Виталий Вильчинский - Извилистый путь

— Брааатик, а вдруг тебя убью-у-у-т? — заголосила гномка. — Что я без тебя делать буду?

— Да все у тебя нормально будет! Ты, главное, не переживай! Если не скажут рубить на месте, то выберусь! И уж тогда я буду на них обижаться. Возможно, до смерти. Их! И если они тебя тронут — пусть тогда молятся!

— Да не тронут они меня! Мне папа говорил, что Сертор подговорил совет отправить тебя на рудники-и-и!

— А Сертор, это тот дальний родственник Бурендора?

— Дааааа….

— Ну, тогда мое будущее еще более определенное! Уже не нужно сидеть и дрожать, и страдать от мысли: А интересно… шахта, так шахта! Там я еще не бывал!

— А тебе лишь бы шуточки-и-и-и!

— Не ной! Вот ты мне скажи, сестренка, что я сейчас должен делать? Биться в истерике, кататься по полу, дрыгать ногами? Или изорвать простыню на закрепить один конец к люстре, а второй вокруг шеи..? Или, как понять?

Она с ужасом смотрела на меня. Упс, кажется, немного перегнул!

— Какой ты…

— Прости, я хороший. Просто сейчас мне немного страшно. Это называется тихая истерика! Мне Оштарнор намекал, что шахты — это страшнейшее наказание, лучше бы сразу голову срубили!

Она снова уткнулась мне в грудь и заголосила. А мне что, лезгинку отплясывать? Что мне ей говорить? Что я в шахте долго задерживаться не собираюсь и хочу свалить оттуда при первой же возможности, или что? А вдруг нас подслушивают и запихнут меня так глубоко, как только смогут? Чтоб я точно наверх не добрался! Или возьмут и ногу отрубят, чтоб далеко не заполз! В общем, перспектив мало!

— Ну, не плачь, не плачь! Дай лучше мне покушать! А то от голода аж зубы сводит!

Я погладил маленькую по голове, она немного успокоилась и отстранилась от меня:

— Ой, прости, точно, я уже и забыла! Бери, вот!

На тумбочке стали появляться продукты, вытаскиваемые из корзинки. Свежая булочка, кувшинчик с молоком, тушеная картошка в горшочке, сыр, нарезанный ломтиками. Мой живот радостно булькнул, а рот наполнился слюной.

— Я уже слышу, что ты очень кушать хочешь! — усмехнулась Корилья, расставляя припасы на тумбочке. — Кушай, я очень старалась!

— Я знаю, для меня ты всегда стараешься! — похвалил я девушку. — Мне всегда очень вкусно и приятно кушать то, что ты для меня готовишь!

— Ой, ты мне льстишь! — зарделась та.

— Н-н-н-не исключено! — с улыбкой заявил я, уплетая картошку с мясом из горшочка и запивая ее молоком. Все было потрясающе вкусно!

— Ой, ой, ой спасибочки! — заявил я через несколько десятков минут. — Фу-у-у-ух! Наперся, как свинюка! Аж дышать трудно!

Я отвалился на спинку кресла, уложив руки на подлокотники.

— Сестренка, это было неподражаемо! Я чуть не лопнул!

— Я так и думала, когда ты съел все, что я тебе принесла, и даже старался запихнуть то, что я несла на обед! — сказала Корилья, сидя напротив на моей кровати и печально глядя на меня.

— Та чего, там еще осталось! — вяло отмахнулся я. Ты не переживай, там еще пол вашей Долины наестся!

— Да прям таки!

— Я тебе говорю! Вот иди, глянь!

Девушка соскочила с кровати и подошла к тумбочке с посудой. В горшочке с картошкой на дне лежал одинокий кусочек картошки и чуть-чуть морковки на стенках.

— И это…. Тут должно пол Долины наесться? — спросила одна, т кнув пальцем в горшочек.

— Ну, дык, а как же! Там же еще вон сколько!

