Василий Тарасенко - Драконий Катарсис. Изъятый

Феликс пришел в неописуемое бешенство. Его взгляд остановился на рукояти топора с широким лезвием, воткнутого в один из столбов, поддерживающих крышу зундора. Мясницкое орудие магнитом притянуло взгляд и не отпускало. А в голове переломанного, не раз искалеченного гехая-эльфа, когда-то бывшего человеком, пульсировал болью гнев, от которого ломило виски.

Феликс встал на ноги и, пошатываясь, подошел к столбу, где вцепился обеими руками в топорище инструмента забоя хищных тварешек, испокон веков служивших нагам домашней скотиной. Сквозь узкие щели нескольких окошек в зундор проникали лучики серого света, а по крыше мерно тарабанили капли дождя, как и все десять лет, что Феликс провел под этим небом…

С хрустом лезвие покинуло деревянный столб, и топор потянул руки к загаженной земле. Исполосованное шрамами лицо Феликса скривилось в усмешке. Он прошептал:

— Пора нам наконец поздороваться по-настоящему, дорогая.

Копошившиеся рядом зунды настороженно вскинули головы и уставились на эльфа, а спустя долгую минуту тихими тенями разбежались от страшного гостя, провалявшегося рядом с ними всю ночь и почти весь день.

Свобода — тяжкое бремя, особенно после забвения и многолетнего самообмана. По всему Кавану то там, то здесь пробуждались гехай, вырванные из магической западни. Кто-то мгновенно сходил с ума, кто-то впадал в гнев и начинал кровавые разборки, кто-то в страхе забивался в самые дальние щели… Но некоторые поняли, что все не так плохо. Не бывает правил без исключений.

Выжженная земля, Кенские горы, Скалы Оронна,

замок Сенеджио

Эцио ворвался в их супружескую спальню, схватил в охапку катавшуюся с воем по полу, устеленному мягкими коврами, светловолосую жену-вэрру и испуганно спросил:

— Что такое? Что с тобой, Лари?! Не пугай меня!

Оборотень, весьма хлипкая на вид для своего племени, на миг притихла, а затем вновь завыла, облапив мужа руками и глядя бессмысленным взором в потолок. Старому вампиру происходящее внушило настоящий ужас. Он души не чаял в своей супруге, а теперь та обезумевшим взъерошенным существом пребывала в странной агонии. Когда сорок лет назад в руки Эцио попала вэрра-гехай, глава клана Сенеджио и представить не мог, что влюбится как мальчишка в утонченную перевертышку, смотрящую на мир счастливыми глазами. И плевать вампиру было на заклятие, спутавшее девушке разум. Их реальная совместная жизнь ничем не отличалась от той, что внушала Лари магия эльфов.

Эцио насмотрелся на то, как обращается с гехаями большинство их владельцев. От некоторых случаев даже его, кровопийцу, бунтаря и древнего злодея, бросало в холодную дрожь. Он всю долгую жизнь считал, что нельзя мучить врага и категорически нельзя излишне мучить того, кто от тебя полностью зависит. Честнее будет просто убить… Ну, поиздеваться там денек-другой. Но не до такой же степени! Не годами же?!

То, что происходило сейчас, вампира напугало. Его Лари, сокровище, любимая супруга и верный товарищ во всех начинаниях, билась в судорогах, а он ничего не мог поделать. Чтобы помочь, надо знать — от чего помогать. Единственное, что смог сделать вампир, это осторожно вмешаться в сознание жены и постараться снять эту агонию. Уже покидая разум супруги, Эцио понял, что привычная пелена заклятия, мерцавшая все эти годы на ауре вэрры, куда-то испарилась. Догадка вампира озадачила. Похоже, что-то случилось в подлунном мире, что-то такое, что смело заклятие. И сейчас его Лари обретает настоящее сознание — свое, а не воображаемое. Ее память срастается с реальностью.

Вампир почувствовал, как тело в его крепких объятиях расслабилось. Смущенный голос женщины промурлыкал в шею:

— Ну, ты совсем клопом стал! Вцепился так, словно хочешь выдавить из меня всю кровь до капли.

Эцио с облегчением выдохнул, дунул в светлую макушку, ероша волосы, и сказал:

— Помолчала бы, кормушка ходячая. А то еще что-нибудь случится.

— А я теперь знаю, как меня зовут на самом деле… — В голосе Лари скользнули нотки удивления, но при этом угадывался и покой. — Хочешь, скажу?

— Как хочешь, кормушка. — Губы вампира расползлись в ухмылке.

Вэрра закопошилась в его объятиях, устраиваясь поудобнее, после чего задумчиво протянула:

— Никогда не думала в прошлой жизни, что так втрескаюсь в клопа-переростка.

Эцио захохотал, ощущая в душе небывалый подъем. Сколько лет он слышал от супруги признания в любви, но всегда оставался осадок опасения, что эти слова — лишь результат заклятия. А теперь он понял, что все в его жизни совершенно правильно и прекрасно. Вэрра в его руках уютно засопела, усталость взяла свое — она засыпала. А вампир сидел на полу, укачивая свою любимую, и безмятежно, улыбался вечернему небу, серой проплешиной видневшемуся в стрельчатом окне супружеской спальни.

Вскоре поток Силы вырвался за пределы материка и понесся над океанами к другим землям, чтобы потом сойтись где-то в яркую точку, собрав по пути урожай враждебных заклятий. И этой Силе было все равно, что некоторым существам, потревоженным жгучим потоком, совсем не понравилось, что их волю так, мимоходом, обрушили, снимая заклятия забвения с врагов, привороты с любовников и любовниц, наведенные успокаивающие чары с умалишенных… Но это уже совсем другая история.

Мы с Лайсси парили где-то посреди странных пятен света. Эти зеленые, черные и белые пятна перемешивались, стекая друг в друга. И наполняли странным покоем, какого я не испытывал никогда в жизни. Если это было последствие единения с частью души, то что будет, когда сойдутся все три? Мысль доставила теплое удовольствие. Нагайна пошевелилась и сонно проворчала:

— Тогда в степи, у костра…

— Что в степи? Когда? — не совсем понял я.

— Перед тем, как нас схватили огры, — в голосе Лайсси скользнули нотки беспокойства, — мы с тобой сидели у костра и разговаривали о всяком разном. Помнишь?

— Нет, солнце, не помню, — с долей сожаления ответил я.

— Жаль, — прошептала Лайсси, — а то ты мне тогда сказал кое-что важное.

— Тогда помоги мне вспомнить, сердце мое. — Трехцветное сияние вокруг нас потекло быстрее. — Правда, мне почему-то кажется, что я не хочу вспоминать.

— И есть отчего не хотеть. — Змейка вдруг крепко прижалась ко мне, подрагивая. — Я тоже не хочу… Но помню каждое мгновение. В ту ночь, под дождем, случилось что-то странное, Террор. Что-то блеснуло в черном небе. Ты сказал, что это звезда. И пообещал однажды рассказать мне, что такое — звезды.

Моя память зашелестела мокрой травой. Я понял, что начал вспоминать тот кошмар. Вместе с воспоминаниями в кровь заструился могильный холод. И был он синим огнем.