Стивен Эриксон - Дом Цепей (litres)

Бездна оказалась совсем не такой пустой, как он привык верить . Но… где живут боги? Эти миры — Пути? Или Пути — попросту проходы, что их соединяют?

Новый объект возник перед его глазами, проплыв вблизи. Мерцающий тусклым зелёным светом, обездвиженный и при этом странно искривлённый: торс изогнут, словно пойман в движении поворота. Нагое тело вращалось вокруг своей оси; свет звёзд играл на его нефритовой поверхности, точно капельки дождя.

И за ним другой, сломанный — нога и рука отбиты начисто, но при этом следуют за остальным телом в его безмолвном, почти мирном плавании сквозь пустоту.

За ним ещё один.

Первый гигант колесом прокатился неподалёку от Геборика, и тот почувствовал, что мог бы просто протянуть руку и коснуться поверхности, когда гигант проплывал мимо; но Геборик знал, что на самом деле гигант слишком далеко, чтобы его можно было потрогать. Лицо гиганта появилось в поле зрения. Слишком совершенное для человека, глаза открыты, их выражение чересчур двусмысленное, чтобы его можно было прочесть, хотя Геборику казалось, он уловил в них смирение.

Теперь их было множество, все появлялись из какой-то одинокой точки в чернильных глубинах. Каждый в неповторимой позе; некоторые столь разбиты, что казались лишь роем фрагментов и осколков, другие же — совершенно целые. Плыли из темноты. Целое воинство.

Но безоружное. Нагое и, по виду, бесполое . Присущее им совершенство — их пропорции, безупречная внешность — подсказали бывшему жрецу, что гиганты никогда не были живыми. Они были изваяниями, статуями, хотя среди них и не было ни одного, схожего с другим позой или выражением лица.

Потрясённый, Геборик глядел, как они, вращаясь, проплывают мимо. Ему пришла в голову мысль повернуться и посмотреть, не стекаются ли они к какой-то другой точке далеко позади, как если бы он лежал около вечной реки из зелёного камня.

Чтобы двинуться самому, ему почти не пришлось прилагать усилий.

Повернувшись, он увидел…

…и закричал.

Крик вышел беззвучным.

Огромная — невозможно огромная — рдеющая рана прореза́ла черноту, пламя, как гной, текло вдоль её рваных краёв. Серые спирали вихрей хаоса вырывались из неё острыми завитками.

И гиганты падали в её зев. Один за другим. Чтобы исчезнуть. Это откровение переполнило его разум.

Вот так Увечного бога занесло в наш мир. Через этот… этот ужасный порез. И гиганты… последовали за ним. Как войско за командиром.

Или как войско преследователей.

Неужели все нефритовые гиганты появляются в его собственном мире? Это казалось невозможным. В таком случае они присутствовали бы в бесчисленных местах. Присутствовали бы неизбежно и зримо. Нет, рана была громадна, гиганты уменьшались до размеров пятнышка, прежде чем достигали её голодного провала. Раны, подобные этой, способны поглотить тысячи миров. Десятки, сотни тысяч.

Возможно, всё, чему он стал свидетелем, было просто галлюцинацией, порождением горячки, вызванной хен’барой.

Но ясность была почти болезненной, видение столь жестоко… странным … что Геборик верил в его подлинность или, по крайней мере, считал порождением собственного разума, образами, которые мог понять, — статуи и раны, вихри и кровотечение, вечное море звёзд и миров…

Сосредоточившись на миг, он снова обернулся. Лицом к этому бесконечному движению.

И поплыл к ближайшему гиганту.

Тот состоял только из торса и головы, его отсечённые конечности вращались позади.

Громада скоро воздвиглась перед ним, слишком быстрая, слишком огромная. Геборика охватила внезапная паника. Он мог заглянуть внутрь этого тела, как если бы мир внутри нефрита был соразмерен его собственному миру.

Фигуры. Тела, такие же, как у него. Люди, тысячи тысяч, все пойманы внутри статуи. Пойманы… и кричат. Лица перекошены от ужаса.

Всё множество этих лиц внезапно обратилось к нему. Рты распахнулись в немом крике — предостережения ли, голода, страха — сказать было невозможно. Если они и кричали, звук не долетал до него.

Геборик ответил им собственным беззвучным криком и отчаянно бросился в сторону, прочь с пути статуи. Ибо теперь ему казалось, что он понимает: все они были пленниками, пойманными в ловушку каменной плоти, охваченными некой неведомой мукой.

Затем он оказался позади, взвихрённый след полёта сломанной статуи увлёк его. Вертясь в пустоте, Геборик уловил ещё одну нефритовую вспышку, прямо перед собой.

Рука.

Палец обрушился вниз, словно нанося удар.

Старик заорал, когда удар настиг его.

Но не почувствовал прикосновения: чернота попросту исчезла, и море стало изумрудно-зелёным, холодным, как сама смерть.

Геборик очутился посреди толпы корчащихся, воющих фигур.

Звук был оглушающим. Пошевелиться было невозможно — его руки и ноги оказались зажаты телами соседей. Он был не в состоянии вздохнуть.

Пленник.

Голоса ревели в его черепе. Слишком многочисленные, они кричали на языках, которые он не мог не то что понять, но и просто распознать. Словно штормовые волны, бьющиеся о берег, звук молотом колотился в нём, вздымаясь и опадая, ритм ускорялся, а слабое зелёное свечение начинали пронизывать красные пятна. Геборик не мог обернуться, но ему это было не нужно, чтобы понять: остаются мгновения до того, как рана поглотит их всех.

Затем сквозь грохот протянулась нить слов, близкая, как если бы шёпот звучал в его ухе, и он понял их.

— Ты пришёл оттуда. Что мы найдём там, Безрукий? Что лежит за разрезом?

Заговорил другой голос, громче и повелительнее:

— Какой бог сейчас владеет твоими руками, старик? Скажи мне! Даже их призраков нет здесь, — кто тебя за них держит? Скажи!

— Здесь нет богов, — вмешался третий голос, на сей раз женский.

— Это ты так говоришь! — донёсся другой, наполненный злобой. — В твоём пустом, бесплодном, жалком мире!

— Боги суть порождение веры, а вера мертва. Мы убили её своим могучим интеллектом. Вы же были слишком примитивны…

— Убивать богов нетрудно. Это легчайшее из всех убийств. Однако это не мера интеллекта. И даже не мера цивилизации. Воистину, безразличие, с которым наносятся такие смертельные удары, сама по себе есть форма невежества.

— Скорее беспамятства. В конце концов, боги не так и важны; превзойти себя, выйти за пределы себя самого — вот что придаёт смертному достоинство…

— Склонить колени перед Порядком? Ты слепая дура…

— Порядок? Я говорю о сострадании…

— Отлично, продолжай! Выйди за пределы, Леандрис! Или нет, даже лучше, — просто выйди вон.

— Лишь новоприбывший способен на это, Касса. И ему лучше поторопиться.

Изогнувшись, Геборик сумел взглянуть вниз и мельком увидел своё левое предплечье, запястье, кисть, — которой не было. Бог. Бог забрал их. Я был слеп, не видя этого, — меня ослепили призрачные руки нефрита …