Кэтрин Куртц - Сын епископа. Милость Келсона

— Не означает?.. — Джедаил в немом изумлении воззрился на епископа. — Но я думал…

— А вы не думайте, отец, — тихо ответил Креода. — Предоставьте думать мне. На кон поставлено многое, и помимо вашего Меарского епископата. Чем меньше вы знаете, тем лучше.

— Но…

— Говорят, что король может вынудить любого говорить правду, отче, — продолжал Креода. — И одному Богу ведомо, какие нечестивые дела способны творить его деринийские друзья. Но никто не может говорить о том, чего не знает, разве не так? Мое молчание — ваша защита, ровно как и моя, сын мой.

Лицо Джедаила стало белее его волос. Он обхватил грудь руками, словно подавляя дрожь.

— Господь Всемогущий и Всеблагой, вы правы! Морган остановил меня на пороге часовни вчера вечером. Я не смог увернуться. Он хотел знать, известно ли. мне что-нибудь о попытке убийства Маклайна.

— О попытке убийства?

— Так значит, вы за этим стояли?

— Конечно, нет. А что случилось?

У Джедаила был смущенный вид, и он покачал головой.

— Не знаю наверняка. Как я понял был какой-то мальчик с ножом. Хотя рана не должна быть опасной. Сегодня утром Маклайн присутствовал на мессе. Я видел, как он сидит рядом с Морганом.

— Присутствовал… — Креода в течение нескольких минут глядел в пространство, затем покачал головой. — Неважно. Это не наша забота. Очень много кому могла бы понадобиться смерть священника-Дерини.

— Или герцога-Дерини, — добавил Джедаил. — А он еще и герцог, не забывайте. Моя тетушка и кузены сочли бы, что его смерть им на руку.

Креода. оторопело уставился на него, и Джедаил с некоторым пренебрежением продолжал:

— Разве такое можно забывать, ваше преосвященство? Пусть это не имеет прямого значения для церковных дел, но это нельзя сбрасывать со счетов. Как герцог Кассан и граф Кирни, Дункан Маклайн не имеет прямого наследника. По праву наследования, его земли должны перейти к Ителу после его смерти… хотя, король такое вряд ли позволит.

— А, стало быть, Морган нашел, что у вас есть мотивы, — произнес Креода. — Что, в сущности, верно. И поэтому пожелал вас допросить. И разве вы не рады, что ничего не знали, и что вам было нечего ему сказать?

— Признаюсь, что да. Он хотел знать, как давно я получал вести от моей тетушки. И он должен был понимать, что, если меня возведут на престол Меары, это могло бы содействовать их делу.

— Едва ли это для кого-нибудь тайна, — кисло заметил Креода. — Ну, ладно. Стоит предположить, что в будущем он станет еще наблюдательней — что еще раз подтверждает: вы должны знать о наших планах как можно меньше, пока дело не будет сделано. Согласны?

— Судя по всему, мне выбирать не приходится.

— Именно так. Поэтому пока что я посоветую вам ждать погоды, доброжелательно поддержать Истелина и сторониться как можно больше Моргана или любого другого Дерини. Увы, они кругом так и кишат.

Джедаил наклонил голову в знак согласия.

— Вот и славно. А сейчас, думаю, вам лучше бы вернуться в вашу келью, — продолжал Креода. — И оставайтесь там как можно дольше. Никто не сочтет странным, если вы пожелаете находиться в одиночестве несколько дней. Как я понял, короля ожидают завтра или послезавтра, и я предвкушаю вскоре после того великий исход в Ратаркин на введение в должность Истелина. Надеюсь, вскоре после того мы будем готовы сделать новый ход.

— Я преклоняюсь перед вашей мудростью, ваше преосвященство, — пробормотал Джедаил, преклонив колена в церемониальном прощании, чтобы поцеловать кольцо епископа и получить его благословение.

Когда Джедаил ушел, Креода скосил глаза на своего секретаря.

— Посланец Горони все еще ждет за стеной? — спросил он.

— Да, ваше преосвященство.

— Отлично. Тогда пригласите его и приготовьте чернила и пергамент. Нам предстоит кое-какая работа.

Два дня спустя король вернулся в Кулди. Делегация епископов встретила его снаружи у городских ворот и провела с подобающим церемониалом в зал собраний, где Истелин был формально представлен как избранный епископ Меары. По нескольким различным дорогам были посланы вестники, чтобы отыскать короля и сообщить ему о намерениях епископов, так что Келсон был способен незамедлительно дать свое монаршье одобрение. Он отобедал с Истелином и несколькими другими приглашенными в тот вечер, затем удалился с Морганом и почти оправившимся Дунканом; они обменялись подробностями всего, что произошло за дни отсутствия Келсона. На следующее утро весь королевский двор выехал в Ратаркин и добирался туда весь день, чтобы еще день спустя присутствовать при введении в должность Истелина.

Ночью, когда король и двор отдыхали в Ратаркине, а вновь избранный епископ бодрствовал с несколькими своими братьями в монастырской часовне поблизости, некто, одетый, как монах, прошел по тихим галереям другого монастыря, далеко на северо-востоке, у самого моря. Узник Святого Лйвига нетерпеливо расхаживал туда-сюда, пока по другую сторону двери скрежетал замок, при каждом новом шуме опасаясь, как бы не поднялась тревога. Когда же, наконец, дверь распахнулась, его приветствовал монах, который исповедал его ранее на неделе: проповедник Джеробоам, которого ему велено было ожидать. Джеробоам склонил голову, чтобы получить благословение, затем знаком показал, что следует снять сандалии. Две пары босых ног не производили шума, пока эти двое спускались с башни по винтовой лестнице навстречу свободе.

Было время между повечерием и заутреней, когда все аббатство спало. Только сейчас можно было надеяться проделать весь путь через монастырь, не опасаясь кого-нибудь встретить. Когда они считали пятками ступени близ монашеской спальни, Лорис едва ли смел дышать. Миновав ее, вздохнул во всю грудь, но тут их дорога стала лабиринтом непредсказуемых поворотов, подъемов и спусков. Он понятия не имел, где они. Новая ведущая вниз лестница сменилась скользящим вниз проходом, затем — туннелем, вырубленным в скале, а далее — пещера над самым морем и отчаянный спуск по веревке с крутой скалы к ожидающей внизу плетеной, обшитой кожей лодочке. Лорис приник к бортам крохотного суденышка, когда оно покинуло бухту и направилось вперед по мощным валам, и успокоился не раньше, чем из тумана вдруг возник корабль, рангоут и такелаж которого четко вырисовывались во тьме. Едва Лорис вскарабкался на борт, корабельщик, не мешкая, подал молчаливый знак гребцам, и те взялись за весла.

— Да пособит Бог вашему преосвященству в вашем деле, — сказал приглушенный голос, и смутная тень преклонила колена, чтобы взять руку вновь прибывшего и поцеловать ее.

— Горони? — прошептал Лорис, поднимая этого человека, как равного, а затем обнимая. — Горони! Горони! Я боялся, что больше не увижу ни тебя, ни свободы! О, я поистине благословлен такой услугой!