Алиса Элер - В погоне за солнцем (СИ)

— То есть… — Лои нервно облизнул пересохшие губы, не решаясь огласить такой желанный, но почти невозможный ответ.

— Она не сказала? Похоже, что да.

— Но это же!.. — воскликнул Лои, вскакивая с кресла, и радостно шагнул навстречу, но отпрянул, натолкнувшись на стену из свинцово-синего взгляда.

— Что?

— Ну… — смутился художник. — Значит, она не выдаст?

Эрелайн, не выдержав, рассмеялся. Но веселья в его голосе не было.

— Ириенн не будет молчать. Я уверен.

— Тогда почему она до сих пор не рассказала? — возразил Лоир. — Может быть все-таки…

— Исключено.

— Тогда почему?!

— Не знаю, — огрызнулся Эрелайн и с силой, до противного хруста, сжал ладони. Сегодня он был возмутительно не сдержан. И, глубоко вздохнув, продолжил спокойно и терпеливо: — Лои, я слышал, что она говорила. И видел ее взгляд.

— Может быть, ты ошибся? Или ошиблась она, и все еще может измениться?

— Это не тот случай, когда что-то может измениться.

— И все равно, — настойчиво продолжил Лоир, — я бы не был так уверен. Стоит дождаться завтра. Хотя бы — завтра.

— Да не будет никакого завтра! — рявкнул Эрелайн, не выдержав.

Руки нервно подрагивали, требуя хоть перо, хоть смычок, хоть меч, чтобы унять сбивчивые, перепуганные чувства. Отчаянно хотелось что-то делать, куда-то идти, что-то решать — только бы не думать, не метаться в проклятом замкнутом круге.

Так и не придумав, чем занять руки, Эрелайн засунул их в карманы. Потребность действовать — немедленно, без промедления — никуда не ушла, и он нервно заходил по комнате.

— «Передумать»! Может, еще и «простить»? Простить можно за предательство, за измену. Но за проклятье?!

— Ты преувеличиваешь.

— Преувеличиваю?! — Эрелайн сбился с шага. И резко развернулся к другу, рявкнув: — Да я преуменьшаю! Я — чудовище, Лои, и чуть не убил ее! Что здесь изменится? Что?!

— Ты сказал, что Сумеречная шантажировала тебя ее жизнью, — помедлив, тихо сказал Лоир. — Но не сказал, что было дальше. И чего она хотела.

— Мою жизнь в обмен на ее.

— И ты согласился?

— Я не имел права отказаться.

— И… что было после?

— А после, — губ Эрелайна коснулась слабая улыбка, — после взошла луна. Ириенн ушла по лунному лучу, и я смог схлестнуться с Сумеречной.

— Ушла, но дождалась тебя? Раз вы говорили? — переспросил Лоир. И, не дожидаясь ответа, быстро продолжил: — Ты готов был отдать за нее жизнь, просто потому, что должен. А потом — отпустил, дал ей уйти тогда, когда она узнала твой секрет. Разве после этого она может считать тебя чудовищем, не знающим жалости? Ведь что-то остановило ее. Тогда — и сейчас.

— Я не знаю, что остановило ее, но тогда, когда я подошел к ней, она не дала сказать мне ни слова. Я видел, я чувствовал ее ненависть, а потом, когда сорвался — ее страх. Этого ничто не изменит, — Эрелайн покачал головой. И остановился, оперевшись о стену. Ярость опалила душу, выжгла дотла, оставив только соленый привкус пепла на губах — и пустоту. — Теперь — ничто.

Разговор угас, как гаснет одинокий костер, заметенный снегом. Молчание, воцарившееся следом, не было напряженным или злым. Только холодным, снежным… потерянным.

— Я не знаю, что делать, — негромко начал Эрелайн, подняв усталый, невыразительный взгляд на друга — впервые за разговор. Губы его дрогнули в слабом подобии улыбки. — И не знаю… стоит ли?

