Сергей Смирнов - Цареградский оборотень. Книга первая

«А твоя где, Лучинов?»- не успел спросить радимича Стимар, как ему в правое ухо на лету шепнуло короткое лезвие: «Здесь!» — и он только увидел рукоятку засапожного ножа, пробившего кадык Лучинова княжича.

— Будь ты проклят… — будто уже не сам Лучинов, а его кровь заклекотала в горле, а вместо имени врага у него изо рта уже выпала обоим под ноги багряная лента.

Лучинов попятился назад, словно пытаясь отстраниться от ножа, пронзившего ему горло и стал падать навзничь, прямо на постель. И упал он затылком на чрево своей сестры, поднимавшийся в то мгновение с брачного ложа на закадную сторону.

— Что ж ты сделал, Брога! — простонал Стимар, услышав у себя за спиной его радостное дыхание.

— Спас тебе жизнь, побратим! — ответил тот, гордясь тем, как сумел не только выбраться из затвора с помощью того самого засапожного ножа, что не догадались прибрать к рукам радимичи, но и укусить им насмерть двух сторожей. — Теперь уведу тебя тайным путем. Не то, как уж повелось, княжич, снова угодишь из огня да в полымя.

— Не могу один, — покачал головой Стимар и двинулся к невесте. — Брат твой сам смерть искал, — сказал он ей и протянул руку. — То его дорога. Ты пойдешь со мной.

— Брось ее, княжич! — закричал позади него Брога. — То чары и блазно Лучиново! Пропадешь!

Он хватился своих оберегов и только со злостью плюнул на пол и раздавил плевок левой ногой.

Исет все еще держала в руках голову брата, как держат княжескую братину, ставя ее на праздничный стол. Он только подняла глаза на Стимара. Он увидел, что глаза ее сухи, и в тот же миг все слова, которые он хотел услышать от девушки, закапали уже не алой кровью, а прозрачными слезами с губ ее убитого брата.

Наконец Исет оставила брата и поднялась перед Стимаром. Вся ее белая, невестина рубаха от чрева до нижнего края подола была расписана-расшита не ее, не невестиной кровью и прорезана на палец чуть ниже лона. Нож Броги пробил горло радимичу насквозь.

— Теперь не могу идти с тобой, пока на мне не заживет рана моего брата, — тихо сказала она Стимару и, взяв его за левую руку, приложила ее к своему лону. — Вот она.

И княжич покрылся холодным потом, ощутив, что и вправду прикасается не к лону, а к глубоко рассеченной на две стороны плоти, в которой нет ничего, кроме гнетущей жаркой тяги соединиться краями вновь.

— Уходи, княжич! — взмолился позади него Брога. — Здесь пропадешь!

— Уходи! — откликнулась эхом Исет.

Стимар закрыл глаза и тяжко вздохнул, на миг, в своем вздохе, ощутив самого себя той бездонной, сквозной и уже начинающей срастаться раной.

— Не оглядывайся! — было ему последнее веление, и оно донеслось до него с неизвестной стороны света.

Княжич очнулся, открыл глаза и вышел на свет, ощутив под ногами не твердь, а звон бесчисленных бубенцов.

— Что это? — удивился он, пытаясь оглядеться и видя вокруг много убитых радимичей, пораженных стрелами, что, качаясь, как осенние метелки на лугу, позвякивали своими веселыми бубенцами.

Брога куда-то все тянул за руку еще не отмершего от чар княжича, хромая на ходу сразу на обе ноги, проколотые стрелами Лучиновых, и потому оставляя поверх своих человечьих следов вереницу красных, видом похожих на собачьи.

— Тут стрелы вятичей! — напомнил Брога. — Вятичи! Их теперь кругом видимо-невидимо! Они-то и любят звон, на все бубенцы вешают. А ныне они тебя себе от радимичей всем скопом отбивают. А сами-то они, вятичи, — орда такая, нужна ли тебе, княжич?

— Ни к чему, — помотал головой Стимар, пытаясь вспомнить, что же случилось с ним в какой-то низкой горнице, запертой со всех сторон, но лишенной кровли. — У них дорог, как у муравьев в лесу, а у меня своя, одна дорога еще до половины не смотана.

— Видишь, догадлив я, княжич. Так и сам разумею: лучше пропасть костью в зубах собаки, чем червяком в муравейнике. Уж больно много народилось этих вятичей. — И Брога решил заранее порадовать своего тайного побратима, едва не потерявшего голову от чужих чар: — За тем и добрую лазейку для тебя, княжич, уже припас.

Увидев знакомые ворота кремника, Стимар оттолкнулся было от Броги туда, но Брога удержал его:

— Нельзя в ворота! — крепко прихватив княжича, крикнул он ему прямо в ухо, так что у Стимара зазвенело в другом. — Из них — не на волю, а прямиком — в яму! К вятичам!

И едва Брога оттянул княжича от ворот кремника, как снаружи затрещал засов. Врата стали выламываться внутрь — и Стимар увидел радимичей, пятящихся спинами в свой кремник. Так сильно напирали на них своей немеренной силой бесчисленные вятичи. А Стимар смутно вспомнил, что радимичи устроили ему свадьбу «обратным чином», и стало понятно, почему они теперь движутся задом-наперед.

— Да ведь тут вежа! — удивился княжич, заметив, что ведет его Брога по долгой и широкой даже перед самым полднем тени. — Откуда на веже лазейка?

— Ныне, княжич, только с высокой вежи и можно будет тебе волю увидеть, — сказал Брога, по ходу дела положив мечом еще двух радимичей, вставших на его дороге.

Одному он рассек грудь, распахнув ее, как ромейскую книгу, писанную горячей киноварью, а у другого скатил в крапиву голову, и она там еще долго каталась и кряхтела от укусов.

— На таком-то пиру никаким сватам теперь уж не разобрать, кому виру класть, — решил оправдаться сват-Брога перед невольным женихом за учиненные налегке смерти хозяев.

В утробе вежи он одолел еще трех воинов-радимичей, пустив их кровушку наружу изо всех щелей сруба.

Наконец вывел он Стимара под «костер», на самый верх вежи, продувавшийся всеми ветрами.

— Вот тебе, лазейка, княжич! — гордо сказал он.

Поморгал Стимар и как будто очнулся, пришел в себя совсем, сдули верхние ветры с него, с его век и чела, последний дым чар, а заодно унесли и весь их пепел. Он осмотрелся кругом.

Хороша была лазейка! Открывалась она куда душе угодно — на все четыре стороны света. На полуденную сторону — так едва ли не на сам Царьград.

Поглядел Стимар вниз, вправо и влево, с той угловой межи и увидел, что вятичи облепили весь Лучинов кремник, будто муравьи большого жука, уже выперли скопом ворота, там и сям перебралсь и через тын и теперь шарили по всем клетям и закоулкам. От звона их бубенцов, навешанных пуговицами, ожерельями и даже оберегами на рукоятях мечей и древках рогатин, так и закладывало уши.

— Тебя ищут, княжич, — похвалился Брога.

— Порыщут и найдут, — усмехнулся крепко очнувшийся третий Туров сын. — Тогда только потрясут вежу, и оба покатимся им в руки, как спелые яблочки.

— Не покатимся, а закатимся, и не в их руки, а в темные кусты. А яблоню нашу с тобой, княжич, сами обтрясти успеем, — заговорил загадками слобожанин.

— Никак у тебя чудо-скатерть за поясом? — не поверил княжич Туров. — Сверху вниз до глухого леса расстелишь?