Георгий Паксютов - Что мне приснится

Что мне приснится, роман

Глава первая

Часть первая

Куда ни глянь, до самого горизонта - поле после жатвы усыпано золотистыми стогами сена. Щедрая и ласковая земля дает урожаи обильно, сторицей вознаграждая крестьян за их нелегкую работу. Само небо как будто радуется, наблюдая эту умиротворенную картину, и оттого даже выглядит иначе, чем в городе - каким-то особенно насыщенным синим цветом напоен его свод, и особенно внушительными выглядят громады его облаков. Солнце пригревает ласково и нежарко, а ветра, приходящие сюда по открытому пространству со всех четырех сторон света, несут в себе приятный аромат полевых трав. Здесь и только здесь человек живет в гармонии с природой - и с самим собой.

Если кто-то представляет себе деревенскую жизнь примерно так, то он очень сильно ошибается.

Насчет нищенских условий жизни крестьян, которые вынуждены работать с утра до ночи, чтобы не умереть с голоду - в прямом смысле этих слов - я себя не обманывал. Честно говоря, мне и не было их жалко; что меня беспокоило по-настоящему, так это то, как все это выглядело. И пахло.

Крестьянские домики-полуземлянки были похожи, как один, и все выглядели в равной степени некрасиво. В силу своего достатка, здешние обитатели сооружали себе жилища, используя любой попавшийся им материал - проще сказать, любую рухлядь. Эстетические качества построек для них явно стояли не на первом месте.

Вдобавок сильно пахло всем тем, что бережливые крестьяне использовали в качестве удобрения на своих участках.

На это зрелище я смотрел весь день, но глаза отказывались привыкать к подобному. Каждая секунда была испытанием для моего терпения, но поделать с этим я ничего не мог. Даже пойти, чтобы отвлечься, тут некуда, кроме только местного трактира. Может быть, действительно зайти пообедать? Есть не хочется, но что еще делать.

Мне невольно представился обеденный зал: дрова потрескивают в очаге, посетители ведут неторопливый разговор, услужливый трактирщик встречает с дороги. Настолько услужливый, что, даже приняв заказ, не отходит, а задает новые и новые вопросы...

Какой ужас. Может быть, всё-таки не стоит?

Я отвел взгляд в сторону, и впервые заметил пристально смотревшую на меня девочку, очевидно, дочь кого-то из местных. Одетая в отрепье, неумытая, даже словно посеревшая от впитавшейся в кожу грязи, здесь она все равно радовала глаз - как пыльный цветок подорожника, пробившийся прямо между камней мостовой. Ребенок есть ребенок, родился он в хлеву или в роскошных палатах.

Я пару мгновений глядел на девочку, а потом неловко улыбнулся ей, желая продемонстрировать свою приязнь. Девочка как будто бы ненадолго задумалась над происходящим, а потом вдруг издала истошный вопль и со всех ног припустила прочь.

Хватит с меня этого места.

Трактир находился на самой окраине деревни, поближе к единственной в окрестностях настоящей дороге. Это здание сильно отличалось от прочих, и в лучшую сторону. Легко поверить, что торговля алкоголем - это важнейшая статья экономики государства. Некоторые крестьяне доставали денег на водку, не имея хлеба на завтрашний день, в чём государство их только поощряло. Что можно было сказать наверняка, пили не от хорошей жизни.

Буквально перед самой дверью меня охватил порыв развернуться и уйти. Я представил, как вхожу в зал, полный подвыпивших мужичков, все разом оглядываются на меня... Но ведь это ничего особенного, не волен ли я делать что хочу и где захочу?..

За какую-то секунду, пока я подошел к двери и открывал ее, мое дыхание резко сбилось, но увиденное в зале оказалось лучше некуда: посетитель был всего один, широко улыбающийся неизвестно чему здоровяк за столом возле стены, торговец, наверное. Трактирщик, угрюмый усатый мужик, при моем появлении скорчил недовольную мину, не глядя в мою сторону. Это тоже к лучшему - такой точно не станет донимать расспросами о виденном в далеких краях.

Тучный трактирщик не меньше минуты после того, как я вошел, продолжал нарочито сосредоточенно протирать грязную посуду какой-то ещё более грязной тряпкой.

В зале было довольно темно - несколько маленьких окошек, затянутых белесым пузырем, давали минимум света. Огонь в очаге не разводили, оно и понятно - незачем тратиться, когда посетителей так мало. Глянув на улыбчивого мужчину у стены, я заметил, что перед ним на столе, кроме мисок и кружки, стояла и свеча. Надо тоже себе попросить.

Наконец трактирщик, не торопясь, подошел ко мне. Я расположился за столом недалеко от входа. В наброшенном дорожном плаще я выглядел как обычный странник.

- Чего будешь? - буркнул трактирщик. Видать, оглядел меня и счел, что взять с такого гостя особо нечего.

Меня охватило раздражение. Я без того был утомлен, и терпеть подобное пренебрежение было невмоготу - кроме того, с людьми легче держаться, когда поставил себя выше их.

Не говоря ни слова (в то время как мое сердце заколотилось быстрее) я отстегнул от пояса перевязь и положил на стол рядом с собой - так, чтобы он не мог не заметить рукоять меча с нанесённой на неё печатью Ордена. В конце концов, может, я и приличный обед таким образом получу.

Краем глаза я заметил, что другой посетитель напрягся и теперь смотрит на меня - тоже разглядел печать, значит.

Трактирщик остолбенел и простоял несколько секунд, вытаращив глаза, потом перевел испуганный взгляд на меня. Я посмотрел на него в ответ, изображая непоколебимое достоинство на своем давно не бритом, неумытом лице - в то время как внутри я воспринимал происходящее как тягостную обязанность. Наконец трактирщик что-то протараторил изменившимся голосом, что я пропустил мимо ушей - это не могло быть ничего, кроме извинений и заверений в скорейшем и наилучшем обслуживании. Я кивнул. Трактирщик быстро засеменил прочь.

Не успел я выдохнуть, как передо мной очутился тот самый тип, который был в трактире до меня; не спрашивая позволения, он вольготно расположился за моим столом, напротив меня. Я успел заметить, что у его пояса, по левую и по правую сторону, в ножнах лежали два меча. Само по себе то, что торговец или путешественник имеет при себе оружие, было не удивительно. Слегка удивляло то, что меча было два.

Непрошеный собеседник был очень высок, с виду постарше меня - может, лет тридцати. У него был цветущий вид, иначе и не скажешь. С его здорового, самодовольного лица не сходила улыбка. Он смотрел прямо в глаза с уверенностью, которой я мог только позавидовать.

После короткой паузы, в течение которой я не знал, что сказать и нужно ли что-то говорить, а он, казалось, был увлечен какими-то собственными мыслями, он улыбнулся еще шире, слегка наклонился в мою сторону и спросил: