышал… лишнюю мелочь как ветром в огород сдуло. Уверен и запропавшая мама Гретта не под лавку спряталась.