Альберт Зеличенок - Посиделки в межпланетной таверне «Форма Сущности» (СИ)

Однако завершение разгрома нас уже не интересовало. Мы прощались с Брр, которому пора было возвращаться домой, в будущее. Скупые мужские слёзы и крепкие объятья описывали столь часто, что мы решили их пропустить. Просто обменялись адресами на случай, если нас занесет в его время или его — в наше, пожали друг другу руки, и Ивсё исчез.

— Какой долгий день вышел, — пробормотал я.

Камень промолчал.

— И главное — всё зря. Так старались, а Странницу опять не нашли.

— Ты меня удивляешь, — воскликнул Брр, ненадолго вновь появляясь среди нас. — Да зачем она нужна зеленокожим?

— Как это — «зачем»? — изумился я. — Здоровая, крепкая, относительно симпатичная девственница. Такая кому угодно пригодится.

— Всё-таки ты чрезвычайно ненаблюдателен, — покачал головой Ивсё. — Неужели не заметил, что ваши слизистые гости бесполы?

— Да?! — вскрикнул я, пораженный такой шуткой природы.

— Совершенно и абсолютно. Так что им твоя возлюбленная — как горчичник покойнику, и даже хуже.

— А вдруг её и не похищал никто? — спросил Камень.

— Это надо обдумать, — пробормотал я. — Но только не сейчас. Объявляю ночь часов на десять.

И ночь пала.

Когда Несущийся заглянул на следующий день, он застал меня в горе. Сидя на кровати, я доставал из воздуха тарелки саксонского фарфора и мерно бил их о стену. Это доставляло своеобразное удовольствие. На самом деле, неожиданно большое. Увидев друга, я сказал, упиваясь горечью собственного голоса:

— Ты был прав, Камень. Её никто не крал. Она ушла от меня сама, потому что я обидел её. Оскорбил своей холодностью, бесчувственностью. Она покинула мой дом, и мир опустел. Ты видишь хребет за окном, на котором Странница так любила сидеть?

— Да какой там хребет? — изумился он. — У тебя что-то неладно с перспективой. Или стёкла давно не мыл. Обыкновенный булыжник, хотя и довольно внушительных размеров.

— Смотри на него, — продолжал я, не слушая.

Вершину утёса украсила каменная девушка. Пока я выбирал наилучшее решение, она поворачивалась так и сяк, принимала различные позы, попеременно держа в руках разбитый кувшин, виноградную гроздь, свирель, весло, копьё, рогатку, ребёнка, мужчину, сумку с посудой, сумочку с косметикой, пачку гигиенических тампонов, книгу, балкон, пистолет, фаллос. Всё не то. Вопиющая пошлость. Я разнёс вдребезги истукана заодно со скалой и несколько секунд наслаждался зрелищем медленно осыпавшихся обломков.

— Пошли в город, — скомандовал я, и друг беспрекословно последовал за мной.

Когда мы вышли, было рановато, но постепенно улицы заполнялись народом. Дождавшись часа пик, я перекрыл движение на оживлённой магистрали, быстренько соорудил небольшой постамент и, взойдя на него, воскликнул:

— Соотечественники! Братья и сёстры, тёти, племянницы, кузины и прочие шурины! Меня покинула невеста, и отчаяние было столь тяжело и беспросветно, что я хотел подвергнуть всю планету гладу, мору, наводнению, самуму, граду, ограблению и поголовному изнасилованию. Но величие моего духа победило, и я решил ответить на жестокость мира любовью. Я клянусь осчастливить груимедство, чего бы это ни стоило. Люди! Что сделаю я для вас?!

Я разорвал собственную грудь, вытащил кровоточащее сердце и вручил случившейся поблизости старшекласснице. Потом я достал второе и протянул потрясённой старушке с кошелкой. Третье отдал полицейскому. Счастливчики держали подарки на вытянутых руках, стараясь не запачкаться.

— Берите, господа! — кричал я. — Оно свежее. У меня ещё есть. На всех хватит. Из него можно приготовить бифштекс, отбивную, холодец и массу других вкусных вещей до люля-кебаба включительно.

— А плотной бумаги не найдётся? — хмуро осведомился коп. — Так весь мундир извозишь.

Но мне было не до мелочей. Меня захватила новая грандиозная идея. Я исполнял заветные желания поштучно и оптом, постепенно вы ходя на полуавтоматический режим. Я дал каждому пешеходу по автомобилю. Всякую одинокую женщину, мечтающую о браке, я одарил мужем, а мужчину — женой, самых же симпатичных — двумя. Я уничтожил очереди у магазинов, игнорируя протесты тех, кто в них стоял. Я ликвидировал переполненные трамваи — всегда ненавидел этот вид транспорта — и пересадил пассажиров на экологически чистые самокаты. Я истребил столько чьих-то врагов и тёщ, что город заметно обезлюдел. Трудно было с неразделённой любовью, потребовалось преодолевать сопротивление объектов, особенно отчаянное в случае одной чрезвычайно популярной девушки, которой пришлось весьма тяжело. Но я был неумолим, и всем без исключения довелось ответить на или за чувства окружающих. Стояли весна, лето, осень и зима. С безоблачного голубого неба сыпал мелкий дождик, замерзая на лету. Начался массовый падёж граждан — видимо, в толпу облагодетельствованных затесались то ли маньяки, то ли работники похоронной службы. Кое-где мелькали белые халаты — следовало готовиться к эпидемиям.

Завершив одаривание сограждан, я в изнеможении прислонился к столбу. Ко мне протиснулся друг. Он был перемазан губной помадой, и на нём висли две размалёванные нимфетки, явно готовившиеся перейти к более активным действиям.

— Стон, — прохрипел он, с трудом оторвавшись от губ одной из юных обожательниц и пытаясь увернуться от настойчивых атак другой, — ты опять сотворил что-то не то. Смени пластинку. Скорее! — завопил он, ибо вторая насильница наконец добралась до цели.

Игнорируя несущественные мелочи, я задумался. Если проникнуть в глубинную суть вещей, то весь мир — и неживой, и живой, и даже разумный — не более, чем комплекс моих ощущений. Они и только они несут информацию об окружающей действительности, и в конечном счёте лишь они существуют. А в моём случае ощущения и порождают реальность. Однако это настолько тривиально, что не заслуживает внимания. Если бы не одно но… Раз я — творец этого мира, то и всё в нем — великое и малое — создано мной. Отсюда с роковой неизбежностью вытекает, что возлюбленная не покидала меня, ибо никогда не существовала. Она соткана из моих мыслей и чувств. Следовательно, не имеет смысла искать ее. Если она всерьёз понадобится, воображение вылепит её заново. Да, ничто не имеет смысла, а главное — значения. Если вам надоела ваша жизнь, надо просто сесть поудобнее, крепко зажмуриться и представить совсем другое место. И мир исчезнет, как мыльный пузырь.

Так я и сделал.

…И оказался здесь, среди вас. В общем-то, мне нравится. Обстановка, кампания — всё вылеплено добротно, на совесть. Это приятно, и я аплодирую своему подсознанию. Ни один из окружающих образов я не представлял сколько-либо отчётливо — а между тем, каков результат. Однако поставленной цели я не достиг. Тоска по-прежнему гложет мое сердце, и идеализированный образ ветреной прелестницы стоит перед мысленным взором, очаровательный, как алкоголик на концерте классической музыки, пугающий, как призрак в первую брачную ночь, и бесплодный, как чучело в сжатом поле. О, несносный сплин, профессиональная болезнь всесильных груимедов!