Александр Забусов - Кривич

На следующий день в подразделении Семибратова один из подчиненных после рабочего дня, проставлялся за день рождения. Ни каких разборок с проштрафившимся подчиненным Семибратов устраивать не стал, с хитрой улыбкой подошел к помятому, невыспавшемуся, страдавшему похмельем, Андрею:

— Андрей, нам с тобой на твоем «мустанге», необходимо будет после сэйшэна съездить по делам, так что ты не пей.

И в течение полутора часов усиленно, в темпе вальса, накачался спиртным. Трезвый до безобразия, Андрюха дотащил начальника до машины. Усадил его. Отчалили. В полусонном состоянии начальник произнес:

— Андрюша, а теперь я тебе в машине еще и наблюю. Чтоб ты на всю жизнь запомнил, глядя на начальника, каким свином ты бываешь, когда с Зинкой и Тарараскиным пьете бесконтрольно на работе. Подожди, сейчас тебе меня еще и на пятый этаж тащить придется.

Андрей тот случай запомнил, но по молодости лет, выводов так и не сделал.

— Да пошутил я, Николаич.

— Я уж понял, что пошутил. Ну что ж, коли терем, считай, стоит, Вестимир, ты завтра поутру собери всех бригадиров и начальников сюда. Короче, всю старшину веси на совещание.

— Будут собраны, не сомневайся.

— А нам бы сегодня баньку посетить, дорожную пыль смыть.

— А мы как знали, протопили с полудня.

— Тогда чего мы стоим, приглашай.

От пара и свежих березовых веников, голова улетала светлой дурниной под высь. После каждого захода в парную тело нагревалось, а на выходе желудок получал порцию холодного хлебного кваса. Вышли из бани чистыми, намытыми. Вечерняя прохлада, легкие сумерки на дворе. К Монзыреву подошел Вестимир.

— Николаич, ты давай иди ко мне в избушку, в нашу заповедную дубраву, пошепчемся. Там и квасок холодный, и покушать чего найдешь. А я тут дела поделаю и подойду, — с тихой лукавинкой в голосе произнес он.

— Хорошо. Спать то еще вроде и рано.

Знакомой тропинкой под сенью вековых дубов Монзырев подошел к воротам капища. Войдя в них, остановился. Подняв руку в приветствии, весело вымолвил:

— Приветствую вас, боги славянские. Пустите переночевать? Я вас слишком не побеспокою.

Тишина. Сквозняк из-за частокола принес обрывок осеннего тумана. Он как облачко, похожее на футбольный мяч, проплыл над подворьем, проскользив у самого лица Монзырева, изменил направление, двинулся к истукану богини Лады и распался, будто его и не было.

— Ну что ж, молчание — знак согласия.

Повернув вправо, боярин вошел в хорошо знакомую избенку. Одноразовой зажигалкой, оставшейся из прошлой жизни, со времен, когда еще курил, зажег глиняный светильник на столе. Единственная комната, она же горница, осветилась тусклым ненавязчивым светом. Налил из кувшина в глиняную кружку кваса, усевшись, неспешно отпивал его. Просидев, какоето время, ожидая Вестимира, завороженный мерцанием огонька, не заметил, как голова поникла на ладони, и он уснул прямо за столом. Сказалась усталость прожитого дня, и поход в баню.

Проснулся от прикосновения прохладной ладошки к лицу. Приподнял голову от столешницы, у настеж открытой двери увидал хорошо знакомый женский силуэт в легком летнем платьице. Приглядевшись, офигел, женщина была ни кто иная, как его бывшая жена Варвара, такая же красивая и желанная в лунном освещении, как и в дни их любви. В голову пришла мысль: «Волхв с-сука для меня Варьку из будущего перетащил, то-то старый козел, так лукаво скалился. Пошептаться ему захотелось старому уродцу».

— Иди ко мне!

В армии выполнение приказов вдалбливается с первых дней службы. Вышел из-за стола, шагнул к Варваре. Дух противоречия усиленно боролся со спермотоксикозом.

— Ты хочешь мне что-то сказать?

Ничего она ему не сказала. Как только он оказался рядом, она прижалась к нему всем телом. Монзырев уловил запах ее волос, запах всегда так приятно пахнущего тела. Рванув узел веревки гашника на шароварах, сунула руку туда, где катастрофически быстро поднималось естество. Монзырев, чисто на упрямстве и остатках самолюбия, еще пытался держаться. Прижав его спиной к дверному косяку, Варька стянула шаровары до самых колен, и сама опустилась на колени перед ним. Нежные, мягкие руки ухватили его ягодицы. А губы, самые сладкие губы, в этом богом забытом десятом веке, охватили весь низ живота. Из горла Монзырева вырвался грозный рык. Долгое воздержание, приближало тот миг блаженства, после которого женщина опустошает мужчину всего до последней клеточки. Монзыреву захотелось, чтобы это произошло как можно быстрее. Но Варька, зараза, внезапно бросив истязать упругим и влажным языком, самое дорогое для любого мужчины, носимое при себе всегда личное «оружие», встала на ноги, одним движением разорвала рубаху на груди, впилась острыми зубками в его сосок. Монзыреву это не понравилось. Обхватив ее голову руками, попытался вернуть в прежнее положение. Кто бросает начатое, не доведя дело до логического завершения? Варькино упрямство, до брака и в браке с ним, часто приводило Монзырева в бешенство. Но данная ситуация, когда сперма готова с напором лезть даже из ушей, его просто добила. Короткое время происходила любовная борьба. Варькины потуги, встать на ноги из первоначального положения, закончились тем, что она резко отстранилась. Встав, через голову сорвала с себя легкое платье, оставшись в лифчике, кружевных трусах и чулках на босую ногу. Увидев все это, Монзырев, свирепея, подался к бывшей жене. Негодяйка, с ехидной улыбкой отступила назад, на улицу, прямо к подворью с истуканами. Монзырев шагнул за ней, забыв про спущенные шаровары, запутался в них, чебурахнулся с низкой ступени. Нифига себе — удовольствие смазала. Стащил с себя шаровары вместе с сапогами.

— «Мешают».

Рванулся к ней, остервенев полностью, давясь слюной и издыхая от страсти. Прижав к стене избушки, впился губами в ее горячие губы. Вытащил из чашечек лифчика налитые полные груди с набухшими коричневыми вишенками сосков. Перешел на шею, соски сжав, может быть, чуть сильнее, чем надо. Из Варькиной груди вырвался животный крик, говорящий о полученном удовольствии. Хорошо, что на капище в это время, кроме истуканов никого не было. А то глядишь, собралась бы толпа, советами замучила. Ё-оо — как хорошо.

Выбрав момент, Варька выскользнула из медвежьих захватов Монзырева, отбежав, показала язык, улыбаясь при этом.

— С-сука, что ж ты делаешь? Достала уже своими выкрутасами. Нет, я все ж прибью завтра волхва. Устроил тут мне вечер встречи.

Варька стояла у истукана Мары, поглаживая себе низ живота, мягкий пушок волос под ним, указательным пальцем приподняв влажную припухлость чуть вверх, в сторону пупка. Другая рука мяла полную грудь. Улыбка не сходила с лица.

— Дурачок. Ха-ха-ха… Дурачок. Ну, иди сюда. Или ты не хочешь меня?