Александр Карпов - Необыкновенные приключения капитана Шпарина.

— Здравия желаю, товарищ генерал! — Маралов подскочил с дивана и вытянулся.

— Оставь, — Древака вяло шевельнул рукой. — Я тебя знаю?

— Слуга, — нашелся Шпарин. — Камердинер… э-э… мажордом. Три штуки в одной бутылке.

— Почему в халате?

— Донашивает, отдал старенький.

— Не по форме. Пьёт? Рожа явно с похмелья.

— Закладывает. Бухарик.

— А тот, конопатый?

— Тот… э-э… повар. Петрушка.

— Рожа тоже ненадёжная. Распустил, Михаил Иванович.

— Все под контролем, господин генерал. Гоняю… Но не уследишь за ними.

— Все вышли вон, — устало сказал Древака и снял фуражку с высокой тульей.

— И я? — спросил Супонев.

— И ты! — сказал Шпарин.

— Хватит, Миша, — генерал поморщился и недовольно произнес: — Ну, что вы как дети, право слово. Супонев, отведи мальчика в машину. Я с тобой, сынок, негодник такой, дома поговорю.

Стасик втянул голову в плечи.

— Прощай, Стас, — сказал Шпарин. — Ты хороший парень.

Супонев схватил мальчишку за тонкую шею и вывел за дверь.

— А ты, Миша, иди сюда, присаживайся.

Генерал постучал по дивану. В солнечных лучах, бьющих из окна, поднялось облачко пыли.

— Спасибо за сына, капитан! — сказал Древака, с минуту помолчав. — Но бардак! Везде бардак. Мусор во дворе, все засрано. Соседи жалуются. Шум по ночам. Женщин водишь. Притон устроил. Инеева до инфаркта довели… Лежит в госпитале.

— Вот, что, Миша. Вот, что… Засветился ты по полной. Пресса вопит, телевидение мусолит… Мы тебя прикрыли… Похоронили и сегодня памятник поставим, — генерал кивнул на телевизионную стенку. — Видел? Так что с командировками пока повременим. Орден Начальник Департамента тебе зарубил. Выхлопотал я должностенку. Майорскую… После свадьбы отправишься в дальний гарнизон, где меньше кабаков и соблазнов. Нам твои залеты надоели… Ляхову тоже не поздоровиться. И дядя не поможет. Отсидишься, пока поутихнет. У капитана Ханеева челюсть выбита, у майора Полоки перелом двух ребер. Зачем было так избивать? Подумаешь — пригласили сдуру девчонку в ресторан… У неё на лбу не написано, что твоя. А сейчас марш к невесте! Помирись, успокой. Скажи: всё — наветы сестриц. Завидуют. Оболгали. Девчонка рыдает, не дай бог руки на себя наложит. Или выкидыш. Понял?

Генерал встал с одышкой, потрепал Шпарина по плечу.

— Эх, мне бы твои годы… До свидания, Миша. Поеду на кладбище — поприсутствую…

Хлопнула дверь, лязгнула калитка.

Шпарин вышел во двор.

— Я бухарик, Миша? — Маралов, задыхаясь, отскочил от открытого окна.

— А кто?

— Слуга? Камердимер? Камардамер?.. Да?..

— Метродотель. Растешь по службе. Скажи спасибо, что отмазал.

— Это не наш полковник, — сказал Додоня. — Это генерал.

— Конечно генерал, но не наш.

— И чего теперь делать?

— Пока не знаю. Пойду, побеседую с девчонкой из дворца напротив.

После отъезда машины с генералом девушка в соседнем особняке отошла от окна, уселась за стол, открыла тетрадь и, пожевав кончик ручки, застрочила.

«После звонка Миранды Изабелла упала на кровать и, свернувшись комочком, долго и горько заплакала. «Негодяй! — задумалась она, кусая розовый платочек. — Негодяй! Изменил с лучшей подругой. Пусть только заявится… Пусть…». Успокоившись, накрасившись, Изабелла надела толстые бриллиантовые бусы, нарядилась, вызвала такси и поехала в город. В многолюдном парке, она свернула на узкую тропинку вьющуюся среди магнолий. За магнолиями слышались разговоры и смех людей. «А я одна, совсем одна, — думала Изабелла. — Ну и пусть. Отдамся назло Родириго первому встречному мущине. Назло…»…

— Настоящая скотина этот Родириго, — сказал Шпарин, склоняясь над девушкой.

