Варвара Шихарева - Леовичка

— Полно тебе… Не ворожила я, да и ты не виноват. Просто так судьба сложилась…

Ставгар медленно повернул голову и посмотрел на меня. Невесело усмехнулся.

— Ты сердишься, Эрка… Да это и правильно. Не надо было мне позволять Славраду за собой увязываться!.. Но с ним я ещё поговорю, а тебя прошу — не держи на меня зла…

— Я и не держу… — Решив, что пора заканчивать с признаниями, я встала с лавки. — Что было, то быльём поросло, а теперь мне работать пора, да и Мали наверняка уже проснулась…

Ставгар ничего не ответил, и я, прихватив молоко, ушла в дом, а ещё через некоторое время услыхала доносящееся со двора ржание и конский топот — Бжестров уехал, не прощаясь…

Полученный откуп я схоронила на могиле Ирко, но оставленная гостеванием Ставгара заноза в сердце непрестанно ныла. Горько было осознавать, что от домогательства Высокого меня спасло моё же горе. Будь Ирко жив и благополучен, всё сложилось бы иначе. Мужа отослали бы под благовидным предлогом куда подальше, а ночью меня бы навестил Ставгар… Что может быть проще — разделить постель с селянкой, а потом, оставив мужу щедрый откуп за уворованные ласки, позабыть обо всём этом раз и навсегда. Обычное дело, и совершившего подобное вряд ли будут считать подлецом!.. Да и мужья в таких случаях обычно не бунтовали… Но если моё замужество не стало бы преградой для Ставгара и в итоге его желание сгубило бы всех троих, то моё вдовство меня спасло — Ирко продолжал защищать меня и в смерти…

Унять растравившую душу горечь помогло путешествие в Делькону. Я провела там десять дней — молилась за близких, подолгу разговаривала со старшей… Но на её предложение остаться ответила отказом. Лес и Ирко по-прежнему не отпускали меня!

Вернувшись, я, забрав из рук Кветки присмотренное хозяйство, с головой ушла в дела, не раз порадовавшись тому, что успела перенять у Ирко его науку. Так любимая мужем пасека моими стараниями хоть и не стала столь же большой, как при его жизни, но и не захирела, а мне казалось важным сделать так, чтобы его дело не угасло… Кветка, правда, несколько омрачила моё настроение, решив всё-таки рассказать об очередных, начавших гулять по деревеньке слухах. Оказалось, что брошенное мною в пыль серебро полянцы истолковали самым привычным для них образом — если я смогла отказаться от такого, значит, имею больше!..

Эти мысли привели к тому, что теперь селяне были уверены в том, что от Дорваша и Ирко мне достался спрятанный где-то во дворе клад. В моё отсутствие Кветка заметила околачивающихся вокруг хозяйства любителей даровых сокровищ и призвала на помощь Роско, который и шуганул как следует дурней с лопатами. Они, сообразуясь с бытующим суеверием, заявились искать мифический клад лунной ночью — с чёрной курицей, долженствующей указать им место схрона. Курица, не будь дурой, пошла в огород. Кладоискатели, естественно, направились за ней да и напоролись там на залёгшего в засаде Роско. Выселковец решил подойти к делу отпугивания с огоньком и потому перемазал лицо сажей, а на плечи накинул косматую козью шкуру… Когда такое диво в лунном свете предстало перед полянцами и злобно зарычало, те едва в штаны не наделали от страха. Ну а когда Роско принялся охаживать их палкой, пустились наутёк, позабыв и злополучную курицу, и лопаты!.. С тех пор любопытные около пасеки не появлялись, но человеческие жадность и глупость пределов не имеют…

— Ты хоть собаку цепную заведи! — беспокоилась Кветка, но я от такого предложения только отмахивалась. Псина меня не спасёт — наоборот, покажет то, что я действительно чего-то боюсь, а именно мой страх и может довести полянцев до греха!..

По большому счёту я оказалась права — меня никто не беспокоил, но когда в первый месяц осени приспело время сватовства и свадеб, выяснилось, что некоторые селяне решили добиться своего если не мытьём, так катаньем.

Меня нежданно-негаданно навестил сам староста. Купил мёда, похвалил то, как я содержу хозяйство, а потом заявил:

— Работы много. Трудно тебе, поди, без мужика-то?

Обсуждать свои неприятности с хитрым стариком мне не хотелось, и я попыталась урезонить старосту коротким:

— Ничего, справляюсь…

Но это не помогло, и он, выслушав мой односложный ответ, завёл по новой:

— Наверняка трудно. Ты хорошая хозяйка, но в делах да трудах и мужская рука нужна. У меня вот недавно старший сын с княжеской службы вернулся. Оженить его теперь надобно, а я не хочу за него сопливую вертихвостку брать.

Врать не буду — он по молодости шебутной был, но дурь из него за семь лет воинской службы повыбили, так что вы наверняка сойдётесь. Будет тебе и защита, и опора. Хозяйство ещё лучше поднимете, деток нарожаете…

Староста замолк и выжидательно посмотрел на меня, вот только мне его сын был и даром не нужен. После всего произошедшего сменить Ирко на одного из полянцев?.. Никогда! Я, вскинув голову, холодно взглянула на старосту.

— Предки мне опорой, Малика — защитой, а своего мужа я по сей день оплакиваю. Поищи сыну другую невесту…

Услышав мою отповедь, староста мгновенно перестал масляно улыбаться и заметил:

— Оплакать мужа для вдовы — дело первое и необходимое, да только время идёт и всё забывается. Я-то к тебе с уважением пришёл, но для некоторых ты — всего лишь одиночка без мужа. Понимаешь?

После таких слов я почувствовала, как внутри начинает закипать ярость, но внешне себя не выдала ни лицом, ни голосом, спокойно спросив:

— Угрожаешь?

— Предупреждаю… — Староста мрачно зыркнул на меня и внезапно снова сменил тон, чуть ли не жалобный. — Вот доведёшь кого до греха, а Владетель за то и с меня, и с деревни спросит. Сама видела — какой он!..

— Вот и проследи за тем, чтоб в головах сельчан дурных мыслей не появлялось! — Поняв, куда клонит староста, я окончательно озлилась и добавила: — Я ведь знаю, кто в моё отсутствие вокруг дома пасся, да и твоя лопата у меня по сей день в сарае лежит!

Староста побагровел, потом побелел, а я, не дожидаясь, когда он вновь обретёт дар речи, выставила его за дверь…

Осень меж тем всё больше вступала в свои права: деревья оделись в золото и багрянец, в лесу аромат грибов мешался с запахом пожухлой травы и палой листвы, а в кристально прозрачном воздухе можно было заметить серебрящиеся под солнечными лучами паутинные нити… Со времени смерти Ирко прошёл ровно год, и словно бы в насмешку над моею печалью в готовящемся к зиме лесу вновь затрубили рога. Владетель собрал друзей на очередную осеннюю охоту.

Кто-то будет сегодня травить зверя, а по окончании забавы — пить и смеяться. Жизнь продолжается, вот только Ирко больше нет… Такие мысли окончательно растравили мне душу, и я, наскоро переделав необходимое, ушла к могиле Ирко, захватив с собою Мали.