Александр Забусов - Кривич

Ищенко говорил как по-писанному. В свое время в моменты отдыха он, от нечего делать, изучил единственную имеющуюся у Романа книгу от корки до корки, а на память свою никогда не жаловался. В отличие от священников средневековья, в большинстве своем не умеющих без книги и двух слов сказать, ни то, чтобы трактовать ее, он как показало время проведенное в десятом веке, оказался не плохим аналитиком, разложил все прочитанное по полочкам.

— Часто ты, боярыня, праведников встречала?

— Ну-у…

— Вот то-то и оно. Зато я знал и знаю язычников, кои, ежели рассмотреть их, могли бы под категорию христианских праведников подпасть. Только и разница, что своих родовых богов славят. А роду-племени я древнего. Из кривичей. Коли слышала чего о Гордеевом погосте, так это моя родовая вотчина. И еще, к людям родноверие исповедующим, лично у меня никаких претензий нет. Они в своем праве, боярыня. Помнишь ли, кто к матери божьей после рождения Христа первым пришел?

— Помню.

— Правильно, волхвы! А, знаешь ли, что сам он, посылая учеников своих нести веру людям, направлял их идти на полночь, на восход и на закат, только в нашу сторону не слал. Знал, что вера дедов наших и так праведная, Правь славящая. Только наши дуболомы, на хвосте притащили за собой византийцев и их веру.

— Господь с тобой, да христианин ли ты, после слов таких?

— «Бог идежи хощет, побеждается естества чин», что значит, «если Бог захочет, меняется естественный порядок». — Вспомнил строку из Кормчей книги законов и правил русской православной церкви, еще по молодости вычитанную ним и с тех пор почему-то запомнившуюся. — Не сомневайся. За Белого Бога любому пасть порву, но и старых богов помню. Когда на Русь приходит беда, исконные боги не стоят в стороне. Они помогают родовичам. Ты матушка-боярыня не торопись делать выводов, ибо, как сказано в Соборном послании апостола Иакова: «…всякий человек да будет скор на слышание, медлен на слова, медлен на гнев; ибо гнев человека не творит правды Божией».

Опять пришла на помощь его всегдашняя любознательность. О-о, ввернул к месту! Сам не ожидал, что память сохранила такое. Боярыня Снежана в обалдении глазела на молодого пиезжего, и только рядом с ней молодая невестка, позволила себе хихикнуть, да Веретень переводя взгляд туда-сюда, с хозяйки на друга-соратника, только и смог, что тихо, почти про себя, сказать:

— Да-а-а!

Потом опустив взгляд в стол, заткнуться.

— Глаза отказываются верить тому, что видят.

Снежана была не в своей тарелке, утратила грозный вид и суровость. Она и сама понимала, что пасует перед гостем. Хотелось сказать отповедь на все его высказывания, да слова не хотели складываться во фразы. Все, что было наработано нею за всю сознательную жизнь, все поучения и мудрость, все испарилось в небытие.

— Мой сын, боярин Военег, отправился на охоту. Когда вернется, мы не знаем, но я мыслю, что хлеб и кров он вам предоставит. А сейчас после дальней дороги вам надлежит отдохнуть. Светелку на втором этаже вам челядь приготовила, идите, располагайтесь, а поднимитесь поутру, будет готова баня.

— Очень вам благодарны, хозяюшки.

Спать после дороги и отменной еды хотелось неимоверно. Дойдя до лавок, оба успели раздеться, уснули на пахнувших свежим сеном расстеленных на лавках матрасах.

Усадьба оказалась не такой уж и большой, как показалась обоим ночной порой. До появления хозяина, Андрей с Веретенем изучили ее вдоль и поперек. Огромный дом был выстроен еще прежним хозяином, вернувшимся с наемной службы из Византии. Прежний боярин Лютомир, в крещении Павел, захотел выстроить в своей вотчине терем похожий на подсмотренные ним жилища византийцев, возвести нечто подобное, да как ни пыжился, большой дом, все едино получился похожим на славянский терем. То ли материал для постройки подкачал, то ли мастера умели строить только свое, но потуги не удались. Так все и оставили. Новый хозяин, получив вотчину в наследство ничего менять не стал. За кордоном он не служил, в Ростове за всю свою жизнь был раза четыре, в дальнюю дорогу сходил лишь раз, да и то по случаю женитьбы. Отцы в свое время сговорились обвенчать детей. Вот и пришлось после кончины родителя, Военегу отправляться в дальнюю дорогу за женой. Вернувшись, боярин уже года три не покидал свой кров, чаще его можно было заметить на охоте в поле или в лесу. Изредка напрягал в занятии воинской учебы свою дружину, которой у него было аж два десятка воев. Как всякий феодал разбирал непонятки между своими смердами, да и то, выступал в таком качестве больше как свадебный генерал. Хозяйство было возложено на плечи матери, боярыни Снежаны, вот уж действительно в ком была жесткая воля и холодный разум. Молодая жена, привезенная Военегом из княжества Полоцкого, красавица Яромила, в муже души не чаяла, свекровипобаивалась, но привыкла и к ней. Детей бог пока что не дал. Так и жили до приезда нашей парочки, в тихом омуте житейских радостей.

Больше по привычке, чем из прихоти, Ищенко обошел округу, рассматривал все, через призму террористической угрозы будь с чьей стороны. Ну, что поделать, привычка, вторая натура. День был такой же ненастный, как и накануне. Заметил, что частокол периметра ограды в двух местах подгнил. Бревна-то сосновые, ремонт последний был черти когда, может со времен постройки и вовсе не был. Полукругом к периметру подходил лес. Тоже, по мнению военного, слишком близко подходил. Надо бы спилить карандаши, по меньшей мере, метров на семьдесят. Очень удивился, когда увидел снаружи, у самой тыльной стены огорожи пруд — обширный водоем исчезавший очертаниями в лесной чащобе. Конечно, если оградой никто не занимался, то прудом и подавно. Он зацвел, покрылся ряской и водорослями, в нем плавали ветки и опавшая листва. Про берега и говорить не нужно — заросли высокой травой. Во, бесхозяйственность! А все потому, что не на глазах Снежаны. Небось в жару от комарья не отбиться?! Вместе с Веретенем еле продрались через непролазные колючие заросли, потом оба стояли неподвижно, отдыхали, молчали, переваривая увиденное. Где-то в ветвях леса крикнула птица. С противоположной стороны в ответку раздался подобный крик. Обернувшись, Андрей понял, что его смущало в видимой картине. Дом с этой стороны смотрелся каким-то безликим, напоминая обычную бревенчатую стенку. Не было в нем красоты.

К обеду вернулись уставшие, вымокшие как речные ондатры. За столом познакомились с хозяином поместья и села.

На первый взгляд, Военег показался кривичу несколько грузноватым, вальяжным молодым мужчиной лет двадцати пяти-двадцати восьми. С отпущенной, на взгляд Ищенко, больше меры, бородой. Широколицый, с доброй, но покровительственной улыбкой старшего по возрасту человека. Он производил впечатление сибарита и сладкоежки одновременно. Одежда на нем шита добротно, вся из хорошей ткани. На ногах мягкие черевы из крашеной кожи, без каблуков. Походка медвежья. Скрытая физическая сила, словно по запаху чувствовалась в этом человеке. Легко познакомились, легко общались за столом во время обеда, к концу которого, Андрюха понял, что при любом раскладе пора и честь знать. Отдохнули, настала нужда отчаливать.