Александр Забусов - Кривич

— Присаживайся за стол, Велес Корович.

— Благодарствую, сяду, — под массивной фигурой славянского бога, табурет жалобно заскрипел. — Хгм, меблишка у этих болгар хлипковата. Так вот слушай. По вашему исчислению, двадцать второго июля наступит день последнего сражения в этой затянувшейся войне. Чем для тебя он станет знаменательным, так это тем, что встретишь ты еще одного старого знакомого. Кинжал бабки Павлы не потерял?

— Никак монах прорежется?

— Он.

— Здесь кинжал. Носить, правда его неудобно, все норовит из под одежды клинок показать, так в шкатулке на столе и лежит.

— Теперь носи его при себе.

— Понял.

— Ну, за княжичем твои вои сплавают, про это тебе Андрий уже сказал. Однако, пора нам.

Монзырев вскочил из-за стола.

— Как, вы все уходите? — пытливым взглядом окинул офицеров.

— Нельзя нам оставаться, Николаич, никак нельзя. Прости. — Андрей обнял Монзырева. — Береги тут наших. Сашке привет передавай. Скажи, Андрюха торопился, но когда встретимся с ним, обязательно выпьем, как он и предлагал в Крыму.

— Пора!

На прощание Велес обнял Анатолия, рукой провел по раненому плечу.

— Устал ты, боярин, с плечом своим намучился. Ложись отдыхать.

Монзырева непреодолимо поклонило в сон. Велес в два шага подвел его к кровати, подтолкнул к подушке.

— Прощай, боярин, пусть удача не покидает тебя в сражении.

Спокойное дыхание спящего, оповестило о его глубоком сне.

— Уходим, росы, пора нам!

Толика разбудили пробившиеся в окна лучи утреннего солнца. Он выспавшимся поднялся с кровати, в раздумьях осмотрел свое обиталище. Что-то все же было не так. На столе стоял потухший светильник, за ночь в нем выгорело все масло, обычно лежавшая на краю стола шкатулка была придвинута к нему. Толик вспомнил, что было ночью, вышел за дверь. Его личную охрану сморил сон, воины спали прямо на полу, своими телами перекрывая проход в комнату.

«Велесовы проделки» — хмыкнул он про себя.

Будить бойцов не стал, переступив, по скрипучей лестнице спустился на первый этаж дома, вышел на улицу, где вовсю кипела жизнь, дружина занималась привычными делами.

— Батька, уже поднялся? — Мишкин голос донесся из-за спины.

— Седлай коня, — обернулся к улыбающемуся юнцу. — К князю поеду.

— Обожди пять минут, заседлаю, подведу.

— Давай.

— Утро доброе, Великий князь.

— Уже здоров, боярин? А мне тут говорят, что ранен, отлеживается.

— Здоров.

— Молодец. С дружиной своей большое дело сделал, теперь-то у Цимисхия машин поубавилось!

После того как император распорядился подтащить осадные машины к самим стенам крепости и непрерывно бросать камни за городские стены, житья не стало, погибло немало воинов от действий камнеметов. Вот Монзыревская дружина ночной порой и разобралась с самими агрегатами для метания и с прислугой при них. В том бою Монзырев был ранен, но уводя своих бойцов в город, приказал брать подвернувшихся под руку «языков». Командиру воропа показалось, что у камнеметов, отбивая атаку, гарцует на лошади сам император ромеев, он и прихватил его с собой, правда уже только «грузом двести», живым взять не смогли.

— Кого там мои приволокли? Начальник воропа доложил, что самого императора полонили.

— Ха-ха-ха! Нет, друже, всего лишь его кровного родича, но ипостасью с базилевсом схоже, особливо в ночи. Но все ж величина, сам магистр Иоанн Куркуас отправлен к Белому Богу, ответ за грехи держать. Полоняники кажут, сей родич базилевса, занимался грабежом православных болгарских церквей, а встававших на защиту имущества священников, так просто убивал. Вот твоими руками его Белый Бог и наказал. А, еще нас варварами считают.

— Ну, в общем, я так и предполагал, что это не может быть Цимисхий.

— Цимисхий воин, а не грабитель. Голову Куркуаса я велел на пику вздеть и на стене выставить, нехай любуются представителем доблестной византийской элиты.

— Великий князь, я к тебе с вестями.

— Говори, — заинтересовано глянул на Монзырева князь.

— Прошу разрешения на ночной выход двух сотен кривичей за стены Деревестра. В плавнях за полосой Истра мои люди хоронятся, с ними и твой сын Мечеслав находится. Дай добро на проводку людей через реку.

— Как узнал про них?

— Знакомец меня навестил этой ночью.

— Сюда его, немедленно. Сам все услышать хочу.

— Боюсь, он не придет к тебе, Великий князь.

— Когда велит князь, о желании не спрашивают, боярин.

Святослав встал из кресла во весь рост, его глаза метали молнии, дыхание участилось. Кто посмеет прекословить хозяину земель русских?

— Прости, государь, но я, да и ты тоже, не вправе приказывать ему. Он высоко стоит над нами, не дотянуться до него. Это Велес.

Пронзительным зраком, князь глянул на боярина кривичей. Три месяца войны так и не сблизили этих не похожих людей. Каждый по-своему относился к другому, уважение было с обеих сторон, но не более, духовной близости и дружбы так и не случилось, слишком разные они были и оба понимали это.

— Даже так. Что еще тебе сказал скотий бог?

— Сказал, что последнее сражение в этой войне случится двадцать второго июля, потом мир. Мы уйдем к себе на Русь.

— Оставим Болгарию грекам?

— Да.

— До назначенного числа, еще не один ромей успеет лечь под эти стены. — Сменил тему. — Уверен, что тебе хватит двух сотен?

— Уверен. Мой вороп справится.

— Тогда делай что задумал. Иди, не держу.

В сумерках от берега, с тихим, почти неслышным плеском, отплывали люди. Их тела были вымазаны растворенной в оливковом масле сажей, сливались с береговой полосой. Один за другим они исчезали в водах Дуная. Сумерки, время гораздо опаснее дня или ночи. Человеческое зрение в этот промежуток времени находится на границе смены света и тьмы, видимость замыливается, зрение становится ненадежным.

Олесь выбрал проход между двух хеландий, стоявших в цепи по всему Дунайскому фарватеру. В отличие от других кораблей, эти были не такими уж и огромными, а значит и судовой дружины на них существенно меньше. Теплые воды Дуная ласково обволакивали скользкие тела, людям приходилось бороться с довольно сильным течением реки.

В свое время Горбылю пришлось здорово потрудиться, заставив своих диверсантов преодолеть страх перед речной нежитью, научить их хорошо плавать против течения реки. Сейчас это все сгодилось, востребовались навыки, полученные на реке Псел. На тела плывущих людей были надеты только разгрузочные жилеты да полоски материи, скрывающие гениталии, чтоб мужское хозяйство не «звенело», раскачиваясь из стороны в сторону, когда люди окажутся на палубах насадов. В руке у каждого диверсанта был зажат лишь боевой нож, за спиной, короткий арбалет в чехле с пятью болтами в нем.