— Ой! Подкрались, Михал Иваныч. Напугали.

— Родириго Изабеллин муж?

— Муж!

— Я бы не так написал. А если первый встречный старый плешивый урод? Или ещё хуже — грязный маньяк…

— И впрямь… А как?

Шпарин припал носом к узлу светлых волос сооруженному теперь на затылке. Новый веерный венчик, выкрашенный в белый цвет, подрагивал и манил.

«А запах, а запах?.. Молочком парным пахнет».

— Пиши: «Свернув на узкую тропинку, вьющуюся среди магнолий, Изабелла столкнулась с молодым статным мущиной в длинном бархатном плаще желтого цвета с саблей…».

— Мущиной… — Карамелла, высунув кончик языка, усердно записывала. — Или мусчиной?

— Как хочешь. Но, по-моему, мущиной мужественней.

— Не, — сказала Карамелла. — Мущиной правильней. Надо в книжках подсмотреть.

— Мущина был статен и красив… Его голубые глаза смотрели…

— Лучше серые, как у вас.

— … серые глаза смотрели печально. Изабелле показалось, что и он одинок, как она. Молодой мущина уступил Изабелле дорогу и, обернувшись ей вслед, вздохнул. «Да, — подумала Изабелла, тоже обернувшись. — Это он!». Мущина остановился и снял широкополую шляпу с разноцветными перьями. «Михаэль», — представился он, протянувши ей навстречу ладонь без признаков кольца.

— Лучше Габриэль, — сказала девушка.

— Пусть будет Габриэль… «Я — Изабелла», — сказала Изабелла, сделала книксен и пожала влажную и сильную ладонь Габриэля. Раздался внезапный раскат грома и дождь полил землю с первобытной страстью. Габриэль накрыл Изабеллину голову своей широкополой шляпой… Но Изабелла вмиг измокла и тогда Габриэль увлёк её к беседке в глубине парка и, откинув ветвь зеленого плюща…

— Плющ ядовитый, лучше ветвь лианы.

— … ветвь лианы, пригласил внутрь.

— А зачем?

— Догадайся.

— А, — сказала Карамелла. — Понятно.

— В беседке было сухо и спокойно. А за беседкой дождь лил со все умножающейся страстью, мокрая Изабелла захотела тепла и прильнула к Михал Иванычу.

Девушка задумалась и сунула кончик ручки в рот.

— А откуда взялся Михал Иваныч? Он уже был… в беседке?

— Он везде, — сказал Шпарин. — И тут, и там.

— Издеваетесь, — Карамелла надула пухлые губки.

— Если мы введем в твой роман новое лицо…

— Сцинарий.

— … в твой сцинарий.

— Называется: «Сто оттенков тёмной страсти».

— Хорошо. Сейчас случится настоящая интрига.

— Интрига… — с придыханием прошептала Карамелла.

— Ты записывай, записывай… Михал Иваныч обнял дрожащую Карамеллу в сиреневом платье с рюшечками…

— У меня такого нет, — сказала Карамелла. — У меня моё лучшее синее, с белыми оборочками.

— … с белыми оборочками. Габриэль хотел возмутиться, но Михал Иваныч достал из саквояжа две бутылки шампанского, сделал широкий жест и мягко предложил: «Присоединяйтесь, молодой человек, присоединяйтесь…». Габриэль, недолго думая, сбросил плащ, отстегнул саблю…

— Однако… — сказала Карамелла, насупив брови. — Этак они меня уделают.

— С новой строки: «В этот момент, заслышав звуки, к беседке приблизился господин Ливербрук, прогуливавшийся неподалеку вместе с жестокой госпожой Ливербручихой. Оставив госпожу Ливербручиху на скамейке, господин Ливербрук встремглав бросился к беседке и, откинув ветвь лианы, залез внутрь. Его взору предстала умопомрачительная картина…».