— Что? — глупо спросил Лои, не веря услышанному. А когда понял, что Эрелайн не шутит, воскликнул: — Что значит «стоит ли»?!

— Я себя не контролирую, — легко сказал Эрелайн и улыбнулся. Так просто, как будто речь шла о сущей ерунде.

Просто, устало… беспомощно.

И добавил:

— Вообще.

— Айн, — не сводя с него настороженного, тревожного взгляда, начал Лои. — Ты же не собираешься…

— Не собираюсь, — подтвердил он. — Не собираюсь делать ничего.

И резко продолжил, раздражаясь неодобрению, мелькнувшему в травянисто-зеленых глазах:

— А что я должен делать? Нет, не так — что я могу сделать? Я не знаю, как развивается ситуация, не знаю заданных условий. Почему Иришь не рассказала обо мне? Что ей движет? Чего она хочет, ждет — или чего боится? Если она решила молчать, как надолго хватит ее терпения и что может заставить ее передумать? А если я не прав, и она все рассказала? Чего хочет Этвор? Почему он бездействует? Я не знаю. Впрочем, даже если бы знал — это ничего не изменило бы.

Всплеск чувств на мгновение всколыхнул угасшее пламя души, заставив его воспрянуть, потянуться ввысь, но почти сразу же сошел на нет. Огненные всполохи опали, исчезая в сыпуче вздыхающим под стопами пепле.

— Что я могу сделать? Бежать? — с горькой усмешкой спросил Эрелайн. — Предав, тем самым, долг, который должен нести по праву рождения? Но что тогда? Что тогда я сохраню, Лои? Себя? Себя я потерял так давно, что, кажется, никогда не имел. Жизнь? Что это за жизнь, когда нужно контролировать каждый шаг, каждый взгляд, каждый вздох, и не спать всю ночь, забываясь только на рассвете, потому что так страшно, что однажды проснусь не я, а она. Ночь, которая будет не только смотреть моими глазами, не только сжигать сердце — но и жить мной, дышать мной. Я не хочу этого, и не позволю.

— И? — хмуро спросил Лои, поджав руки.

— «И»? — повторил Эрелайн, обращаясь к себе. И, не ответив, отвернулся.

Медленно подошел к окну. Поколебавшись, сжал шторы — и резким движением раздернул их. Солнечный свет брызнул из окна, опалив взгляд сияющей белизной.

Он тяжело оперся руками о подоконник, опустив голову.

Действительно — «и»? Что ему делать?

Эрелайн поднял взгляд от блекло-серого, с искристыми белыми прожилками камня. Перед ним разверзалась бездна неба, пронизанная солнцем и светом — нежно-золотистым, мягким, рассеянным в предутренней дымке. Рассвет, совсем недавно только зарождавшийся в мглистой серости, теперь вошел в свои права.

Еще одна бессонная ночь позади. Бессонная — и худшая из всех, что он знал.

Чувства, которые еще недавно жгли его, вплеснувшиеся яростным пламенем скрипичных нот, теперь потухли. Вслед за безразличием выгоревшей дотла души накатила усталость. Хотелось лечь — и забыться тревожным сном, до полудня.

А лучше — навсегда.

…ответ, уже высказанный, но так долго не принимаемый, вертелся на языке.

Эрелайн с силой оттолкнулся от подоконника и обернулся. Ладонь мазнула по шершавому, приятно холодящему кожу камню.

— И ничего. Все будет так, как прежде. Идти с повинной я не собираюсь. Но если все узнают… что ж.

Пальцы, в такт задумчивости, забарабанили по подоконнику.

— Я не буду сопротивляться. Выбор, жить мне или нет, останется за ними.

— «Выбор»… — с горьким смешком откинулся Лои, точно слабое эхо. — «Выбор»! Ты всерьез думаешь, что они будут способны сделать его? Как повела себя леди Ириенн, узнав?