Татьяна Зингер - Чтица Слов

Сладкие…

— Ты надолго? — Тая снова поникла. — Или бросишь опять?

— Никогда, — твердо ответил Иттан.

Когда граф Берк слег с неопознанной болячкой, злые языки засудачили: наконец-то несокрушимого мужчину сразило проклятье. У фаворита короля всегда хватало завистников. Другие, кто подобрее, уверяли: смерть любимого сына так подкосила старого вояку, что тот захворал.

Истины не знал никто.

Он усыхал на глазах и третью неделю не вставал с постели. Характер, и без того отвратительный, испортился окончательно. Сиделки вылетали из опочивальни графа заплаканные, залитые содержимым ночного горшка, и отказывались возвращаться. Супруга и вовсе не навещала драгоценного мужа — во избежание излишних скандалов.

Ну а лекари, как и полагается, разводили руками; что именитые королевские, что деревенские повитухи, слава о которых разнеслась по всей стране. Граф тощал, кожа его пожелтела, но какая болезнь стала тому виной — ведали разве что боги.

Граф изгонял шарлатанов без оплаты, а особо наглых ещё и приказывал спустить с лестницы. Потому, когда служанка, заикаясь от страха, сообщила об очередном якобы целителе, готовом излечить недуг за небольшую плату, Берк приказал коротко:

— Гони взашей.

Служанка согласно замычала и убежала, пока хозяин не изволил гневаться на неё. Но спустя пять минут воротилась как в воду опущенная.

— Я его хотела выгнать, а он… — служанка потеребила низ фартука, — о болячках моих всё рассказал. Вроде как и не врет целитель-то…

— И что? — разгневался граф. Тело ломило, жаром сковывало кости. — Выполняйте приказ!

— Да, но… — Служанка залилась краской. — Он меня вылечил в одно касание. С утра нездоровилось по женской части, а теперь всё в порядке. Ничегошеньки не использовал, словно в руки вобрал болячку. — Она растопырила пальцы левой руки. — Может, не врет он?

С одной стороны, графу остро захотелось оттаскать туповатую девушку за волосы — чтобы в следующий раз трижды подумала перед тем, как перечить. А с другой… С другой каждый умирающий человек, даже самый рациональный, мечтает о чуде. Потом граф процедил:

— Веди. Но коль обманет — не сносить тебе головы.

Служанка, понурившись, вышла. Видимо, сама пожалела о своих словах.

Человек, одетый в рванину, чувствовал себя как дома. Он вошел без стука и окинул графа ну очень скучающим взором. Развалился в кресле и закинул ногу на ногу. Одежда его провоняла тухлятиной, а лица было не разглядеть — с подбородка и до носа оно заросло бородой, а сверху было укрыто капюшоном холщового плаща.

На чистюлю-лекаря или мудрого знахаря он походил меньше всего. Обычный бродяга, но явно дурной, раз уж полез в богатый дом.

— Говоришь, помочь можешь? — с насмешкой уточнил граф.

— Говорю, — тихо согласился целитель.

— Не поможешь — прикажу тебя за решётку упечь. Договорились?

Безразлично повел плечами.

— А помогу — исполните мою просьбу.

— Это какую же?

— Вот излечу — тогда и поговорим, — отрезал целитель.

Такой подход графу понравился. Обычные лекари долго осматривали его, тыкали всякими железками, твердили нудные названия болезней, заливали в рот мерзопакостные зелья. И всё впустую. А у этого не имелось даже чемоданчика. Неужто, и правда, руками лечить будет?

Он приблизился, и гнилостная вонь усилилась.

— Ты б помылся, — поморщился граф, отодвигаясь.

— Не в ваших интересах выставлять условия, господин.

Целитель прикрыл глаза, сосредотачиваясь — или делая вид, что сосредоточен. Его ледяные пальцы пробежались по запястью графа. Затем переместились на горло.

«Задушит», — обреченно подумал граф, но почему-то не двинулся. Силы окончательно оставили его издыхающее тело. Уж лучше быстрая смерть от лап шарлатана, чем долгое угасание под неправдоподобные рыдания семьи.

Со дня, когда Иттана официально объявили погибшим, графиня Берк не затихала. Она плакала, молилась богам о чем-то неведанном (не то об упокоении души, не то о том, чтоб сын воротился из мертвых). Когда к смерти единственного чада прибавилась непонятная болезнь мужа — женщина окончательно утратила силу воли и ревела безостановочно. В один из дней граф выгнал жену из своих покоев и наказал не являться к нему, пока не успокоится.

Так она и не приходила.

А целительские пальцы двинулись к ключицам, обвели их и переместились на грудь. Чуть ниже и левее.

Целитель одобрительно хмыкнул.

— Зараза не смертельная, но малоприятная. А передалась она вам, достопочтенный господин, через тесный контакт с некой особой южных кровей. Знавали такую?

Граф аж вздрогнул.

Красотка Леся попалась ему во время одного из многочисленных путешествий в числе королевской охраны по бескрайним просторам страны. Южанка, кожа темная как шоколад, глаза огромные, а грудь — что спелые дыни. Контакт их был короток, после чего Леся получила колечко с драгоценным камушком, а граф — приятное воспоминание на долгие годы.

— Никто вам и не поможет. На югах заразы полно, которая отлично переносится местными жителями, а вот северяне мучаются. Лечить будем? — явно издеваясь, уточнил целитель.

— Д-да, — сглотнул граф.

Ему на живот легло обе руки, показавшиеся вдруг каменными глыбами. Дыхание перехватило, и ребра точно хрустнули. Но после боль сменилась теплом, которое потоком растеклось по органам. Оно добралось до пальцев ног, ринулось вверх. Взорвалось в голове потоком искр.

Графу полегчало, а вместе с выздоровлением пришла и усталость.

— Что ты просишь за свою работу? — спросил он, уже засыпая. — Дам тебе всё, что пожелаешь.

— Я хочу домой, отец, — спокойно ответил целитель.

— А меня пустят? — тревожилась Тая, сжимая ладонь Иттана. — Я ведь манерам не обучена и ложками-вилками кушать не привыкла. А вдруг опозорюсь или, что хуже, опозорю тебя?

Она тянулась пальцами к волосам, чесалась, как всегда, когда нервничала. Иттан шикнул.

— Перестань! Мои родители не тираны. — Он представил реакцию отца на неожиданную гостью, но решил, что с отцовским недовольством разберется позже. — Тебя обучат всему, чему захочешь научиться. А не захочешь — никто не осудит.

— Но вдруг… А как же ты? — Тая подергала за руку, совсем как маленькая девочка. — Ты упоминал о дезертирстве, — она проговорила последнее слово четко и по слогам, чтобы не ошибиться. — Боялся не быть принятым семьей. Что изменилось?

Как же объяснить ей, что иногда гордость приходится засунуть поглубже, только бы родное существо ни в чем не нуждалось?

Об отцовской болезни Иттан услышал у самых ворот дома: служанка Берков обсуждала с товаркой недуг хозяина и то, что лекари отмерили ему меньше года.