Эшли Дьюал - Смертельно безмолвна

Иногда даже сам человек.

Я порывисто сталкиваюсь лбом с холодным стеклом и зажмуриваюсь. Но едва глаза закрываются, как я вижу Эби. Я вижу, как она танцует со мной на кухне и как показывает мне рисунки, как смущенно поджимает губы. Как плачет, когда я направляю в ее сторону дуло пистолета.

Резко распахиваю глаза, отшатываюсь от окна, как он колючей проволоки. И берусь расхаживать по комнате, меряя широченными шагами проблемы, прерывистое дыхание. Я схожу с ума. Грубо ударяю ладонью по затылку и продолжаю ходить. Сжимаю, разжимаю пальцы и не останавливаюсь, пусть комната кружится и качается из стороны в сторону.

Наплевать. Наплевать. Я не убивал Эбигейл. Меня заставили. Я не хотел этого.

Еще один удар по виску, и вновь боль вспыхивает где-то внутри, где-то в груди, хотя вспыхнуть, черт возьми, должна голова, лицо, затылок, что угодно, но только не ребра.

— Нет, — рявкаю я, встряхнув волосами, — у меня не было выбора, не было.

Конечно, был. Я должен был прострелить себе голову, прежде чем перевел браунинг в сторону Эбигейл Роттер. Я должен был стрелять не в воздух, надеясь, что патроны вдруг закончатся, а себе в голову. Должен был. Должен был.

Хлопаю ладонями по ушам, будто бы обезумивший, а затем выпрямляюсь и шмыгаю носом.

Почему я вообще уверен, что Эбигейл умерла? Вдруг это трюк. Ловушка. Обман. Я ведь не видел ее тела.

— Не видел.

Я ведь даже не подошел к ней.

— Не подошел.

Киваю сам себе и сглатываю ядовитую желчь, обжигающую горло. Конечно! Я здесь сижу и зря трачу время, а ребята, наверняка, отвезли Эби домой, где ей помогла Норин; не знаю, что со мной. Я потерял окончательно способность трезво мыслить, анализировать. Я отчетливо помню, как Джейсон позвал меня. Просил остаться. Если бы я убил Эбигейл, он бы разодрал меня в клочья, а не велел не сходить с места. Он хотел сказать, что я должен в руки себя взять, перестать оглядывать поляну пустым взглядом. Он хотел сказать, что мне нужно помочь перетащить Эбигейл в машину и отвезти ее к Монфор. Да, конечно. Хэйдан тоже мне ничего не сказал.

Морщусь и вспоминаю, как он придавливал руки к голове Эби. Он пытался остановить кровь!

Поэтому даже не обернулся. Он был занят, а я, вместо того, чтобы им помочь, сорвался с места и кинулся в глубину леса. Я идиот. Я полный идиот, и я в очередной раз ударяю себя по голове ладонями и стискиваю зубы. Если бы я убил Эби, мой телефон бы уже разрывался, Хэрри бы меня нашел, отец не стал бы меня обнимать.

— Да. Конечно.

Не бывает так, чтобы ты совершил преступление, и все продолжили тебя защищать.

— Естественно.

Они бы меня возненавидели.

— Они бы меня бросили.

Я прохожусь ладонями по пылающим щекам, кидаюсь к кровати и беру скомканный свитер.

Натягиваю его. Ухожу. Бреду по коридору и слышу, как в гостиной работает ящик на всю мощность. Мой отец сидит перед телевизором, но смотрит в другую сторону. Что с ним? Идет бейсбол, а он плавает в мыслях. Странно. Дол держится за его плечи, молчит. Я не помню, чтобы Долорес умела молчать. Ладно. Это их проблемы. Я тут не причем.

Проношусь по коридору, надеваю черное, теплое пальто, воротник которого хорошо прикрывает взмокшую шею, и открываю дверь. Мне кажется, кто-то зовет меня по имени.

