Стивен Эриксон - Дом Цепей (litres)

— Пока что так, адъюнкт. Ему подходит…

— И Восьмому. Да, теперь вижу. Отведите его к няньке, капитан. А завтра увольте её и наймите другую — получше… или трёх. Ребёнок будет сопровождать армию?

— У него больше никого нет, адъюнкт. Среди гражданского сопровождения будут и другие семьи…

— Это мне известно. Вы свободны, капитан Кенеб.

— Я… прошу прощения, адъюнкт…

Но Тавор уже отвернулась, так что лишь Гэмет расслышал, как она вздохнула и пробормотала:

— Для этого уже слишком поздно.

И она была права. Солдаты — даже новобранцы — сразу опознали предзнаменование. Ребёнок на месте женщины, которой предстоит вести в бой эту армию. Поднимает к небу выжженную солнцем берцовую кость.

Ох, нижние боги…

— Худовы яйца на вертеле! — с отвращением прорычал Спрут.

Смычок смотрел, как он положил на пол мешок, а затем спрятал под низкой дощатой койкой. В конюшне, которую превратили в казарму, расположились восемь взводов, а воздух в ней теперь пропитался запахом пота… и острого страха. У нужника под задней стеной кого-то тошнило.

— Давай-ка выйдем, Спрут, — сказал через некоторое время Смычок. — Я позову Геслера и Бордука.

— Я бы лучше пошёл и напился, — проворчал сапёр.

— Потом так и сделаем. Только прежде нужно будет переговорить.

Но Спрут по-прежнему колебался. Сержант поднялся с койки и подошёл ближе:

— Да, это настолько важно.

— Ладно. Веди… Смычок.

Как выяснилось, Ураган присоединился к группе старых солдат, которые протиснулись мимо бледных новобранцев — многие сидели с закрытыми глазами и беззвучно молились — и вышли на двор.

Там никого не было: лейтенант Ранал, который на смотре показал себя командиром совершенно бесполезным, спрятался в главном доме, как только рота вернулась с плаца.

Все смотрели на Смычка. Тот, в свою очередь, разглядывал мрачные лица собравшихся. Никто из них не сомневался в том, что́ значит это знамение, и Смычок был склонен с ними согласиться. Ребёнок ведёт нас на смерть. Костяная нога означает марш — обожжённая проклятьем солнца пустыни. Все мы слишком долго прожили, слишком много видели, чтобы обманываться в одном: новобранцы этой армии уже считают себя покойниками.

Обветренное лицо Урагана под рыжей бородой наконец скривилось так, что горечь уже нельзя было принять за иронию.

— Если ты нам собрался сказать, мол, у Худовых врат мы, глядишь, отобьёмся, то ты совсем рехнулся, Смычок. Нет здесь особенных — простые парни и девицы, все три проклятых легиона…

— Знаю, — перебил Смычок. — Тут среди нас дураков нет. Я только прошу: дайте мне малость поговорить. Мне одному. И не перебивать. Я сам скажу, когда закончу. Договорились?

Бордук отвернулся и сплюнул:

— Ты же растреклятый «мостожог».

— Бывший. Тебе это не нравится?

Сержант шестого взвода ухмыльнулся:

— Я этим хотел сказать, Смычок, что поэтому я тебя послушаю. Как ты просил.

— Мы тоже, — буркнул Геслер, а Ураган кивнул.

Смычок повернулся к Спруту:

— А ты?

— Только потому, что это ты, а не Вал, Скрипач. Виноват. Смычок.

Глаза Бордука широко распахнулись — он явно узнал это имя. И снова сплюнул.

— Спасибо.

— Рано благодарить, — проворчал Спрут, но при этом слегка улыбнулся, чтобы не прозвучало обидно.

— Ладно, для начала расскажу историю. Речь пойдёт о Ноке, адмирале, только он тогда ещё не был адмиралом, командовал всего шестью дромонами. Удивлюсь, если вы эту историю слышали, но если даже так — молчите, хоть и поняли уже наверняка, какой она для нас сейчас имеет смысл. Шесть дромонов. Шли на соединение с Картульским флотом, три пиратских галеры, каждую из которых благословили на острове жрецы Д’рек. Червя Осени. Ну да, вы все и так знаете, как ещё называют Д’рек, это я чтоб подчеркнуть. В общем, флотилия Нока задержалась у Напанских островов, пошла вверх от устья Кулибора с бочками на буксире, чтобы набрать пресной воды. Так все корабли делали, когда направлялись в Картул или вообще за Предел. Шесть судов, все набрали воды, бочки погрузили в трюмы. Через полдня хода прочь от Напанских островов помощник кока на флагмане открыл первый бочонок. И прямо из дырки выползла змея. Паральтовая гадюка. [3] Внимательные читатели цикла наверняка помнят, что в «Садах Луны» паральтом называли яд, добытый из пауков, а также — самих пауков («…рукоять кинжала, покрытого ядом восьминогого паральта» в эпиграфе к восемнадцатой главе, в двадцать четвёртой — разговор Крокуса с Баруком). Как видим, на самом деле «паральт» — слово с более широким спектром значений. Да и самих видов этого яда существует по меньшей мере три: белый, жёлтый и картульский. С упоминаниями о них мы ещё встретимся в следующих книгах цикла. — Прим. ред. Она скользнула по руке парня. А потом оба ядовитых зуба ему в левый глаз всадила. Он завопил, выбежал на палубу со змеёй — а та разинула пасть, крепко его обвила. Ну, парень целых два шага сделал, а потом помер. И отправился за борт — уже белый, как выжженный солнцем двор. Змею-то убили, но — сами понимаете — было поздно. Нок тогда был молодой, просто отмахнулся от всей этой истории, а когда молва пошла и моряки с морпехами начали помирать от жажды — на кораблях, доверху груженных бочками пресной воды, которые никто не решался откупорить, — он сделал… очевидное. Выкатил новый бочонок. И своими руками вышиб дно.

Смычок помолчал. Он уже понял, что больше никто этой истории не знает. Понял, что привлёк их внимание.

— В растреклятой бочке было полно змей. Они и расползлись по палубе. Чудо просто, что Нока ни одна не ужалила. Понимаете, только-только начинался засушливый сезон. Паральтовым гадюкам пора было выбираться из реки. Их в воде полным-полно, поскольку они плывут к устью и дальше — в море. И в каждом бочонке на шести дромонах были змеи. Флотилия так и не вступила в бой с картульцами. Когда суда дошли обратно в Нап, половина личного состава умерла от жажды. Все шесть кораблей затопили у гавани, нагрузив подношениями Д’рек, Червю Осени. Пришлось Ноку ждать ещё целый год, чтобы разгромить жалкий флот картульцев. И через два месяца остров покорили.

Он помолчал, затем покачал головой:

— Нет, я ещё не закончил. Эта история была про то, как поступать не нужно. Нельзя одолеть предзнаменование, если с ним бороться. Нет, нужно поступать наоборот. Проглотить его целиком.

На лицах слушателей отразилось недоумение. Первым понял Геслер и просветлел — на бронзовом лице расцвела белоснежная улыбка. Смычок медленно кивнул:

— Если обеими руками не ухватимся за это знамение, мы для этих новобранцев только гробовщиками станем. Для всей треклятой армии. Так вот, капитан вроде говорил что-то про соседнее кладбище? Которое разрыто так, что кости наружу. Давайте-ка его найдём. Прямо сейчас. Вот. Я закончил.