Александр Забусов - Кривич

— Говори. Чем смогу, помогу. У самого горе, в одночасье жены лишился.

— Вот кошель, — Белаш снял с пояса кожаный мешочек, вложил греку в свободную руку. — Прими. У берега лошадей отловишь, они твои.

Силы оставили Белаша и он неловко опустился на гальку.

— Прошу тебя, возложи павших воинов на костер, сам не могу, сил нет. Приютишь меня до выздоровления? Вот такая просьба.

— Сделаю. А теперь поднимайся, обопрись на меня. К жилью пойдем.

Вдали от опустевшего пляжа, стратиоты тихо поднялись из-за камней и быстро направились к лошадям, стараясь как можно тише передвигаться по гальке. Оглянувшись в последний раз, десятник понял, что Лупуса уже можно больше не ждать.

Только к сумеркам русичи пообвыклись к морскому походу. В большинстве своем, кривичи были сухопутными людьми. Самое большее, что их связывало с водой, это рыбалка на реке с использованием лодки однодревки. И надо-же вдруг, счастья полные штаны привалило, до хруста в мышцах и сухожилиях они гребли веслами. Удача была лишь в том, что свежий ветер в попутном направлении позволил поставить парус, но сотник вместе с воинами, усевшись на банку, приказал грести, и сам греб полностью выкладываясь. Судно неслось по волнам под мерные команды Кудлая, да скрип весельных уключин. Вдали по правому борту проплывали поросшие кустарником береговые скалы, нависающие над пляжами, а во многих местах вырастающие прямо из волн. Белокрылые чайки с криками носились над парусом, выпрашивая подачки. Брызги морской воды принимались загорелыми лицами новоявленных моряков при каждом подъеме и оседании судна от накатывающих на борт волн.

— Смена на веслах! — отдал команду Кудлай.

Небольшая заминка и судно вновь восстановило прежний темп своего хода, а уставшие воины, перекусив сухомяткой и запив все водой из баклаг, устало разлеглись ближе к корме.

За ночь Андрей отстоял на веслах еще одну смену и вымотанный, как вся смна утром сморился, забывшись беспокойным сном. Яркое солнце не смогло помешать спать усталым мореходам. Проснувшись, вглядывался в сторону берега. Побережье, мимо которого шли, было весьма изрезано многочисленными бухтами, бухточками и заливами. Андрей слегка поежился от подувшего в сторону суши бриза, принесшего к тому же влажную прохладную морось из-под весел.

— Кудлай!

— Я, батька, — отвлекся от наблюдения за работой гребцов кормчий.

— Сколько прошли уже?

— Так, — работа мысли нарисовалась на лице русича. — Самую южную оконечность Тавриды ночью прошли. К средине военной дороги только завтра поутру выйдем.

— Хорошо!

— Хорошего мало.

— Что так?

— Ветер свежий, если заметил на море волнение, а само море темнеть начинает, как бы бури не было. Гневается на нас греческий бог. Предлагаю, если волнение моря и ветра увеличится, зайти в ближайшую бухту и переждать в ней шторм.

Андрюха наморщил лоб, глянул на не такой уж и далекий берег, голубизну неба и солнце, будто в дымке плывущие над ними. Очень не хотелось лишиться преимущества внезапности, не хотелось снова плестись в хвосте у греков, упустить возможность сделать первый ход в игровой партии. Рядом кто-то из воев засопел. Андрей бросил взгляд на него, встретившись с хитрыми глазами своего первого зама. Глаза излучали буйство мыслей и флюиды авантюризма.

— Что, Позвизд?

— Рискнем, батька, а-а?

— Ха-ха-ха! — Андрей перевел взгляд на серьезного, ждущего приказаний Кудлая. — Давай, капитан, гребем дальше. Шторма, насколько я помню, здесь не такие уж и мощные.

Покачав головой, в мыслях не соглашаясь с сотником, Кудлай тем не менее принял решение беспрекословно подчиниться.

— Смена на веслах, — объявил он. — Отдыхающей смене найти и приготовить к работе кожаные ведра.

— Зачем это? — задал вопрос Базлай, разминающий крепкие плечи после смены, приложился к баклаге с водой, не отводя при этом взгляда от кормчего.

— Если вода начнет переливать борта, будете черпать ее ведрами, — устало ответил Кудлай.

— Лютень, смени Кудлая, — распорядился сотник. — А ты спать ложись, и это не обсуждается.

В ночь усилился ветер, и волны бросали струг словно щепку. Парус давно был убран и все бойцы веревками привязались, кто к чему смог. Кормчие уже вдвоем стояли у рулевого весла, а чтоб отдать команду, надо было перекричать и ветер, и шум моря. Небо затянули тучи, и вскоре темень стала такой, что в трех шагах не было видно ничего. Дождь, набирая обороты, выстукивал дробь о голые спины русичей. Волны шли в перехлест бортам и вскоре ноги людей по щиколотку находились в воде.

— Свободной смене черпать воду! — пересиливая шум стихии, проорал Кудлай, направляя нос судна к набегающей волне.

Все кто был свободен от весел, приняли участие в игре зовущейся — борьба за живучесть плавсредства. Ведрами за борт черпали воду, при этом людей мотало из стороны в сторону так, что куда там «американским горкам».

— Перун, помогай нам! — выкрикнул кто-то из русов.

Словно в ответ на возглас, из разверзшихся туч светлой стрелой пронеслась молния, осветив недалекий берег, возвышавшийся стеной скал, а вскоре божественный свет догнал запоздалый раскат грома, взорвавший тишину совсем неподалеку от судна:

— Гу-гух-рщух, — пронеслось над стихией.

— А-а-а! — выкрикнул кто-то во тьме, скорее всего тот, у кого сдали нервы и напрочь сносило крышу.

— Я тебя, козлина, самого за борт брошу, — прокричал в темноту, в сторону вопля Андрюха. — Всем работать! Мать вашу туды ее через коромысло.

Снова вспышка на миг осветившая все вокруг, показавшая отвесными стенами вздымавшиеся скалы суши. Теперь уже всем стало понятно, что надеяться с волной ворваться в одну из бухт и пристать к пляжу невозможно. Сейчас нужно было только одно, выгребать подальше от суши, не дать буре расколотить в щепки скорлупу с людьми.

— Гу-гух-рщух!

И люди как заведенные выполняли работу по своему спасению, каждый на своем участке.

Ближе к утру дождь прекратился, в серой мгле распогодившихся туч, люди уже хорошо различали друг друга, в сиреневых тонах виднелись очертания далекого берега. Волны и ветер сделались явно слабее, хотя стихия продолжала еще держать форму. Усталые, вымокшие до нитки люди, сонными мухами ползали по судну, выполняя монотонную работу, но все уже знали, что выиграли свой бой с природой и остались живы. Кормчие, Кудлай и Лютень, сломанными куклами повисли на кормовом весле, лишь подправляя киль судна в приемлемую сторону.

— Вот и рискнули-и! — вырвалось возмущение из уст Кудлая, когда мимо него от борта к боту пробирался Позвизд.

— Ну, всяко бывает… — отмахнулся тот, подол его длинной рубахи и левый рукав были выпачканы в блевотину, морскую болезнь для многих еще никто не отменял.