Василий Тарасенко - Драконий Катарсис. Изъятый

Тропа тянулась и тянулась, а вокруг жил своей страшной загадочной жизнью лес, мокрый от вечного дождя где-то наверху. Горотур шагал впереди размеренно и неутомимо, словно не было у него на горбу нашей тяжеленной поклажи с едой, одеялами, всякими смертоносными штуками и набором старых карт, всученных нам перед отправкой в путь князем белого племени. Он на правах главы дома перерыл хозяйство безвременно почившей Ходящей и подарил нам целую кипу пергаментных схем и красочных путевых карт с отмеченными маршрутами торговых и патрульных дорог на нескольких ярусах Лесного Моря. Так называемое Сердце Бездны было обозначено на них всех. Другое дело, как это было выражено. Когда я понял, что на всех картах территория Сердца Бездны и Зеленого Пика одно сплошное белое пятно, мне поплохело. Это могло означать только одно: хоженых троп там не сохранилось. Значит, придется стать первопроходцами, а это каторжный труд. В прошлой жизни мне как-то раз пришлось составлять выжимку исторических документов для какого-то вуза по эпохе конкистадоров. Начитался я тогда всяких ужасов про джунгли Амазонки и прочих Эльдорад. Насекомые, откладывающие яйца где попало… Это настоящая песня! Вот где хитиново-мерзкая тварь попала на человека, там и откладывает, с-с-с… скотина энтомологическая. Прошелся в плотных кустах — на тебе в ухо подарок. Прислонился к замшелому дереву — держи сотню яиц под кожу на спине или голове. Сполоснулся в ручье — получи раскоряку промеж ног. Пр-р-рэ-лестно, однако!

Болезни, переносимые кровососами, тоже многого стоили. Анкилостомоз, которым награждают мелкие черви, прогрызающие кожу несчастного, решившего прилечь в тени на отдых. Бругиоз, переносимый комарами в тропиках, — от него мужчина приобретает воистину слоновьих размеров ноги и… э-э-э… то, что между ними. Особенно меня тогда впечатлила болезнь «лоаоз», вызываемая мелкими червячками, переносимыми слепнями. Эти твари способны заставить человека поверить в фантастику. Увидишь вот так однажды, как в глазах собеседника мелькают настоящие живые черви, прямо в белках, — можешь быть уверен: он был в тропиках и сейчас болеет этой самой штукой. При одном воспоминании о болячке меня передернуло. Судорожно тряхнув головой, я поспешил за туром, успевшим отдалиться на добрых двадцать шагов.

А замечательная здоровая паранойя, распустившая во мне мириады корней, зорко блюла окрестности на предмет подкрадывающихся кровососов и прочих невинных тропических созданий. Обливаясь потом так, что хвост висел сосулькой, я старался не отставать от рогатого, который периодически проверял мое наличие у себя за спиной, да еще и песенки напевал бодрые типа:

Право слово, даже пытался подпевать, но всякие шорохи, способные заглушить даже мои тарарамные шаги по древесной тропе, не давали расслабиться. Остаться в одиночестве совершенно не хотелось, так что я поспешал. Родичи лишь поулыбались нам в спины, помахали лапками и остались в городе, сволочи. Вот и перлись теперь мы вдвоем с рогатым по толстенной ветви каньяна куда-то в дебри, примерно соблюдая направление на юго-запад, к Сердцу Бездны, типа — там моя малая родина на просторах и высотах Лесного Моря.

Где-то наверху заскрежетала местная разновидность павлина, судя по тональности пилящей ноты. Меня аж передернуло. Вообще весь последний день только и делаю, что дергаюсь, озираюсь и боюсь. С этим надо было что-то делать. И я начал орать одну за другой свои любимые песни из мультиков. Настроение стремительно поползло вверх. Особенно порадовало то, что какая-то подозрительно шипастая зверюшка с писком сиганула прочь.

С энтузиазмом поорав на окружающую среду, я с удовольствием заметил, что спина одного ходячего танка с рогами стала очень даже заинтересованной. Горотур явно слушал мои завывания, силясь понять — какая такая тварь подкралась сзади и отрывает мне причиндалы. Чтобы удовольствие стало совсем уж полным, я решил увеличить, так сказать, громкость, но не тут-то было.

— Ложись! — пронзительно закричал слева от меня незнакомый женский голос, после чего джунгли сошли с ума.

Какая-то черная туша с громким треском вывалилась из лиан на тропу между мной и рогатым, сверкнула десятком яростно-зеленых глаз, рявкнула для острастки в сторону офигевшего меня и сиганула куда-то дальше, умудрившись влепить массивным хвостом с роговой лопастью на конце мне в бочину. Серо-зеленый пейзаж завертелся космическим тренажером, вызвав мгновенный приступ тошноты. На мгновение мой взгляд зацепился за источник предупредительного вопля. Картина маслом — на лиане возле тропы этакой Тарзанушкой возвисала (иначе не скажешь, поза у девушки была очень уж показной) изящная зеленокожая блондинка. Ее миндалевидные глазищи смотрели на меня двумя изумрудными озерами ужаса, но шикарные пушистые острые уши с кисточками на кончиках тем не менее повернуты были в сторону удиравшей твари. Из одежды на барышне были зеленые же кожаные штаны, сапоги и глухого покроя куртка. На желтом широком поясе агрессивно болтались широкие короткие ножны. Сам то ли меч, то ли тесак сверкнул в тоненькой руке незнакомки… Рядом с которой на такой же толстой лиане примостилось настоящее Квазимордо!!! Это все, что я успел понять, прокрутившись в воздухе, ломая какие-то сучья и собирая липкую паутину на лицо. Где-то яростно взревел Горотур, а потом я почувствовал себя пророком, предсказание которого вдруг сбылось на удивление как зрителям, так и его самому. Дернул же кто-то за язык спеть песенку из старого мульта про кота по имени Леопольд. Ну, в которой он про велосипед, крученые педали и полеты выводил.

Вот и я, не с горы, конечно, и не как птица, но полетел же, материнскую им плату в кулер через калькулятор!!! Такого ужаса я никогда еще в своей жизни не испытывал. Многоглазая тварь своим хвостом сбросила меня с ветви-тропы, отправив в долгий полет вниз. Захватывающе такое событие выглядит только в кино — там хотя бы знаешь, что главный герой как-нибудь выкрутится. У меня такой уверенности не было. До первой толстой ветки, о которую приложился хрустнувшими ребрами. Это было, мать их, больно… Но не помешало попытаться схватиться за ветвь руками и ногами. Маневр удался только палке так на двадцатой, когда в теле не осталось ни одной целой косточки, судя по раздирающей боли. Мир вокруг перестал кружить и раскачиваться, я же осторожно осмотрелся. Вокруг было очень темно, настолько сумрачным и кошмарным оказался этот кусок леса. Я болтался посреди весьма ажурного переплетения разнокалиберных веток, лиан, мхов и плотной паутины, блестевшей каплями влаги. Где-то наверху тихонечко попискивал голосок Горотура, а внизу вальяжно раскинулись многочисленные слои влажной паутины, терявшиеся в черноте бездны. Где-то там же растворялись во мраке сплетенные жизнью ветви и лианы.