— Ну, ладно, пусть будет так, но ты мне скажи — один кусочек картофеля, и почему ты его не съел!? Анну, быстро в рот!

— Ой, девочка, не лезет! Правда-правда, совсем не хочет лезть! Да, это вкусно, но там уже некуда!

— Ладно, верю, — кивнула девчонка и начала убирать со стола. — Лекарств на сегодня уже нет. Решили, что с тебя достаточно. Сегодня к обеду придет главный врач, он тебя обследует, и если все в порядке, то после обеда — заседание Круга.

— Ну и ладно! — тяжко вздохнул я, так как живот уже просился лечь спать.

— Ну, тогда я пойду… — дрогнувшим голосом сказала Корилья, поднимая корзинку. Я подхватился на ноги, притянул ее к себе и сжал в своих объятьях. Она прижалась ко мне, и слезки бежали ручейками из ее глаз. Мне тоже защипало в глазах, а комок поднялся в горле. Вот так, все. Закончилась спокойная жизнь.

Когда плачущая гномка покинула мою камеру, я улегся на кровать, заложил руки под голову и уставился в потолок. Так быстро. Только что изнывал от скуки, и вдруг резко понимаешь, чего лишаешься! Лишаешься свободы, да, ограниченной свободы, но хоть какая, никакая, но все же! Хочешь — спи, хочешь — лежи, на голове ходи, ползай на бровях (а как это?), читай, думай, пой, пляши! А теперь что? Теперь свобода только такая — хочешь, во время короткого отдыха в забое — спи, а нет — бди! Хочешь — под себя ходи, или лучше в уголок отойди! Ешь, не ешь, это твои проблемы! Главное — норму делай! Ну, ладно, будем думать, что Круг все же передумает, и мне придумают чего попроще.

А не тут-то было! Меня разбудил шум отодвигаемого засова, и я, свесив ноги с кровати, наблюдал, как в комнату входят гномы. Три стражника, плечистый гном в белом халате, наверное, главврач, рядом с ним два гнома постарше, наверное, комиссия с Круга старейшин, чтобы врач не жульничал. Пристально глянув на меня издалека, доктор подошел ко мне:

— Разденьтесь, пожалуйста, до панталон, — глубоким, спокойным голосом сказал он.

Я аккуратно снял с себя вещи и сложил тут же, на кровати. Гном ощупал мои ребра, руку в местах переломов, оглядел со всех сторон и вытащил из кармана дудку:

— Стойте спокойно, и не дышите.

Уткнув дудку мне в ребра возле сердца, начал что-то слушать.

— Угум, теперь дышите.

Потыкав ею по моим ребрам, слушая мои легкие, развернул спиной и слушал сзади.

— Вытяните перед собой руки, закройте глаза, и кончиком указательного пальца сначала левой, а потом правой руки, достаньте до носа. Угум. Сядьте.

Побухкав уголком дудки мне под коленками (кстати, ноги, смешно, дергались), помахав ею у меня перед глазами, он снова угумкнул и повернулся к комиссии:

— Как для гнома — рефлексы отличные, я думаю, что и для человека тоже. Наши отвары из трав и мази отлично действуют и на них. Мне кажется, даже скорость регенерации больше!

Комиссию этот ответ устроил, и, еще раз окинув меня взглядом, они вышли из комнаты, заперев меня на засов.

— Ну, что, графин, все, конечная остановка почтовой кареты — рудники! — пробормотал я, натягивая шмотки.

— Братик! — послышался шепот от окна. — Братик! Иди сюда!

В окне маячила моя сестренка, печальными глазами глядя на меня.

— Да, моя ты маленькая! — ответил я, подходя к окну. — Что у тебя?

— Как ты? У меня ключ забрали! Теперь я не могу замок открыть!

— Ничего, сестренка, ничего!

— Дай мне свою руку!

Я просунул в щель свою руку, и она сжала ее своими ладошками. Две слезки капнули мне на предплечье, и внезапно мне и самому захотелось рыдать! Непрошеная влага покатилась по моим щекам.