Вера Чиркова - Западня

— Мм… — гневно промычала ее милость. А в следующую секунду ее голова бессильно упала на грудь, словно Юнгильда потеряла сознание.

— К этой новости нужно привыкнуть, — невозмутимо сообщил дракон и поднялся с места. — Ну, мне пора. А ее лучше унести в спальню, я не успел сказать, что последствием спазма будет продолжительный сон.

Как только погас шар, обличая желание старших поговорить без свидетелей, Таэльмина торопливо собрала свои вещички и помчалась в выделенные ей покои. Однако немедленно заняться посланием Харна девушке не удалось, в первой комнате ее уже ждали.

Тук сидел на узком диванчике в облике парнишки-проводника, и тень сразу заметила, как печально его лицо.

— У тебя, — мгновенно сделала выводы девушка, — плохие новости?

— Скорее невеселые, — хмуро признался Тук и взглянул на хозяйку со знакомым виноватым выражением.

А еще в его взгляде вдруг мелькнула многовековая усталость и печаль мудрости.

— Я могу чем-то помочь? — Тень начала догадываться, какой непростой выбор стоит перед преданным создателям существом.

Ведь он нарочно принял ради разговора с нею этот облик, чтобы дать понять, насколько серьезен приведший его сюда вопрос.

— Пока не знаю, — сообщил Тук честно и протяжно вздохнул.

— Пока? — задумалась тень, оглядывая комнату.

Как обычно бывает в домах, где есть собратья Тука, тут властвовала идеальная чистота, свежая, как выпавший ночью снег. Значит, домовые уже приняли жилище фей под свою опеку или тут работал один Тук? Не потому ли он такой расстроенный? Ведь дворец фей далеко не мал, так, может, ему нужны помощники? Но сам он почему-то стесняется спрашивать или феи запрещают?

— Тук, можно задать вопрос?

— Конечно.

— Тебе трудно одному убирать этот дворец?

— Но я тут не убираю, — осторожно признался домовой, — феям подвластна магия воздуха, почти наравне с драконами. Они нас и учили когда-то заклинаниям чистоты.

— Уже легче… — задумчиво пробормотала Таэльмина. — А кто готовит мне еду?

— Раньше готовил я, а теперь будут готовить феи. Они любят делать приятное.

— Ты прав, — обдумав это сообщение, вздохнула тень, — новости действительно невеселые. Значит, ты хочешь отсюда уйти, раз в тебе не нуждаются?

— Это не так, — расстроился домовой, отчего-то не хотевший говорить о своем желании напрямик, — я бы с тобой с удовольствием остался, рассказывал легенды и веселые истории, пек пироги и пирожные…

— И я стала бы тучной, как герцог Болвор, — мечтательно поддакнула Таэль и засмеялась, обнаружив, какими круглыми стали глаза Тука. — Не обижайся, я пошутила. И теперь могу догадаться, почему тебе нужно уйти. Тут все теперь хорошо и спокойно, а у тебя есть обязательства перед человеком, которого ты назвал своим другом, и там, где он сейчас, наверное, не очень-то спокойно. Иди. Я и сама бы с удовольствием пошла, но дала слово. Хотя и не очень понимаю, зачем я здесь, если они теперь и сами такие могущественные.

— Так они же тебе сказали — память рода!

— Сказали, но ничего не объяснили. А сама я догадаться не могу, слишком уж они не похожи ни на одну другую расу.

— Так ведь они самые древние! Даже драконы не могут до конца понять фей, хотя на вид они как дети. А память рода — это живой разум, напоенный магией и живущий в особом месте. Он хранит знания и тайны всех фей, которые когда-либо жили. Одному существу просто невозможно их постичь, вот и сливают туда, когда накопят. И если с ним что-то случится, все они останутся без этой бесценной помощи. Однако сама память рода не может ни защищаться, ни подавать сигналы, поэтому рядом с ней всегда кто-то дежурил. Но сейчас феи слабы, им нужно несколько дней, чтобы подрасти, — ты же видела, какими они стали маленькими?

Тук неожиданно всхлипнул, и тень привычно погладила его по голове.

— Не волнуйся, я их не брошу и никуда не уйду. Отправляйся спокойно к Харну, только ответь на два вопроса — тебе там хватит магии? И еще, сможешь ты передать ему письмо?

— Только пиши быстро, меня уже Грард ждет. Или не торопись, попроси фей, когда они вечером вернутся, им отправить записку ничего не стоит.

— Хорошо, — передумала девушка, — я напишу не торопясь, а ты просто передай на словах, что я помню про клятву.

Домовой исчез так, как исчезали только драконы, не прощаясь и ничего не обещая, и Таэльмине оставалось только невесело усмехнуться. Не стоит обижаться на существ этой части мира, они не грубые и не злые, просто другие, и сами это понимают лучше всех. Потому и стараются поменьше общаться с людьми, чтобы не выслушивать упреки и смешные, с их точки зрения, претензии.

Читать письмо тень устроилась в кресле у окна, за которым сияло яркой голубизной по-весеннему безоблачное небо.

Как она и предполагала, Хатгерн постарался скрыть смысл послания в намеках и иносказаниях, упоминаниях об их путешествии и секретных разговорах. Хотя, как Таэльмина все отчетливее сознавала, особым секретом они ни для кого не являлись. Гольдские лазутчики и камни исправно доносили новости своим хозяевам, а драконы беззастенчиво шпионили сами и подслушивали разговоры гольдов.

И хотя упрекнуть их тени было совершенно не в чем — цель была более чем достойна такой многоходовой игры и тройного обмана, — но не чувствовать себя обиженной она не могла. Если только можно назвать обидой ту горькую досаду, которую испытала уверенная в своих способностях тень, впервые заподозрив, что они с Хатгерном в этой игре не более чем подсадные утки. Уж тонкости охоты, по милости Зарвеса, юная графиня изучила досконально.

Обнаружив, как далеко ее размышления ушли от письма напарника, Таэльмина огорченно вздохнула — как ни крути, но скрыть правду от самой себя невозможно. Да и глупо себя обманывать, хотя и признавать, что все ее мечты и ожидания рухнули в один день, тоже очень обидно и неприятно.

После того как тень узнала, что феи уже распутали проклятое заклинание холодного сердца, и попыталась найти в своей душе верные признаки тех чувств, о которых так много говорили в нишах и беседках родного замка влюбленные фрейлины и служанки, ее постигло горькое разочарование. Таэльмина не обнаружила ни в душе, ни в сознании никаких изменений. Не появилось у нее и желания совершать различные глупости, свойственные, судя по рассказам очевидцев, всем девушкам, охваченным пожаром нежной страсти.

Ей не хотелось ни беспричинно смеяться, ни тем более плакать. Не возникаю и желания бегом бежать к Харну в спальню, убивая по пути всех мало-мальски молодых и миловидных служанок. А заодно и не служанок и не очень миловидных. Танцевать в ночной рубашке или бальном платье под струями фонтана и громко распевать по ночам на балконе пока тоже не хотелось.