Дмитрий Кузьмин - Лис. Сказания Приграничья (СИ)

— Ты хочешь сказать — война? — как ни пытался скрыть чувства вождь, но вопрос все равно прозвучал взволнованно.

— Я не хочу. Я лишь говорю — что-то нехорошее задумали они. Наше Сердце беспокойно последние дни. Волнуется, — с теплом проговорил шаман и достал из-за пазухи небольшой, размером с кулак, почти плоский бордовый камень.

— Кровь, — сказал Вандер, взяв себя в руки. «Сердце» кочевников в спокойное время был бледно-розового оттенка, без единого насыщенного цветом участка — Значит, может быть война.

— А может быть, просто битва. Сам знаешь, как оно бывает. Но не просто так он налился цветом и теплом, — кивнул Энд, осторожно, словно ребенка, держа камень. Покатав его в ладонях, шаман спрятал «сердце» за пазухой. — Маги что-то задумали, и на этот раз не просто так. Что-то происходит, а уж что — решать тебе.

— Значит, двигаемся к Прибою, — сказал Вандер. Прислушался к себе — верит ли он в решение. Не идет ли против себя. Отец учил — в делах магии важно не просто анализировать, важно быть уверенным в том, что делаешь. А то, что собирался провернуть вождь, отцу бы не понравилось. «И ладно», — подумал Вандер. Краешек тонкой сухой губы чуть поднялся, пытаясь изобразить улыбку на скупом на эмоции лице кочевника — «Нравится или нет, но в итоге живой я, а отец кормит нагов в пустыне».

— Подумай хорошо, настало ли время. Король дэвов не обрадуется тебе, — прошептал шаман, не глядя на товарища. Шаман был миролюбивым кочевником, и не одобрял амбиций товарища. Но, как преданный друг, мнения не высказывал, а лишь советовал.

— Любой кризис — это хороший шанс для тех, кто в начале его оказался слабым. Последняя зима побила наше племя, и нужно дать людям надежду и цель жить дальше, — выдохнул Вандер, оглядываясь на лагерь. — Так отец говорил.

Около шатров сновали коротконогие женщины. Ругаясь на древнем, они отгоняли малышню и наоборот, звали старших детей им помочь. Работы было много — собрать тряпье, греющее зимой. Не забыть продукты — кто знает, сколько в этот раз продлится поход. Муж придет с войны — должен быть накормлен и обогрет. Детей растить тоже нужно — нехитрые игрушки тоже в мешок. Здесь постирать, там подвязать. Посмотреть за огородом, натаскать дров на ночной костер. Коротконогие женщины справно работали, отдавая дань за принесенную воинами еду. Коротконогие женщины были преданны своим мужьям настолько, насколько мужчины любили свежих пленниц в набегах. Свежая женская плоть — вот главная забава, из-за которой кочевники не могли надолго задержаться в одном месте.

Вандер усмехнулся — он понимал своих подданных. Разве такая уродина может удовлетворить мужской голод гордого жителя степи? Вождь потрепал товарища по плечу и пошел к своему шатру.

Женщины — это стимул для простого люда. У него, Вандера, есть и другие цели. Цели громадные, опасные. Но это не повод отказывать себе во вкусности. Там, в шатре, его ждет добыча — свежая белокурая красавица, пойманная во время последнего набега на соседнюю деревушку. Вандер, в отличие от остальных кочевников, не любил брать женщин сразу на поле боя. Нет, он предпочитал комфорт. Стройную девочку привезли в лагерь, привязали в шатре вождя. Она поможет продержаться недельку, подумал Вандер. А потом придется вновь идти в бой.

Встречный ветер нападал, пробирался под футболку, царапая кожу. Несмотря на скачку, я нашел силы улыбнуться. Недавние раны, обласканные холодком ветра, приятно зудели, боль поменялась с щекоткой местами.

Опыта езды верхом у меня практически не было. Пробовал пару раз, в детстве, когда гостил у родителей в деревне. Но потом переезд в большой город, а в Москве стало не до поиска конных прогулок. Но сейчас скачка не напоминала те степенные прогулки неспешным шагом.

Конь, почуяв адреналин всадника, рвал удила. Прижавшись к жеребцу, я чувствовал жар, исходящей от шкуры, чувствовал готовое вырваться из тела сердце. Хороший конь, он мчался, не разбирая дороги, поднимая пыль, из которой выныривали загонщики.

Дорога петляла, а управлять несущимся галопом животным я не умел. Конь сам выбирал путь, сворачивал, на поворотах готовый улететь в чащу, но всегда выбирающийся из заноса. Один поворот, второй, еще один.

Я успел заметить, как один из преследующих не справился, на узком повороте не удержался в седле. Сквозь топот коней был слышен удар тела, закованного в железо, о дерево. Я поежился — нужно быть осторожнее и не повторить такой подвиг.

Скачки в кино изображают красиво — всадники, выпрямившись в седле, понукая коней, получают удовольствие от езды, даже если за ними мчатся армии. В реальности оказалась все не так хорошо — бедра, сжимающие бока коня, затекли. Икры я перестал чувствовать спустя два поворота. Конь в горячке погони норовил сбросить лишний груз в виде меня.

Одно оказалось не враньем — с конем нужно сродниться, почувствовать его. Сначала шансов у меня не было — жеребец, привыкший к другому хозяину, мчался не повинуясь приказам, а лишь от испуга перед преследователями. Но через несколько долгих секунд смиренно принял меня, начал повиноваться. Я прижимался к нему животом, одной рукой вцепившись в гриву, другую боялся оторвать от седла.

Один из преследователей, не сбавляя хода, стянул с пояса арбалет. Болт просвистел рядом с ухом, оставив болезненный холодок. Я обернулся, надеясь на благоразумность коня и моля богов не дать свернуть мне шею.

Стрелок приладил арбалет в крепление седла и сейчас, чуть отстав от основной массы, перезаряжал оружие. Я ударил пятками коня — второй раз он может и не промазать, а драться с болтом в спине у меня не выйдет.

Жеребец всхрапнул, рванул вперед. Скорость стала еще больше, оборачиваться возможности не было. Оставалось только изо всех сил, так, что побелели пальцы, держаться в седле и надеяться, что при очередном скачке я не вылечу на обочину. С каждым рывком коня меня подбрасывало, бедра, кажется, превратились в одну большую гематому.

Лес сдавал позиции, чаща стала не такой густой. Моргнул трижды — и вот лесистая местность закончилась, путь стал сложнее. Дорога поднималась в гору, вместо утоптанной грунтовки копыта стучали по россыпи мелких камней.

Жеребец влетел на полной скорости в поворот, круп повело, задние ноги отстали от передних. Я прижался подбородком к пахнувшей злым потом сбруе, чувствуя, как конь теряет опору и вылетает с подобия дороги на скалы. Еще один поворот — и перед нами появилась огромная гора, вершиной уходящая за облака.

Полюбоваться видом могущества природы мне помещали самым прозаичным способом. Арбалетчик, как я и ожидал, во второй раз поймал удачу за хвост и добился своего. Мой конь получил болт в бок, захрипел, резко затормозил. Встал на дыбы, завертел головой, закружился на месте. Я отпустил гриву, вторая рука не удержала тело на взбешенном животом. Рыбкой вылетев из седла, я устремился на скалы и спикировал вниз по широкой дуге. Приземлившись, тело погасило инерцию полета ударом спины о камни. Футболка окончательно истерлась и, разойдясь по шву, осталась на острых скалах. Спину обожгло сотней глубоких и не очень царапин.