Сергей Смирнов - Цареградский оборотень. Книга первая

Она побежала к нему и, схватив его за свободную руку, приложила ее к своему лону.

— А мертвым и подавно не войдет, — добавила она. — Не спеши, брат. Потеряешь больше, чем хочешь поймать.

Скорый Лучинов в одно мгновение бросил сразу три взгляда. Один — на брачное ложе, чистое с невестиной половины и запятнанное чужой кровью на стороне жениха. Другой взгляд — на разрубленного идола. А третий — на самого жениха, северского княжича.

— Хитрый северец, — сверкнул он тем, третьим взглядом злее своего меча. — Жнешь кровь, где не сеял. Теперь с тебя — вира. А вира до заката не терпит.

Он крепко обхватил Исет за плечи и предупредил ее:

— Не спеши и ты, сестра, на волю, как твоя мать. Пир еще идет, значит и свадьба не кончена.

Он остался с Исет на месте, загородив собой и сестрою открытую дверь, а двое воинов двинулись навстречу Стимару.

У одного солнечная искра побежала по лезвию меча от рукоятки до острия, а другой отвел свой меч так, чтобы слепить северцу глаза.

«Живым не возьмут, а мертвым не дамся», — решил Стимар, пятясь и примеряясь к бою. Он догадался, что первый воин будет отвлекать его на на себя, а второй, тем временем, улучит миг ударить его по руке плоской стороной меча, чтобы выбить из его, Стимара, правой руки силу держать оружие, а вместо силы и меча вложить в руку боль.

— Обрубайте с него все лишнее, кроме песта, — велел сын князя Лучина, смеясь так, будто точил лезвие об камень. — Пестом ему еще воду толочь.

— Они тебе тоже братья? — спросил Стимар Исет через мечи наступавших на него радимичей.

— Как палые перья ветру, — ответила Исет.

— Будь по-твоему, княжич Лучинов, — сказал Стимар раньше, чем созрел его новый замысел. — Виру за старого Богита я взял, а две свои виры станут тяжелой ношей. Лишний груз для дальней дороги.

— Стойте! — велел брат Исет своим воинам. — Чего ты хочешь, северец?

— Чтобы ты сам встал у постели Перуном-богом и разрубил птицу, — удивил его Стимар. — Тогда я войду в твой род.

Мечи ослабли в руках радимичей и поникли вниз. Воины превратились из воинов в двух глупых баранов.

— Мечом хочешь войти или как иначе? — недоверчиво усмехнулся сын Лучинова князя.

Стимар же на полуденной стороне в ответ расщепил мечом теперь уж не половицу, а главную Лучинову дорогу, что вела из лесу к столу в княжеской горнице, и вытер с ладони оставшейся на ней пот убитого им радимича, таившегося в идоле.

— Как теперь пожелает невеста, коли свадьба все еще идет обратным чином, — сказал он. — Слово твоего отца — отпустить меня до заката.

Улыбка, словно искра по острому лезвию, пробежала по губам Лучинова куда скорее, чем тот подтвердил:

— Слово отца верно.

Стимар подошел к ложу и завалился на него навзничь как ни в чем ни бывало. Он лег на свою, тронутую лишь чужой кровью половину брачной постели.

Как только он лег, так сразу услышал, как на пол упали две ромейских монеты и раскатились в разные сторон.

Он приподнялся и, посмотрев на Исет, увидел, что это из ее глаз выпала судьба, и она превратилась из вестника в обыкновенную смертную девушку, которая не пропадет, как мара, если перекреститься, и которую вправду можно будет вести под венец после того, как она сама станет крещеной.

— Ты опять вступил в чужой след, княжич, — со страхом проговорила Исет, и ее губы едва шевелились, отставая от слов; видно было, что душа ее осталась на месте и любит она северца так же сильно, как и раньше, когда пребывала в обличии зачарованного вестника. — Брат убьет тебя, как только ты войдешь в род, чтобы ты больше не достался никому. Вятичи пришли за тобой.

— Молчи, сестра! — захрипел княжич Лучинов. — Слово моего отца верно!

«Он отпустит мою душу до заката, то верно», — подумал Стимар, а вслух сказал:

— Медлишь, Лучинов, — сказал он. — Одолеют вас вятичи еще до полудня — и свадьба станет уже их, а не ваша.

Вывернулась Исет из-под руки брата, но не успела выскочить в дверь. Скорый Лучинов схватил ее за волосы.

«Посмотрим, княжич, кого ты скорее разрубишь — утку или свою родную сестру», — подумал Стимар, начав для виду неторопливо распускать пояс.

— Живо берите ее! — велел Лучинов своим воинам.

Те вложили мечи в ножны, чего и дожидался Стимар, и крепко схватив невесту с двух сторон за белые руки, потянули к брачному ложу.

Тем временем, сам радимический княжич уже успел не только отодвинуть прочь рассеченного по темени и теперь ни на что не годного Перуна-бога, и встать на его место, но и успел он без труда отмахнуться мечом от двух вражеских стрел, пущенных в него с захваченной вежи. Стрелы только звякнули по углам и затихли.

— Моя смерть не перегонит твою, северец Туров, — гордо предупредил Лучинов Стимара. — И не надейся.

Туров же, не тратя лишних слов, продолжал возиться с поясом.

— Княжич, никогда не будет тебе пути за межи, как моей матери на том половецком жеребце, — услышал он горький голос Исет. — Отпускаешь ты свою дорогу, как пояс. Нет теперь в тебе воли, какую можно любить.

— Крепче держите ее, а то вырвется, — и предупредил Стимар радимичей.

Те послушались.

Увидел княжич над собой вместо неба глаза Исет. Не было в них теперь никаких ромейских монет, а упало из них прямо на губы Стимара две слезы вкуса еще не пролитой крови.

«Без крови и не обойдется», — вздохнул княжич Туров и, как только тень невесты покрыла его полностью с ног до головы, вывернулся он из-под нее с брачной постели на полуденную сторону и лягнул-ударил ногой прямо в срамное место подошедшего с той стороны радимича.

Воин оторвался от девушки, невольно выдохнул всю свою силу и клубком закатился под княжеский стол.

А княжич, живо прихватив меч из главной Лучиновой дороги, был уже в бегах.

Второй воин, оставив на ложе свою ношу, хотел было настичь Стимара в дверях и ринулся за ним, на ходу опорожняя свои ножны.

— Руби! — яростно крикнул вдогонку своему Лучинов.

У самой двери Стимар обманул радимича — не прыгнул в проем от погони, а упал на колени и ткнулся в порог ничком. Меч пропел над ним и рассек поперек дверной косяк на целую ладонь глубже своей тени.

В тот же миг Стимар распрямился, выворачиваясь назад, и с размаху ударил радимича по лицу плоской стороной меча. Тот повалился навзничь со следом на лице, похожим на след тележного колеса.

Как раз хватило времени княжичу — отступить на один шаг в проем двери, чтобы косяки оказались защитой от ударов сбоку.

А скорый Лучинов уже успел и вторую руку вооружить мечом воина, которого Стимар сразил подлым ударом, и уже набегал на северца, в бешенстве грозя перегрызть его двумя мечами, как собака перегрызает кость.

— Будь проклят, Туров! — хрипел он, роняя с губ не пену, а хлопья нескорого еще снега. — Смерть твоя останется там же, где ложь! Не дальше моего порога!