Инна Живетьева - Черные пески

– Вот ведь, – удивился Темка. – Я думал, встретит Кроха с радостью.

– Поехали в лавку, – поторопил Митька.

По пустынным улицам стук копыт разносился особенно громко. В торговых кварталах тоже было тихо, большинство лавок закрыты. Только на крыльце одной стоял, скрестив на груди руки, хозяин. Он проводил всадников внимательным взглядом. Выехали на перекресток; на одном углу был трактир, тоже закрытый, на другом – церквушка с распахнутыми воротами. Темка остановил Каря.

– Вы поезжайте, я догоню. Я быстро.

В церкви было темно, тихо и пусто. Княжич не стал звать священника. На столике у двери лежали свечи, стоял деревянный короб с прорезью. Темка отсыпал из кошеля не глядя, выбрал свечу.

У иконы Матери-заступницы теплилась лампадка, высвечивая бледное лицо в золотистом ореоле. Темка поклонился, коснулся лбом простого деревянного оклада. Осторожно, стараясь не дышать, посадил на свечу огонек.

– Спасибо, Матерь-заступница, – беззвучно шевельнул губами. – Спасибо, что сохранила. Благодарю за милосердие.

Где-то заскрипела дверь, послышались шаги. Кажется, священник. Говорить с ним не хотелось, и Темка торопливо выскочил из церкви. Карь послушно ждал там, где его оставили. Княжич обхватил лошадиную морду.

– Ну, не фыркай. Дурак ты, не понимаешь. Дурачина! – Карь дернул головой, но Темка удержал. – Тоже мне, расфыркался! Митька же вернулся! Понимаешь, вернулся! Поехали, догоним.

Яркий полог, напоминавший о ярмарочном шатре гадалки, исчез, это было заметно издалека. Подъехали ближе и увидели, что окна прикрыты ставнями, пропала гроздь деревянных фигурок. Митька кулем свалился с седла, отчаянно толкнул дверь. Она оказалась открыта.

Лавка была пуста: ни купца, ни амулетов. Но узкая щель у притолоки задней двери светилась, неразборчиво слышались голоса.

– Эй, есть тут кто? – крикнул Митька.

Выскочила смуглая девчонка, на ходу оправляя подоткнутую юбку. Глянула без любопытства и затараторила:

– Уж простите, господа, не торгуем. Закрыта лавка.

– Позови купца.

– Так не торгуемы мы, уж простите.

– Позови.

Девчонка пожала плечиками, исчезла за дверью. Послышался ее раздраженный голос, что-то ответили, совсем тихо. Вышел щуплый мужчина в стареньком камзоле.

– Простите, господа. Лавка закрыта.

– Вы не помните меня?

Даррец сощурился, крикнул:

– Эла, принеси свету.

Появилась девчонка, поставила лампу на пустой прилавок. Сердито глянула на посетителей.

– Эла, иди, помогай матери.

Мастер амулетов повел раскрытой ладонью перед Митькиным лицом.

– А-а, тот мальчик, чей род потерял покровителя. Прости, запамятовал, как тебя зовут.

– Эмитрий Дин.

– Дин? – купец перевел взгляд на Темку и Марка, на их нашивки королевских порученцев. – Впрочем, не удивительно. Отец и сын проклятого рода… Да… что же, купец Варрас к вашим услугам. – Он поклонился, сложив руки и прижав к груди.

– Вот, – Митька положил на прилавок листок. – Это слова, сказанные, когда покровитель покидал наш род.

Варрас близоруко сощурился, поднеся бумагу к лицу.

– Вы можете перевести?

Купец покачал головой.

– Нет, язык священных зверей мне не знаком. Я могу растолковать, объяснить ритуал, но для этого должен быть перевод. Точный, дословный. В словах священных зверей много иносказательного, я знаю, как-то сталкивался.

– Сталкивались? А кто переводил тогда?

– Мой земляк. Нет, я не знаю, где его найти, он не сидел подолгу на одном месте. Хотя сейчас, может, уже и прижился где. Все-таки постарше меня будет, пора угомониться.

– Как его звали?

– Мастер Еран. Не спрашивайте, как он выглядит, прошло уже лет двадцать с тех пор, как мы встречались. В те времена Еран мечтал жить на берегу моря, может, и добрался туда. К сожалению, больше ничем помочь не могу. Простите, господа, нам нужно собираться.

– Вы уезжаете?

– Да, по необходимости. Сейчас тут трудно прожить мастеру амулетов, а у меня семья. Переберемся подальше от границы, к родне. Если вам понадобится растолковать перевод, то сможете найти меня в Паволе. Буду рад помочь, чем смогу.

– Подождите. – Марк отодвинул Митьку, встал перед даррцем. – Скажите, купец Варрас, кто покровительствует мне?

Раскрытая ладонь промяла воздух перед лицом князя Лесса.

– Тебя любит Росс, это видно. Но твой покровитель – Ласка.

– Спасибо. – Марк поклонился по даррскому обычаю, повторил: – Спасибо, купец Варрас.

Горизонт полыхал золотом. Митька нащупал фляжку, прикосновение к ее боку успокаивало.

– Жарко. – У Марка на лбу блестели капельки пота.

– То ли еще будет, – пообещал Темка.

Митька снова пожалел, что не смог отговорить друзей. Шакал его дернул за язык тогда, ночью!

…Словно кто в плечо толкнул, и Митька открыл глаза. В спальне Северного Зуба было тихо. Отсыпался после службы Темка, еле слышно посапывал уставший с дороги Марк. А у Митьки сон как сдуло. Кусала, точно блоха, непонятная тревога. Тихонько, стараясь не разбудить порученцев, княжич Дин встал и подошел к окну. Луна – огромная, вздувшаяся – висела над зубчатым краем стены. Дальше, за стеной, невидимые из окна, отливали серебром Черные пески. Митька очень хорошо помнил, как светились они ночами.

«Ты обещал», – голос возник как легкий ветер, и исчез, не оставив следа. Митька решил, что ему почудилось и меньше надо думать о Песках.

«Нет, – возразил голос. – Ты слышишь меня».

Митька ухватился за подоконник. Он забыл об этом голосе – заслонили мятеж и война, погибший Орел и проклятие рода. Да и не очень-то хотелось помнить, как умирал Темка, проще убедить самого себя: это был бред, чего не почудится от жажды.

«Умирал, – сказал голос. – И ты обещал мне».

– Да, я помню тебя, – прошептал Митька. – Я помню свое обещание.

«Приходи. Я буду ждать тебя у источника».

– Как? Я не распоряжаюсь собой, я служу королю.

«Проси его. Помни, ты – обещал!»

– Я помню! – Митька не заметил, как повысил голос. – Я не отказываюсь от обещания.

«Я буду ждать тебя четыре дня».

– Но если король…

«Четыре дня. Ты помнишь, кто подарил жизнь твоему побратиму?»

– Помню, – хрустнуло, словно песок на зубах.

«Это была милость, которую можно отнять».

– Не надо!

Полыхнуло жаром, голос прошуршал песком:

«Придешь?»

– Да! Приду!

Жаркий, горячий ветер дул в лицо, хлестал песчинками. Митька закрыл глаза, крикнул, сплевывая с губ песок:

– Ты слышишь? Я приду!

– Ты что?

– Приду!

– Сдурел?

Митьку тряхнули. Голоса были знакомые, а не тот – шелестящий песком. Княжич открыл глаза. Темка и Марк, один – испуганный, другой – недоумевающий.

– Ну чего ты? – Темка тряхнул еще раз.

– Я обещал ему вернуться. Я должен.