Александр Забусов - Кривич

Сидя у костра, где собрались все дружинные сотники, воевода, Олесь — начальник разведки, подошедшие бояре — командиры своих малых отрядов, Пашка докладывал Монзыреву о состоянии дел в городище, о том, как Горбыль водил воинов уничтожать появившихся по соседству упырей. С гордостью произнес фразу о том, что отряд вернулся без больших потерь.

— Молодцы, — кивнул Монзырев.

Рассказал о неудавшемся нападении на ведунью, о дорожных приключениях, стычках с купленными византийцами разбойниками. Слушая рассказчика с интересом, Ослябь и Храбр молча стояли за спиной Павла, лишь иногда соглашаясь кивали, переживая повествование старшего, народ тихо делился впечатлениями об услышанном.

Достав из шитого ранца шкатулку, Павел протянул Монзыреву.

— Подарок тебе от бабки, батька!

Толик открыл коробочку, заглянул в нее. Сидевший подле него воевода тоже глянул. На донце шкатулки лежал нож, поблескивая на солнце клинком, тесьмой прочно привязанный за рукоять к деревянной дощечке.

— Х-хы! Привязали то зачем? Да и для чего это мне бабка нож передала?

— Позволь, батька? — Пашка протянул руку к шкатулке. Получив ее обратно, развязал узлы на тесьме, аккуратно извлек нож за рукоятку, показал всем длинное тонкое лезвие клинка. Резко размахнувшись, вогнал нож себе в грудь.

— А-ах! — вырвался возглас из уст всех присутствующих. Воины занимавшиеся делами неподалеку от собрания командиров дернулись к костру, еще не поняв, что так поразило собравшихся.

Пашка, гад, как ни в чем ни бывало, извлек из раны клинок. На клинке не было ни капли крови, да и пореза на одежде не замечалось.

— Вот так! — он еще два раза проткнул ножом свою ладонь, улыбаясь, подал нож Монзыреву. — Носи этот нож всегда при себе, батька. Не давай его никому в руки. Так бабка сказала.

— Не понял прикола. Ну, и на фига он мне нужен?

— Я тут вам всем рассказал про то, как мы упырей мочили. Так вот был в той деревеньке знакомый тебе персонаж, которого ты, батька лично знаешь.

— Неужели монах проявился?

— Он! Он Горбылю пообещал тебя уничтожить. Сашка в него нож бросал, так нож через его тело, словно через пустоту прошел. Монах только посмеялся и исчез. Бабка говорит, что бестелесного лишь этим ножом убить можно. Говорит, это счастье, что ей лет пятьдесят тому назад это чудо в руки попало. Что с ним делать она не знала, да видно время его пришло. Так что пользуйся на здоровье.

— Спасибо.

— Это еще не все. Была у нас в пути еще одна встреча.

— Ну-ну.

— Андрея встретили. Передай, говорит Николаичу, что меняю планы, ухожу в свободный поиск.

— Блин горелый, что за хня? С чего ему такое в голову взбрело, разгильдяю?

— А ты послушай…

И Павел поведал о захвате княжича, о решении Ищенко преследовать диверсантов.

— … Рагнар Рыжий тоже с ним ушел.

— Какой на хрен княжич. Всех княжичей Святослав по своим землям раскидал. Кто-то дезу пустил, а Андрюха как пацан купился. — Недовольно высказался Монзырев.

— Не всех. — Хрипло прозвучал голос за спиной у Толика. Он обернулся на голос, встретившись глазами со стоявшим и слушавшим весь разговор боярином Ярославом, примкнувшим к Монзыревской дружине в Чернигове. — Не блядословит твой воин. Один из сынов Святославовых в Булгарии обретался, там он его и оставлял.

— А ты откуда знаешь сие? — задал вопрос воевода Улеб.

— Так я лонись, сам с князем Святославом из Булгар возвернулся. Уходя, князь воеводе Волку заповедал, пуще живота Мечеслава беречь. А оно вона как вышло. Теперь то базилевс из князя веревки вить сподобится. Любит Святослав сына то. Правильно твой сотник зробил, може отобьет княжича. Когда сие случилось?

— Дней пять тому назад. — глянул на Ярослава Пашка.

— Та-ак. — Монзырев задумался, разглядывая нож. — Все чудесате жизнь становится. Однако.

Поднялся на ноги, неспешной походкой прошелся к деревьям, росшим у самой воды, враздумье остановился на берегу. Надо было обдумать услышанное. Сидевшие у костра командиры подразделений вслух обсуждали услышанную новость. К Монзыреву подошел Ярослав, слегка тронул за плечо, отвлекая от дум.

— Что решил, боярин?

— А что тут можно решить? Вот думаю, говорить князю про сына, или промолчать?

— Мыслю, сказать придется. И про то, что сотник за ним пошел, тоже сказать.

— Да что ж так хреново-то все?

— Доля такая. Она у каждого своя.

— Ну да, ну да.

С первыми лучами солнца дружина поднялась в седла и уже двигалась изо дня в день с рассвета до заката. Монзырев вел воинов без остановок. Даже малую нужду люди справляли не соскакивая наземь. Лишь вороп работал в режиме «на износ», бойцы сновали вперед и назад, отгоняя мелкие отряды печенегов с пути. Когда спал Олесь, Монзырев даже не подозревал, казалось, тот вообще не отдыхает. Уже в землях самой Болгарии начальник разведки доложил, что по его информации, полученной от задержанных, от Святослава ушли дружины печенегов и венгров. Бегут болгары, испугавшиеся численного превосходства ратей императора Цимисхия, а сам болгарский царь Борис готовится воевать в рядах императорского воинства. Князь киевский находится в граде Деревестре, и пока что не выступил навстречу базилевсу.

Дружина наконец-то вошла в контакт с княжеским воинством. В десяти верстах от Доростола вороп напоролся на разъезд и остаток пути Монзыревские вои проделали совместно с воинами Святослава.

Еще издали Монзырев разглядел мощную крепость с высокими башнями, стенами, по его прикидкам достигавшими никак не меньше пяти метров в высоту, крепкими обитыми железом воротами. Рядом протекающая, широкая лента Дуная в этом месте делала изгиб. На речном мысу правого берега реки возвышался сам город. Неровная местность была покрыта густым лесом. Перед самим городом-крепостью, прорыт широкий ров с крутыми высокими краями, наполненный речной водой. Через ближние ворота кривичи проскакали по опущенному мосту, вступили в крепостные пределы, проследовали к отведенному им месту у левой стены, едва поместившись на выделенном пяточке.

— Воевода, займись обустройством. Я, к князю представляться. — Оповестил Улеба Монзырев. Мишка принял у боярина лошадь, а сам Монзырев двинулся за провожатыми в Доростольский дворец.

Князь стоял у окна, сквозь широкий проем, забранный причудливой бронзовой решеткой, разглядывал полоску Дунайского берега, ладьи вытащенные на сушу, и людей копошившихся возле них. Ветер с реки, проникая через окна в сумрак облицованных мрамором стен огромного зала, приносил сквозняком промозглую сырость, переполнял покои зловещими тенями бликующего солнца, несущихся по небу облаков, то наползающих, то убегающих от вечного светила. Мысли бабочками порхали у него в голове.