Александр Курников - Порча. Дилогия

— Детский сад. — Буркнул Од.

— Наш центр долго не выдержит генерал. — Лангин. — Они и так дерутся с в двое превосходящими силами противника, а ведь у сектантов ещё четыре полка свежих на готове.

— Знаю Кассий. — Од хмурился. — Вестовой!

— Да господин генерал!

— Пусть Гурджан возьмёт ещё правее и двигается в сторону Монгтдара.

— Есть.

Третий Ар-райнский корпус, что пока оставался в запасе, был на столько разъярён линкомитами Монгидара, которые били не столько в людей сколько в лошадей, что самовольно выезжали из строя и гнались за лучниками. В конце концов две тысячи Ар-райнов сорвались с места и бросились на них надеясь покончить с этой мелочью одним ударом. Линкомиты прыснули в разные стороны стайками испуганных рыбёшек и оттянув неприятеля за собой, подальше от основных сил, резко развернули коней и бросились на Ар-райнов уже голодными акулами. Арпаджан Ар-райнского корпуса видя, что его людям грозит неминуемая гибель, двинул весь корпус им на помощь, но тут слева появилась имперская пехота, впереди которой вышагивал довольный собой старый полковник. «Своим я теперь помочь не смогу, а вот пехоту остановить в полнее возможно, может даже и разбить её.» А две тысячи Ар-райнских рыцарей-монахов, атакованные Монгидаром, за пол часа были смяты и уничтожены. Вот только у капитана наёмников от пяти тысяч осталось только три.

Не дав толком перестроиться своим людям, арпаджан Махрияр дал сигнал к атаке и восемь тысяч всадников устремились на семь тысяч имперских пехотинцев и чем ближе приближалась пехота, тем больше Махрияру не нравился человек шагавший впереди своего полка. За двести шагов до столкновения полковник остановился, вскинул левую руку в верх и медленно опустил её под угол в сорок пять градусов, в месте с ней опустились тысячи пик, под тем же углом. Затем он не спеша скинул со спины ростовой прямоугольный щит, водрузил его перед собой и выставил пику.

За десять шагов Махрияр, сын простого кузнеца, волею судеб вознесённый до звания арпаджана-десятитысячника, вдруг понял, что непременно напорется на пику этого человека, и никакая сила не сможет её отвести.

— Генерал, центр прогибается. — Лангин.

— Господин наместник. — Обратился Од к графу Меличу. — Примите командование. — Граф лишь кивнул.

— Аргументы! Стройсь! — Всадники выстроились в колонну шириной в тридцать человек. — Рысью арш! — И когда до своих оставалось не больше двух сот шагов, взревели трубы тем сигналом который поймёт каждый пехотинец, не желавший быть растоптанным своими. Командиры копейных подразделений матерясь командовали «раздайсь».

— В ГАЛОП! — Проорал Од и трубы троекратно гаркнули. Колонна «Последнего Аргумента» взяла в галоп. А Лангин, скакавший рядом с Одом от чего-то подумал, что три тысячи это бессовестно мало и первые ряды всадников врубились в Ар-райнскую пехоту.

Кони, люди, рожи, бородатые и безусые, но все либо с оскаленной пастью либо с раззявленной, проносились мимо. Удар на право, конец меча рвёт чью-то бармицу на шее в месте с шеей. Щит прижать к себе, крепче, чьё-то копьё скользит по нему и уходит за спину, надо ответить. Привстав на стремена бью сверху как коршун, попадаю. Конь рослый, рванул кого-то зубами себе под копыта и растоптал в два удара, не встанет. Справа чей-то молот опустился на лошадиную голову, визг, всадник летит вниз и исчезает. Достать молотобойца! Не успел, какой-то рослый аргумент углом щита разбил ему челюсть в мясо. Слева копьё с треском прорвало кольчугу под бело красной накидкой, ар-райнец валится в бок вырывая копьё из рук.

Колонна упрямо таранит путь через железо и кровь, через боль, смерть чужих и своих, через не могу. Рука уже не в силах поднять меч, удар секиры рвёт доспех, боль, красное всё в глазах и темнота.

Но колонна идёт, рубит, колет, рвёт лошадиными зубами, по временам закрывает глаза что бы уже никогда не открыть. Но идёт. Потому что пока она двигается, она живёт. Кажется вышли на свежие полки. Почему-то блестящая стена щитов разбивается копытами коней. Происходит непонятный водоворот, передний ряд аргументов валится вместе с убитыми лошадьми, в следующем падает половина. Третий прорывает строй и колонна снова идёт, в глазах уже нет былой ярости, зато есть холодный гнев и ощущение силы, как будто ты не один подымаешь меч, а все три тысячи человек его подымают, и всё как надо, и удар и блок и новый удар. Колонна должна идти? Вот она и идёт.

Третий день небольшой отряд во главе с Рэем и Яном, но всё же ведомый Марком, пробивался через дебри девственного леса. Местность была, хуже не придумаешь, то бурелом, то болота. Отряд петлял, пробивался через сушняк, вяз в трясинах, но всё же мало по малу продвигался в перёд. Три дня назад, когда они покидали последнюю деревеньку, случайно попавшийся местный охотник поведал им, что слышал о селениях нелюдей находящихся севернее сего места примерно в трёх днях пути, но ни о дороге ни о тропинке, ни их местоположение, ни чего этого он сказать не мог. «Там короче.» Махал охотник куда-то на север.

В первый день они преодолели вёрст пятнадцать, что для пересечённой местности очень не плохо, а во второй и в третий всего пять. Купец по началу помалкивающий, начал было ворчать, что зря мол согласился переться через дебри. На что Рэй ему заметил: — Вы сударь прямо как и не купец вовсе. Насколько мне известно, вашему брату любые дорожные трудности нипочём, если впереди маячит хороший навар, а судя по той сумме что вы посулили нам навар будет преизрядный.

— Вы правы господа. Мне стыдно признаться, но последние семь лет я не покидал уютной конторы торговой компании «Караваны Гарта», в Виткиле. Ну съезжу иногда в Манан или Хол, так и то с комфортом. Отвык. — Гарт, вздохнул. — Не обращайте внимания. Двадцать лет назад, когда от отца мне досталось это дело, оно не стоило почти ничего. Ну, может быть пару тысяч имперских львов, да и то серебром. Отец мой, вечный ему покой, был морскою душой, морем жил, морем питался, морю жизнь и отдал, от того у меня такая не любовь ко всему морскому. Когда я взялся за это дело, то думал что ничего у меня не получиться. Но я старался, пять лет я не слазил с коня, знал каждую тропинку от побережья до вольных баронств. Даже близко познакомился кое с кем из владетелей Бованны, а им торговать, видите ли честь не позволяет. Сколько я труда вложил что бы наладить с ними торговлю только Единому ведомо. Время шло, торговлишка превратилась в торговлю, караванишко, в «Караваны Гарта» и я осел в моём родном Виткиле.

Тут вернулся Марк, посланный разведать с какой стороны лучше обойти очередное болото, и был он весьма задумчив.

— Что такое Марк? — Рэй.

— Знаете милсдари, а там ведь есть тропа, отличная такая тропа, широкая, вот только идти по ней не хочется.