Виталий Останин - Остерия «Старый конь»

— Ну, пойдем, поглядим, кого там принесло по наши шкуры, Дэниз.

Они ждали сразу на выходе. Нагло перегородив все свободное пространство улочки, широко расставив ноги, положа руки на пояса, самоуверенно щерясь на выход, предвкушая страх своей жертвы. Четверо. При этом улицу перекрыли грамотно, стояли не кучно. Молодцы, в общем. Одного из них Бельк узнал, даже несмотря на темноту и довольно скудное освещение фонаря над дверью таверны.

Когда на лицо северянина упал свет, знакомый бандит моментально стер с лица ухмылку. Остальные не узнали пожилого мужчины, у ног которого благовоспитанно уселся очень крупный котяра, но перемену настроения почуяли и враз посерьезнели.

— Доброго вечера, Ломаный, — сказал Бельк, делая шаг к главарю бандитов.

— И вам, значится, того же, синьор Бельк, — верзила со сломанным носом и зубами, как редкий частокол, даже попытался изобразить поклон.

— Из твоих людей ведь никто не будет делать глупых поступков, правда?

Ломаный оглядел своих подручных и отрицательно качнул головой.

— Хорошо. А как же так получилось, Ломаный, что, принимая заказ, ты не сообразил, что цель — я?

В том, что его заказали, Бельк и секунды не сомневался. Ходил он нынче по Пыльной, прямо скажем, дерзко, вопросы задавал в лоб и таким людям, которые мать за горстку монет в публичный дом отправят. Видимо, расслабился на мирных хлебах, раз так недооценил того, кого искал. И в то же время, он чувствовал, как внутри просыпается, довольно порыкивая, та звериная часть его натуры, которая спала уже много лет, лишь иногда поднимая голову в полудреме.

— Вы не подумайте, синьор Бельк, я бы не стал и браться, кабы понял, что это вы, — выдал бандит фразу. — Только как понять-то, когда говорят: человек, мол, с ручным зверем димаутрианским.

— В городе ведь тьма людей с гикотом ходит…

Бандит смутился. Настолько, что под загорелой и не очень чистой кожей проступила краснота. Наверное. Этот штрих Бельк скорее додумал, чем увидел.

Ломаный понимал, что сейчас здорово теряет лицо перед своими подчиненными, но выхода не видел. Поэтому с прямодушной прямотой выдал:

— Не сообразил как-то…

Дэниз мягко толкнул Белька головой в колено. Пошли, дескать, тут все ясно, драки не будет. Чего время терять? Гикот не очень любил Пыльную улицу.

Северянин улыбнулся одними губами, и Ломаному стало еще более неуютно, чем было до этого.

— Расскажешь мне, как выглядел тот человек, что попросил меня убить?

Тот с готовностью выложил описание. Наемник, мол, опасный тип. Лицо узкое, с небольшой рыжей бородкой, клином. Невысокий, двигается очень мягко, когда ногу ставит, то видно сразу: либо по лесу человек ходить очень хорошо обучен, либо бретер опытный. Дорожный плащ из хорошей кожи, берет на голове, а под одеждой явно легкая кольчужка поддета, по движениям видно. Вооружен странно: короткий клинок у бедра, не меч еще, но уже и не кинжал, лезвие, пожалуй, больше локтя в длину будет. А с другого бедра пистоля в чехле. Небольшая совсем, меньше локтя.

Бандит описал заказчика с такой поразительной точностью и обилием деталей, что Бельк, без сомнений, узнал бы его при встрече, хотя никого похожего по описанию он в памяти не нашел. А еще северянин в очередной раз поразился, хотя, конечно, виду не подал, тому, какое количество разнообразных талантов гниет, и сгниет без следа и пользы, на этом городском дне.

— Спасибо тебе, Ломаный, — сказал он, когда бандит закончил живописать заказчика. — Ты очень мне помог. За мной услуга. У нас еще остались какие-то дела?

— Да какие у нас дела, синьор Бельк! — удивился Ломаный. — Встретились люди, поговорили, да и разошлись по своим надобностям. Синьору Лику наше почтение передавайте.

— Конечно. А если господин тот рыжебородый в плаще и берете встретится…

— Сразу мальчонку в остерию к вам пошлю! А второго за ним отправлю!

— Хорошо. Доброго вечера, Ломаный.

Двигаясь прочь от места встречи с пыльниками, Бельк поймал себя на мысли, что стал копировать манеру говорить у Праведника. Эта его вежливость, неспешная речь. В конце разговора не хватало кивнуть головорезам Ломаного с прощальным аристократическим «Господа».

«Мы уже, как старые супруги, — усмехнулся про себя северянин. — Знаем друг друга так давно, что даже стали похожи».

Информация Рыжего стоила десяти ори и времени, проведенного на Пыльной улице. Как ему удается постоянно быть в курсе таких дел? Узнать, что в охране прибывшего недавно в Сольфик Хун скафильского купца состоит известный в узких кругах вор, сопоставить это с необычным волнением в среде пыльников, причем не простых, а авторитетных. Затем услышать про обнос дома корабела, узнать про несколько распоряжений все того же авторитетного пыльника и, вместе с информацией о всплывшем в доках трупе с обезображенным лицом, свести все это в понятную картину. Талант, определенно. Но все же пары моментов слова Рыжего не проясняли. Ну да ночь только начинается, есть время уточнить.

— Дэниз, — в общении между собой человек и гикот не нуждались в словах, но Бельку было комфортнее говорить со своим четвероногим другом, — давай посмотрим, что там собрался делать господин Ломаный.

Гикот ткнулся головой в ногу своего человека, и того окатила волна радостного предвкушения и азарта. Дэниз любил охотится, но в городе это удавалось сделать нечасто. Несколько мгновений зверь крутил головой, наконец, определившись с направлением, мягко потрусил в ту сторону, периодически оглядываясь на Белька.

— Не хами! — усмехнулся тот. — Беги нормально, не такой уж я старый! Поспею.

И гикот неуловимо ускорился, пропадая из виду в подступающей темноте ночного города.

21 октября 771 года от п. п . Праведник, дознаватель 1 ранга

Тракт Февер Фесте — Вейр

Чувствовать на губах пепел поражения, когда уже готовился выпить вина за победу — неприятно. Раньше этот оборот — «пепел поражения», — который частенько мелькал в приключенческих бульварных романах и в речи салонных вояк, Мерино считал вычурным и неестественным. И вот поди ж ты! Во рту сухо, как с перепою или когда очень долго и много говоришь, и в душе так же — выжженная солнцем пустыня, по поверхности которой ветер несет пепел и запах гари. Нет ни гнева, ни ярости, ни обиды. Только усталость. Смертельная усталость человека, который не понимает, как цепь всех этих событий, такая ясная, выверенная и просчитанная на десять раз, привела к такому неожиданному финалу. Дознаватель первого ранга Тайной стражи, (да-да, барон да Гора выписал-таки ему повышение прямо перед отъездом из Февер Фесте), распутавший заговор против императора, едет под чужим именем в домашнее поместье своего шефа, чтобы стать воспитателем его сына.