Роман Титов - Ремесло Теней: Игла Дживана

На дне колб болтался какой-то отвратительный мутный осадок. Почти уткнувшись носом в холодное стекло, я разглядел мелкие темно-красные цветочные лепестки. Сообразить, что это минн труда не составило. Вперемешку с лепестками иногда попадались уже знакомые семена, а одна из голов была просто усыпана ими, точно спина риоммского морского ежа. Загадкой оставалось, что за чудовищные эксперименты здесь проводились, и какова была их цель?

Периферическим зрением я заметил, какой крупной дрожью колотит несчастного Изму. Мект по-прежнему выглядел жутко и, судя по лицу, был уже не рад, что пошел на поводу у своего любопытства, однако бежать назад сломя голову вовсе не торопился. Более того, нашел в себе силы подойти поближе и склонить чешуйчатое лицо к одной из колб. Он что-то невнятно шептал себе под нос. Только прислушавшись, я понял смысл сказанного:

— Живыми вы ничуть не красивее дохлых.

Слова были произнесены с такой желчью и злобой, какой до этого я даже и представить себе не мог в кажущемся совершенно безобидным мекте. Совпадение ли, но именно в этот момент глаза головы неожиданно распахнулись, явив во всю глазницу бездонной черноты зрачки.

Вскрикнув от испуга, Изма резко отпрянул назад, словно сквозь бесплотный призрак, пролетев через меня, и с каким-то невнятным кваканьем наскочил на стоявший позади шкаф с инструментами. Что-то из приборов рухнуло на пол и с громким звоном разлетелось вдребезги, сам мект едва не полетел туда же, в панике заметавшись по комнате и чуть не споткнувшись о ножку стола. На этот раз страх полностью лишил его возможности соображать. Со стороны все выглядело довольно комично, если бы не одно «но» — шум привлек чье-то внимание снаружи: послышались приближающиеся шаги, щелкнули замки, распахнулась дверь и в комнату ворвалась женщина. Молодая, темноволосая и стройная, она одним своим появлением заставила мои коленки дрожать. Это была мама!

Несколько секунд потрясенно взирая на разгром посреди лаборатории, учиненный неожиданно обнаруженным шпионом, она гневно вопросила:

— Ты что здесь делаешь?!

Сердце мое пустилось в бешеный галоп. Мама была такой же, как я помнил в своих снах. То же лицо, та же мимика, те же жесты, движения и слова. Грудь неожиданно сдавили стальные обручи, а глаза защипало от слез. Я быстро сморгнул несколько раз, но лучше от этого не стало. Глубокие частые вдохи помогли протолкнуть застрявший в горле ком, но, опять же без изменений. Забывшись, я выступил вперед и попытался что-то сказать, но, разумеется, она ничего не услышала. В отчаянии я замахал руками, боль от этого в груди только усилилась. Слезы уже текли по моему лицу рекой. Казалось, что я вот-вот лишусь сознания, но новый приступ боли вернул мне некоторую ясность, а вместе с ней и ощущение, словно кто-то тянет меня за волосы вверх. Заметив, что все вокруг вдруг странно помутнело, я собирался закричать и резко дернулся изо всех сил. Мгновение спустя видение рассыпалось совсем, оставив после себя лишь ледяную тьму пустоты и маленькую комнатку в прихожей графа, а надо мной разъяренное лицо Аверре.

Первые секунды пока приходил в себя, я соображал, каким именно образом очутился на полу. Все чувства и ощущения притупились, глаза застилала дымка, в ушах стоял звон, язык не слушался, а голова просто раскалывалась от жуткой, почти невыносимой боли.

Смотреть на Аверре с этого ракурса было непривычно и очень неудобно, но это пустяки. Судя по выражению его лица, моего наставника колотило от бешенства, его челюсти дико сжимались и разжимались — он, верно, что-то пытался мне втолковать, брызжа слюной во все стороны, — глаза выпучились, а брови почти скрылись под челкой.

Все равно не понимая, о чем он там разглагольствует, я махнул рукой, призывая к молчанию и кое-как поднялся на ноги. Сжимая голову обеими руками, я согнулся пополам от боли такой силы, что, казалось, вот-вот разорвет ее на куски. Аверре хорошенько меня встряхнул, резко схватив за плечи.

— Что ты наделал?!

Что он сказал, я по-прежнему не слышал, но прочел по губам и ответ мой был написан на лице искренним недоумением: а в чем, собственно, дело?

Но тут мой взгляд упал чуть левее, где на полу возле пуфа бился в судорогах графский слуга. Глаза Измы закатились, чешуйки побелели, из приоткрытого рта на дорогой ворс ковра обильно капала слюна. Перепугавшись за него не на шутку, я уставился на Аверре:

— Что с ним?!

Резко отпустив меня, мастер кинулся к Изме, начав интенсивное массирование висков все сильнее белевшего мекта.

— Это я у тебя должен спросить! — почти выкрикнул он мне в ответ.

Решительно ничего не понимая, я беспомощно стоял, наблюдая за его пассами, направленными на то, чтобы остановить припадок Измы и вернуть ему сознание. Ни о чем подобном я и помыслить не мог. И ведь поначалу все шло хорошо! Что же случилось? Неужели это я во всем виноват? Чувствуя, как весь покрываюсь холодными капельками пота, я готов был молиться любым богам, лишь бы Изма не умер.

— Что ты с ним сделал?! — громче прежнего повторил Аверре, удрученный тем, что все его действия, кажется, никакого ощутимого эффекта не приносили.

— Да ничего! — воскликнул я. — Мы просто говорили и все! Просто говорили.

— О чем?

Суть вопроса наставника прошла мимо ушей, когда я начал перебирать в уме все ужасы, которые посыплются на меня, если вдруг Изма умрет.

— О чем?! — рявкнул Аверре.

— О маме, — наконец пробормотал я.

Тут вдруг мастер резко отодвинулся от мекта, и на пару секунд сердце мое забыло, как биться. Я решил, что это конец. Но когда Аверре встал и повернулся ко мне лицом, я сумел разглядеть из-за его плеча мекта. Он больше не бился в судорогах, дыхание выровнялось, а цвет лица приобрел прежний оттенок. Стараясь сделать это незаметно, я облегченно перевел дыхание.

— Понятно. Легких путей ты, как видно, не ищешь? — Он не то, чтобы смотрел на меня с укором или осуждающе, скорее любопытно. — Ты проник в его разум. Будь добр, объяснись.

Смотреть прямо в глаза Аверре было крайне трудно, но я решительно не собирался отворачиваться. Если не брать в расчет получившийся эффект, я даже немного гордился собой. Долгие годы тренировок предшествуют тому, чтобы опытный элийр решился работать с чужими мыслями и воспоминаниями, а у меня с первого раза все вышло, как по маслу.

Почти.

— Я смог прочесть его мысли, — повторив эти слова, я больше не слышал в своем голосе паники, а почти вернувшуюся уверенность. — Вернее, заставил его вспомнить кое-что, а затем показать и мне.

Все еще оставаясь перевозбужден, я часто дышал. Глядя на Аверре, я надеялся как можно скорее услышать его ответ. Я чувствовал, что ступил на одну из тех троп, непременно ведущих к новым знаниям. Для меня это был огромный рывок вперед и теперь, затаив дыхание, я ждал вердикта.