Я иду по вечерней Астерии, держа руки в карманах, оглядываясь по сторонам. Меня не покидает ощущение, что за мной кто-то идет, что за мной следят. Люди смотрят, а я тру пальцами лоб, уверенный, что на нем выжжено: убийца. Нервно повожу плечами. Бред, на лбу у меня нет ничего, да, ничего. Взлохмачиваю волосы и колючим взглядом осматриваю полупустую улицу, прохожих, кроны деревьев, похожие на растопыренные пальцы.

Мне навстречу бредут женщины, прищурив глаза, и я отворачиваюсь. Иду дальше, и натыкаюсь на мужчин, притаившихся в тени одной из церквей. Они перестают говорить и поворачивают на меня головы, застыв в молчании, застыв в ожидании. Проношусь мимо.

Что они на меня пялятся? Что им нужно? Я стискиваю зубы и вздрагиваю от скрипов и шорохов, что слышатся за спиной. Я постоянно оборачиваюсь, но я ничего не вижу. Мне нечего скрывать. Я не убивал Эбигейл, потому что она еще жива; пусть таращатся сколько им влезет, пусть сплетничают и обгладывают новости. Городок кретинов, городок психов, фанатиков, церквей, святош, лжи, двуличия. Городок падали. Я ненавидел это место, я так мечтал сбежать отсюда. Но теперь я заперт. Заперт вместе с этим смрадом болтающих, как помело, домохозяек и, страдающих от рака мозга, мужчин.

— Черт, — что я несу, это не я, это не мои слова, — черт возьми.

Прокатываюсь ладонью по губам и прибавляю скорость. Нужно скорее добраться до коттеджа Монфор, иначе я сойду с ума. Окончательно потеряю над собой контроль.

Неожиданно вдалеке я замечаю плотный, смоляной столб дыма, который тянется над лесом и над озером. Над тем местом, откуда я уносил ноги. Странно. Пожар? Зачем Хэрри и Джейсон подожгли поляну? Бессмыслица. Не понимаю.

Я морщу лоб и, наконец, добегаю до дома Монфор-л'Амори. Холод стоит неистовый и грубый, он пробирается не под одежду, а под кожу, заставляя все тело дрожать, будто от лихорадки. Или только со мной так играют нервы? Только меня бросает из жара в озноб?

Я отталкиваю дверь и захожу в коттедж. Стремительно иду на кухню. Оттуда слышу голоса, шум, и киваю: я правильно поступил, что вышел из дома. Делаю еще один шаг, и в следующее мгновение из кухни выскакивает Хэйдан. Глаза у него огромные. Брат несется ко мне, вытянув руки, будто собирается обнять, а я покачиваю головой.

— Потом.

— Стой.

— Эби там?

— Подожди, да остановись же ты! — Хэрри упирается ладонями в мои плечи и тяжело выдыхает. — Давай поговорим сначала. Я хочу с тобой поговорить.

— Я пришел, чтобы увидеть Эбигейл.

— Мэтт. Слушай, я понятия не имею, что ты чувствуешь, но…

— Отойди. — Резко отталкиваю брата в сторону, но он тут же вновь возникает впереди и преграждает мне проход на кухню, оперевшись руками по обе стороны стены.

— Тебе не нужно туда идти.

— Пропусти меня.

— Нет. Не пропущу.

Что? Недоуменно свожу брови и по-птичьи наклоняю голову. Он серьезно?

— Не нарывайся, Хэйдан. Я не хочу делать тебе больно. — Сжимаю в кулаки пальцы, и хруст проносится по коридору, будто я раздробил кости.

Брат продолжает стоять на пороге, а я начинаю злиться, гляжу в одну сторону, потом в другую и изо всех сил стараюсь совладать с пожаром, который подскакивает к горлу. Но я не могу… Этот пожар поглощает меня… Поглощает, как много лет назад, когда я творил невообразимые вещи, после смерти матери. Перевожу взгляд на брата и цежу:

— Дай мне пройти.

— Ты не хочешь этого видеть, ты не должен это видеть.

— Что там? Там Эби?