Ирина Котова - Королевская кровь-4

«Я знаю, что ты злишься».

«Когда все закончится, можешь сломать мне вторую ногу. Если захочешь».

«Ты в любое время можешь приехать ко мне».

Звенькнул телефон — пришло еще сообщение.

«Я купил тебе подарок. Уже должны доставить».

— Ваше высочество, — в спальню заглянула горничная.

— Да, Мария, — сказала я со вздохом и промокнула полотенцем волосы, не переставая хмуриться и умирая от любопытства, — давай сюда.

— Только что принесли, — сказала она удивленно, протягивая маленькую аккуратную коробочку, обтянутую кожей.

— Да, — протянула я и взглянула на нее. Горничная понятливо исчезла. А я потянула за шелковую ленту, открыла крышку.

Сначала я подумала, что это массивный золотой браслет. Взяла за широкие дуги, перевернула.

На другой стороне браслета тикали большие сезонные часы. Не простые — магические. Прочное стекло покрывалось позолотой и узорами, так что казалось, что это обычное украшение. Но проведи пальцем по кругу — и стекло светлело, становилось прозрачным и подсвечивалось изнутри. Внутренняя стрелка часов отсчитывала время на привычном циферблате. А вокруг него был еще один. Внешний контур был поделен на сектора — сезоны, отличающиеся цветом, со стилизованным драгоценным знаком стихии в каждом. По широкому шестиугольнику в три ряда были выложены маленькие бриллианты, показывающие дни. Триста шестьдесят пять, как дней в году. Маленькое золотое ядрышко, заменяющее стрелку, застыло в самом конце синего сектора и вот-вот должно была перейти в черный.

Я присмотрелась — напротив «ядрышка» бриллиант, указывающий на сегодняшний день, был заменен на маленький рубин. Был в годовом круге и второй красный камешек — в черном секторе, ровно через два месяца, если считать от нынешнего дня.

Я полюбовалась еще немного, взяла телефон и набрала его номер.

— Себе такие же купил? — поинтересовалась я в ответ на его хриплое «Да».

— Я и без них не пропущу этот день, — ответил Люк со смешком. — Я не думал, что ты позвонишь. Решил, что будешь долго злиться. Очень долго.

— На два месяца как раз хватит, Люк.

— Скажи еще раз.

— Лююк, — выдохнула я в трубку мстительно. — Люююк.

Его имя было приятно тянуть, шептать, простанывать вслух — оно касалось неба легкой лаской и уходило в выдох, оставляя после себя терпкое и тягучее смолистое послевкусие. И я произнесла его снова, теперь беззвучно, наслаждаясь движением губ и легкой прохладой на языке.

Он помолчал.

— Два месяца — это правда очень долго, Мариш, — сказал он хрипло. — Слишком долго.

— Ты справишься, — я повертела в руках часы и улыбнулась.

— Да? — спросил он с сомнением.

— Я тебе помогу, — пообещала я.

— Будешь прятаться от меня?

— Угу.

— Ну что же, — протянул он с удовольствием, — тем интереснее будет, когда я тебя найду.

За ужином, к моему удивлению, не оказалось ни отца, ни Ангелины. «Папа с Ани уехали в Орешник», — поделилась Каролинка, и мы мучились догадками — зачем? Вася с Марианом тоже уже отбыли на Север, так что мы с младшенькими оказались вчетвером. Пустые стулья неприятно резанули мне по сердцу. И в столовой было будто холоднее, чем обычно, сиротливее как-то.

Девчонки, похоже, тоже это чувствовали, потому что ужин проходил в унылом молчании, лязганье вилок о тарелки звучало слишком громко, и разговор не тек, как раньше, легко, переходя от одного члена семьи к другому, а обрывался — там, где обычно Мариан вставлял свое веское слово, или высказывался отец, и не было привычного уже ощущения ласкового Васиного взгляда, которая смотрела на нас, болтушек, как на своих цыплят, спрашивала, как прошел день, какие у кого планы. С появлением Ангелины в наши беседы добавился своеобразный судейский элемент — она с легкостью решала спорные вопросы, давала советы Пол по поводу приданого, подбадривала Алину, терзающуюся из-за приближающейся сессии, слушала Каролинку — сестричка, ранее молчавшая, внезапно разговорилась и охотно делилась тем, что происходит в школе. Надо признать, что теперь мы и спины держали прямее за совместными трапезами, и общались чуть более велеречиво, чем ранее — но первая неловкость ушла за день, и все встало на свои места. Все стало, как нужно.

И как-то само собой получилось, что после ужина мы все вместе собрались в комнате Поли — наверное, никому из нас не хотелось быть одной — смотрели по телевизору концерт, болтали и терпеливо ждали, когда вернутся родные.

Ангелина, этим же днем.

Ангелина Рудлог после непростого разговора с младшей сестрой быстро переключилась обратно на текущие дела. Выхода не было — склонностью к длительным переживаниям она никогда не отличалась, а впереди была поездка в Милокардеры. И с утра, после общения с Дармонширом, она имела разговор с министром иностранных дел, Кинкевичем — несколько ударивший по ее самолюбию, надо признать.

Министр, получивший накануне распоряжение королевы о назначении старшей принцессы Рудлог на курирование работы с Песками, попросил о встрече и изъявил готовность посетить Ани в ее кабинете. Однако де-факто он теперь был ее начальником, и Ангелина сочла уместным самой прийти в министерство. Титул титулом, а субординацию в рабочих вопросах никто не отменял.

Официально ее должность теперь называлась Замминистра иностранных дел. Кинкевич, дипломат старой закалки, ничем не выдал своего неудовольствия, был сух, деловит и почтителен. Но провел с ней весьма содержательный разговор, который заткнул бы за пояс любое собеседование о приеме на работу, не лебезил, ловушек не расставлял и был достаточно честен.

— Я с огромным уважением отношусь к семье Рудлог, Ваше Высочество, — сказал он сдержанно, — но позвольте мне быть откровенным.

— Я и не рассчитываю на иное, — вежливо ответила Ани. — Пожалуйста, говорите прямо.

Министр говорил размеренно, веско, его квадратная физиономия с старомодными бакенбардами казалась бы слишком простой, если бы не глубоко посаженные умные глаза и не каменное выражение лица. Кинкевич был приятно полноват, одет с иголочки, курил трубку, и огромный тяжелый шкаф его кабинета был заставлен трубками — подарками от дипломатов других государств — но вряд ли эти подарки могли смягчить его в том, что касалось дел его страны. Ани в очередной раз отметила себе, что премьеру Минкену в сложнейших условиях конкуренции между партиями и бардака после переворота удалось собрать в свой кабинет профессиональную команду. Эти люди были патриотами Рудлога, монархистами до мозга костей, но даже трепетное отношение к имени Рудлог не мешало старому дипломату Кинкевичу заботиться прежде всего о функционировании своей службы.

— Ваш уровень подготовки прекрасен для начала работы в министерстве, но никак не для подъема такого сложного направления, как закрытая страна, с которой у нас до сих пор не подписан мирный договор, — сказал он без обиняков. — Однако я признаю ваш уникальный опыт и рассчитываю, что он поможет. Я выделил вам помощников из работников министерства для организации службы и крайне рекомендую прислушиваться к их советам и работать вместе. Потом, когда войдете в курс дела, сможете менять их, пока же этого делать не стоит. Признаться, выездная дипломатическая служба — непривычный вариант, но за неимением другого будем работать так. И, ваше высочество, я буду требовать с вас отчеты в том же порядке, как и с других заместителей.