Евгения Федорова - Жертвы времени (СИ)

Я провел по лезвию окровавленной ладонью, оставляя на поверхности клинка красные разводы и без тени сомнений шагнул вперед.

Когда под ударом ножа распался первый фантом, остальные расступились, давая мне дорогу. Они знали, что такое страх, и сторонились, боясь напороться на смертоносное лезвие, но это не значило, что они отступили. Я был во власти чужой воли, отдавшись весь, без остатка. Мне нужно было вырываться, нужно было пройти по лестнице и спуститься вниз. И я шел, отражая их атаки.

Помню длинные серые когти, которые пронеслись перед самым моим лицом, помню, как увернулся, зная, что едва не получил страшную отметину на лице, которая будет подвластна лишь времени. Когда-нибудь закроются и раны Мастера, ведь время не стоит на месте…

Я скользил по ступеням, но призраки были везде. Бешеная пляска серых теней слилась в моей памяти в безумный водоворот, в котором более не было места ни страху, ни отчаянию, ни желанию умереть. Была лишь уверенность, что я запрошу за свою жизнь как можно более дорогую цену.

Стоило ножу задеть серый силуэт, и фантом умирал — я чувствовал, как разрушается его структура, а частицы безвольно опадают. Дикий, нечеловеческий крик терзал слух, а смертоносный мираж таял, растворяясь в воздухе. Лезвие ножа тускнело, и я знал, что лишь моя кровь дает ему силу уничтожать врага.

Казалось, чем больше их умирало, тем быстрее нож блек, сталь истончалась, старела на глазах, а сам я стремительно терял силы. В отчаянной попытке вырваться я перемахнул через парапет, но изъеденное прикосновениями фантомов ограждение подломилось, не дав должной опоры. Я налетел плечом на стену, оступился и, падая, ударился затылком о ступень. Осознание того, что все закончилось, пришло за мгновение до того, как перед глазами от удара потемнело. Я был еще в сознании, но мысли смешались, а тело обмякло. Извернувшись, я вогнал нож в голенище ботинка, но от этого усилия мир качнулся и обрушился в пустоту.

Вдох, и воздух проходит в легкие.

Это дар.

Вдох, и кровь напитывается кислородом.

Это жизнь.

Я чувствую вкус воздуха, он сладкий, в нем ароматы камня, дерева, ветра и солнечные лучи.

Это то, чего я хотел, то, о чем мечтал в мгновение, когда сознание угасало. Мечтал о жизни, и вот загаданное сбылось.

Я открыл глаза, слегка щурясь от яркого света, и понял, что лежу на спине посреди просторной залы. Сводчатые стены Храма уносились ввысь, куполом нависали над моей головой. Там, высоко среди желтоватых стен, украшенных поблекшей росписью, стоял на облаках Бог и смотрел на меня. В его взгляде было успокаивающее рассудок спокойствие.

Бог стояла на облаке, подкрашенном нежными розоватыми лучами заката, его длинные белые одежды складками ложились на плотный туман под ногами, в руках он держал за рукоять прямой меч, опущенный острием вниз. Сквозь синеву неба, насыщенную закатными лучами, проглядывали первые робкие звезды.

Я слегка повернул голову. На пол Храма ложились разноцветные полосы света, солнце заглядывало в многочисленные окна, просачиваясь сквозь яркие и с тем необычайно живые витражи, изображающие картины жизни. На ближайшем ко мне стекле тоже стоял Бог. Его руки были раскинуты в разные стороны, подняты ладонями вверх. Одна его рука была пустой, вокруг другой обвилась черная змея, положившая голову ему на ладонь. У ног Бога, на покрытой палой листвой земле лежал разбитый на осколки меч.

Других божеств в этом Храме не было, не было и их слуг. По стенам на картинах красовались деревья и растения, животные и птицы — слепки живой природы.

Здесь не было людей. Думаю, мне бы понравилась такая вера, гармоничная и связанная с миром вокруг.

Я приподнялся на локтях, оглядываясь. Зала была огромной, ее потолок подпирало несколько десятков колон, испещренных тонкой черной вязью знаков. Пол был более темный, коричневатый, плиты лежали в шахматном порядке, через одну на них тоже проступали знаки, вырезанные в камне. Эти надписи истерлись, тысячи тысяч ног прошли по ним.

Раньше помещение Храма было заставлено лавками для приходящих людей, сейчас же все они были вынесены прочь, вдоль стен были расстелены одеяла, лежал какой-то нехитрый скарб. Несколько разбитых сидений было свалено в дальнем углу залы. Оплывшие свечи образовали на камнях потеки и целые холмы. Это выжившие еще некоторое время прятались здесь, ища защиты, но для них все закончилось так же, как и для остальных.

Посреди Храма в десяти шагах от меня стояло тяжелое резное, старинное кресло, принесенное, наверное, от алтаря, который прятался в нише в самом дальнем конце залы. Кресло потемнело от времени, но на его подлокотниках великолепно сохранилось резьба: на левом голова птицы, на правом оскаленная морда дикой кошки. На кресле, вальяжно развалившись и положив мой палаш поперек колен, сидел фантом. Еще двое стояли позади, прислонившись к колоннам. Все трое были такими же как Шива, обретшими плотность. Но и призраков вокруг меня было хоть отбавляй. Двое колыхались по обе стороны — безмолвные стражи времени — а за моей спиной их было целое море.

«Послушники», — с легкой улыбкой подумал я.

Не скажу, что испытал страх. Если меня оставили в живых, значит, я зачем-то нужен и у меня еще есть время, ну… хоть немного.

Я хотел было подняться, но силуэты рядом со мной угрожающе колыхнулись.

— Это стоит понимать так, что мне нельзя встать?

Фантом в кресле, доселе внимательно разглядывающий меч у себя на коленях, поднял голову. На нем было коричневое свободное одеяние, его лицо казалось серым, как у утопленника и вытянутым, со зловещим взглядом прищуренных глаз. В этом взгляде, устремленном на меня, отчетливо читалось, что времени осталось не так уж и много.

— Да, — сказал он медленно, словно специально растягивая слова. — Именно так это и стоит понимать. Я — Авеста.

Он поднял меч за рукоять, неумело повернул его и снова положил поперек своих колен. Я же сел поудобнее, подтянув правую ногу, в голенище ботинка которой был спрятан нож из гор — моя единственная надежда на спасение. Я прекрасно чувствовал кожей его рукоять, и обхватив колено руками, вытянул вторую ногу.

— Тогда давай поговорим…

— И о чем? — улыбка скользнула по губам фантома, но глаза его остались неизменными, глубокими и пустыми.

«Как это я мог не замечать этой пустоты глаз у Шивы? — подумал я. — Как мог быть таким глупцом?!»

— О том, что вы делаете…

— О том, что мы сделали, — поправил меня Авеста и резко поднялся с кресла, на мгновение забыв, что на коленях его лежал клинок. Палаш только начал падать, а мой враг уже подхватил его, крепко сжав рукоять в ладони. — Все уже завершилось! Здесь нечем более поживиться, и мы пойдем дальше.