Сергей Боровския - Элем

На этот раз здесь одновременно происходит отпевание усопшего, венчание и обряд крещения младенца. Как-то даже слишком символично. Святой Отец вертится между этими тремя событиями, как белка в колесе. Безногий нищий путается у него под ногами, желая помочь. В правом углу за дубовыми столами сидит компания бородатых мужчин, чинно потребляющих пиво. Жарится шаурма. В углу слева детишки, галдя, лазают по портьерам. Как обезьяны.

Ещё одной достопримечательностью Собора являются коты. Их даже больше здесь, чем людей. Все, как на подбор, упитанные, лоснящиеся, хотя и разнообразных пород. От них постоянно исходят аутентичные звуки: кошачьих боёв, обиженных за свой прищемлённый хвост, просящих чего-нибудь пожрать и просто мяукающих от скуки.

Ко мне подходит Пророк. Его слепые глаза закрыты белой поволокой.

- Уж близится день, - сообщает он, беря меня за рукав.

Он ещё ни разу ничего не предсказал на моей памяти, но для церкви пророк — фигура сакральная. Поэтому не перебиваю его. Даю выговориться. Если отвлечься от вычурного языка, излагает он вполне занятные вещи: анекдоты и пересказы популярных телевизионных шоу. Минут через десять он выдыхается. Вручаю ему честно заработанный золотой.

Подхожу к покойнику, лежащему в гробу с открытыми глазами. Он приветливо улыбается мне. Вспоминаю, что как-то встречались с ним на улице и о чём-то разговаривали.

- Что стряслось? - вежливо интересуюсь.

- Да вот, - сетует он. - Инфаркт. На ровном месте. Не знал, что такое болезни. По докторам не шлялся. Думал, сносу не будет. А тут бац — накрыло.

- На всё воля божья, - говорю, стараясь соответствовать обстановке.

- Да уж, - соглашается он.

Разговорчивый попался покойничек. Я уже подумываю, какую бы причину сочинить, чтобы от него отвязаться, но меня спасает Святой Отец собственной персоной.

- Исповедоваться, сын мой? - спрашивает он, по-доброму глядя мне прямо в глаза.

Киваю. Он делает приглашающий жест, и мы идём с ним в изолированную комнату, которую мне хочется назвать кельей, несмотря на обилие в ней, естественно, котов и следов недавней дружеской попойки.

- Брысь!

Пастор сгоняет представителя кошачьих с кресла, где я удобно размещаюсь. Сам он становится напротив в смиренной позе со сложенными лодочкой ладонями.

- Грешен, - говорю ему. - Ведомый гордыней, напугал своего психоаналитика. Расстался с любимой девушкой. У матери не был уже больше двух месяцев. Лодырничаю. Хулю род человеческий.

- Грехи твои ужасны, - резюмирует Святой Отец. - Веришь ли ты в Иисуса?

- Верю, - заявляю твёрдо. - Но есть к нему вопросы.

- Излагай.

- Зачем человеку, созданному по образу и подобию божьему, нужен уголовный кодекс?

Святой Отец смотрит на меня укоризненно.

- Так это не по его части. С заповедями тебе к Саваофу.

- Они же, вроде, родственники.

- Сей факт недоказуем.

Приплыли.

- Хорошо. А ответ-то каков будет?

- Могу лишь высказать свою неканоническую точку зрения: человек банально продался и в результате потерял божественное в себе.

- За чечевичную похлёбку?

- Нет, это другая история. Но тоже поучительная.

Со Святым Отцом не соскучишься. Иногда мне кажется, что есть в нём некоторая «зеркальность» — он как бы ловит твои мысли и излагает их от себя, хотя и в своей интерпретации. Поэтому с ним невозможно спорить.

- Он продался за сомнительное удовольствие ходить ногами по Земле и дышать воздухом.

- А Иисус?

- А что Иисус? Он тебя любит. Вот и всё.

- И тут у меня как раз второй вопрос: бескорыстно?

- Не богохульствуй.

- И в мыслях не было. Ты сам скажи мне, кто спасётся?

- Всякий верующий в него.

- А остальные?

Другой бы на его месте осенил меня кадилом, а этот стоит, не шелохнувшись. Переваривает услышанное. Мотает на ус.

- Претензии принимаются. - Отречение от Христа Святому Отцу даётся ещё легче, чем Петру. - К Аллаху есть вопросы?

Положительно, здесь свято исповедуют «принцип одного окна».

- Есть. Почему он не заберёт к себе всех этих бородатых людей?

- Ты дерзок.

- Только в вашем присутствии, Святой Отец. В жизни я предпочитаю молчать.

- Очень правильный подход.

Кажется, он мне начал совсем уж откровенно поддакивать.

- Тогда уж и к вам претензия, - говорю. - Вы способствуете росту моей гордыни.

- Изыди! - мгновенно реагирует он и крестит меня схваченным за шкирку котом.

Аудиенция, значит, закончена. Полезная, кстати, получилась. Кое-что прояснила в моей больной голове.

Когда я вхожу в палату, лицо Вадима выражает сначала недоумение, а затем — искреннюю радость. Её степень и автоматизм говорят мне о том, что я — последний человек на этой Земле, которого он рассчитывал здесь увидеть. Мне и самому не до конца понятно, если честно, почему из всех страждущих я выбрал именно этого.

Выкладываю на тумбочку пакет с фруктами. Сажусь на стул.

- Как ты тут?

- Потихоньку.

У него явно есть стандартная причёсанная речь для подобных вопросов. Её он и собирается произнести, но потом что-то его останавливает. Наверное, воспоминание о нашей последней встрече.

- Хреново всё. Максимум два месяца.

Мужества ему не занимать. Боец до мозга костей.

- А у тебя как? Слышал, что уволили.

- Пусть будет «уволили». Меня это не слишком волнует.

Улыбаюсь ему, хочется верить, оптимистично.

- Что, думаешь, тебя ждёт?

- Я ж сказал: два месяца, и кранты.

- Я не об этом. Какие твои религиозные убеждения?

- Религиозные? Да ты спятил! На дворе двадцать первый век!

Дался им этот двадцать первый век.

Встаю со стула, подхожу к окну. Прищуриваюсь. Цепляю ногтем тонкую, едва различимую плёночку, как бы прилипшую к стеклу. Тяну её в сторону. В комнату врывается ледяной ветер. Просовываю руку в образовавшуюся дыру.

- Хочешь пощупать?

Он встаёт, откидывая одеяло, и следует моему предложению.

- Кто ты? - предсказуемо спрашивает он.

Так я ему и раскололся!

- Каждый для себя на этот вопрос отвечает сам. В моём «фокусе» для тебя важно понять другое: мир — это декорации. Картонные. Крашеные. А ты — актёр, которому дали играть чужую роль без его на то согласия. Скоро твоя пьеса закончится. И начнётся жизнь.

- Если так, то чем она будет отличаться от этой?

Вижу в его глазах пылающую надежду. Тихо радуюсь за него и за себя.

- Представь себе человека, которого минуту назад заставили съесть жука. Представил?

- Ну.

- А теперь его же, когда он сделал это добровольно.

Он смеётся. Я аккуратно возвращаю «плёнку» на место. Ветер в комнате прекращается.

- Может, ты посоветуешь мне что-нибудь почитать?

- Не забивай себе голову ерундой. Делай в точности наоборот всему тому, чему тебя до сих пор учили.

- Так уж и наоборот?

- Во всяком случае, подвергай сомнению. Или просто ничего не делай. Если это легче.