Стивен Эриксон - Дом Цепей (litres)

Адъюнкт Тавор в одиночестве стояла перед четырьмя тысячами солдат — те толпились, толкались, а офицеры хрипло выкрикивали приказы, но в голосах уже звучала безнадёжность. Пики покачивались и ослепительно сверкали в пыльном воздухе над парадным плацем, словно перепуганная стайка стальных птиц. Солнце лило с неба расплавленный огонь.

В двадцати шагах за ней стоял Кулак Гэмет и — со слезами на глазах — смотрел на Тавор. Злобный ветер швырял пыль прямо в лицо адъюнкта. Иногда она полностью скрывалась в клубах. Но Тавор не шевелилась, продолжала стоять с прямой спиной, вытянув руки в перчатках вдоль тела.

Никто из военачальников не был так одинок, как она сейчас. Одинок — и беспомощен.

Хуже того. Это ведь мой легион. Восьмой. Первый в порядке сбора, храни нас Беру.

Но она приказала Гэмету стоять на месте, быть может, только для того, чтобы избавить его от унижения, которым непременно закончилась бы попытка навести порядок. И приняла всё унижение на себя. И Гэмет плакал, не в силах скрыть свой стыд и горе.

Арэнский плац представлял собой широкую площадку утоптанной, почти белой земли. На нём могли одновременно выстроиться шесть тысяч солдат в полном вооружении, при этом между подразделениями оставалось бы довольно места для того, чтобы офицеры произвели смотр. Четырнадцатая армия должна была предстать пред взыскательным взором адъюнкта в три этапа — по одному легиону за раз. Гэметов Восьмой явился неорганизованной, оборванной толпой ещё два колокола тому. Все уроки сержантов-инструкторов были позабыты, немногочисленные ветераны прежних кампаний и гражданские схватились в неравном бою с тысячеглавым зверем, забывшим своё предназначение.

Гэмет видел, как капитан Кенеб, которого Блистиг великодушно отдал ему для командования Девятой ротой, молотил подчинённых плоской частью клинка, чтобы заставить держать строй, — но тот мгновенно рассыпался за спиной офицера под напором солдат сзади. В первом ряду оказалось несколько старых солдат, которые попытались упереться каблуками в землю, — по красным лицам этих сержантов и капралов рекой струился пот из-под шлемов.

В пятнадцати шагах позади Гэмета ждали своей очереди два других Кулака, а также разведчики-виканцы под командованием Темула. Нихил и Бездна тоже пришли, но, к счастью, не было адмирала Нока — флот уже отплыл.

В смятенных чувствах Гэмет дрожал от желания уйти, убежать — куда угодно — и утащить за собой Тавор. А если не выйдет — нарушить её прямой приказ, выйти вперёд и встать рядом с ней.

Кто-то подошёл к Кулаку. Тяжёлый кожаный мешок грохнулся в пыль, и Гэмет, бросив взгляд назад, увидел коренастого солдата с грубыми чертами лица. Из стандартного обмундирования морпеха на нём была едва ли половина — разрозненные элементы доспехов из вываренной кожи поверх потёртой, грязной формы, некогда пурпурной, а теперь вылинявшей до розовато-лилового цвета. Никаких знаков отличия. Изрезанное шрамами, щербатое лицо было обращено к толпе.

Гэмет повернулся и увидел ещё дюжину оборванных мужчин и женщин на расстоянии вытянутой руки от первого — все в нечиненных разношёрстных доспехах и с самым разнообразным оружием, среди которого почти не было малазанских образцов.

Кулак обратился к предводителю:

— А вы кто такие, Худово семя?

— Виноват, припозднились, — пробурчал солдат. И добавил: — Хотя оно, конечно, я могу и соврать.

— «Припозднились»? Какие взводы? Роты?

Тот пожал плечами:

— Те да другие. Мы в Арэнской тюрьме сидели. За что? За то да другое. Но теперь-то мы здесь, сэр. Хотите — утихомирим этих детишек?

— Если справишься с этим, солдат, я тебе выдам собственное подразделение.

— А вот и нет. Я тут, в Арэне, убил одного аристократа из Унты. По имени Ленестро. Вот этими руками шею ему свернул.

За клубами пыли впереди из толпы выбрался сержант и направился к Тавор. На миг Гэмет испугался, что тот обезумел и сейчас просто зарубит адъюнкта, но солдат бросил короткий меч в ножны и вытянулся перед Тавор. Они обменялись несколькими словами.

Кулак решился:

— Иди за мной, солдат.

— Слушаюсь, сэр.

Он наклонился и подобрал свой вещмешок.

Гэмет повёл его туда, где стояли Тавор и сержант. А потом произошло нечто странное. Когда рыжебородый сержант поднял взгляд и заметил ветерана рядом с Кулаком, тот вдруг тихо крякнул. На лице бородача вдруг вспыхнула широкая улыбка, за ней последовала быстрая череда жестов: он поднял руку, словно держал в ней невидимый камень или шар, ладонь перевернулась, указательный палец описал круг, затем большой палец указал на восток, а потом сержант пожал плечами. В ответ на всё это солдат из тюрьмы слегка встряхнул свой вещмешок.

Голубые глаза сержанта широко распахнулись.

Когда они подошли вплотную, Тавор подняла на Гэмета ровный, ничего не выражавший взгляд.

— Прошу прощения, адъюнкт… — начал Кулак и добавил бы ещё кое-что, но та остановила Гэмета движением руки и хотела сама заговорить.

Однако такой возможности ей не дали.

Солдат из тюрьмы обратился к сержанту:

— Черту нам проведёшь?

— Да запросто.

Сержант развернулся и пошёл обратно к толпе.

Глаза Тавор метнулись к солдату, но адъюнкт промолчала, поскольку тот положил мешок на землю, откинул клапан и принялся рыться внутри.

В пяти шагах от неровных рядов легиона сержант вновь обнажил меч, воткнул закруглённый конец в землю и двинулся в сторону, так что образовалась борозда в песке.

«Черту нам проведёшь?»

Вдруг солдат поднял глаза от своего мешка:

— Вы двое ещё здесь? Идите обратно к виканцам, а потом все вместе отступите ещё шагов на тридцать-сорок. А! И скажите виканцам, пусть с коней слезут и за удила возьмут покрепче. И все чуть разойдитесь в стороны. А потом, когда я дам знак, — заткните уши.

Гэмет вздрогнул, когда солдат принялся один из другим вынимать из мешка глиняные шары. Из мешка… который швырнул рядом со мной на землю всего пятьдесят ударов сердца тому. Худов дух!

— Как тебя зовут, солдат? — проскрежетала Тавор.

— Спрут. А теперь лучше иди отсюда, девочка.

Гэмет тронул её рукой за плечо:

— Адъюнкт, это…

— Я знаю, что́ это, — огрызнулась Тавор. — И этот человек может погубить полсотни моих солдат…