Евгения Федорова - Жертвы времени (СИ)

Здесь, под тентами, нашлось все необходимое: скамьи, где можно было бы присесть, столы с инструментами и заготовками, молотки, напильники, кусочки бархатной ткани, какие-то бутыли с травильными веществами.

— Как тебе удалось все это взять с собой? — спросил я с любопытством, опустив приветствие.

— Своя ноша не тянет, — недовольно сообщил учитель боя. — Здравствуй, Демиан, думал, ты уже не подойдешь ко мне. Обиделся из-за того, что я сделал тебе такой непутевый меч? — он многозначительно глянул на мою ногу. Мне почудился в его словах легкий упрек, но оправдываться было бы нелепо.

— Нет, Оружейник, это был отменный палаш, он дал возможность разгадать одну из самых важных загадок, которую выставило перед нами время, — я сдвинул железные бруски и присел на скамью без приглашения. — Но можно было бы сделать его потоньше.

Оружейник улыбнулся, принимая мои слова за шутку, но на самом деле они были не лишены рационального сарказма.

— Это, конечно, не кресла в комнатах моего дома, — сказал он, присаживаясь рядом со мной на скамью, — но все равно лучше, чем говорить стоя.

Его руки зашарили по столу в поисках трубки и кисета, которые оказались рядом со мной. Я передал их кузнецу и подумал, что время даже с ним обошлось жестоко. Оружейник казался рассеянным и каким-то разочарованным.

«Внешнее, — напомнил я себе, — обманчиво, учись всегда смотреть в самую суть».

— Не хочешь ли пофехтовать? — спросил Оружейник привычно. — Северный в последние дни так занят, что уже не находит минутки обменяться со мною парой ничего не значащих ударов…

Я вопросительной приподнял бровь, давая понять, что его предложение сейчас вовсе неуместно.

— Ну что ж, не хочешь, да и ладно, — учитель боя набил трубку и долго выскребал из огня подходящий уголек, потом вернулся ко мне. — Хочешь узнать, что было той ночью? — поинтересовался он, и мы оба знали, о чем он говорил.

— Нет, мне хватило видений, — отказался я.

— Так даже странно, — проворчал Оружейник. — Ты помнишь старину Войе? Ту рыжую суку, которая всегда дремала у кухни? Ей было тринадцать лет, но она все равно прекрасно ловила крыс, а потом укладывалась на теплые каменные плиты и дремала. Иногда я припасал для нее большую кость. Мы были с ней чем-то похожи — два старика, которые не любят ветер и дождь…

Я молчал, вспоминая рыжую собаку. Для меня она была всего лишь одной из, но Оружейник ценил ее, как нечто знакомое.

— Это у меня от Мастера, — внезапно признался он, — этот черный прохвост раньше был ужасным любителем псов, просто не мог пройти мимо. Я помню время, когда в Форте выводили лучшие породы. Так он пытался заглушить боль . Вы все после перерождения такие странные, маг ночи не мог и шага ступить без своего серого волкодава. Потом он умер, и маг пытался об этом забыть.

— Собачий век короток, — согласился я.

— Ну да, — как-то неловко поддакнул Оружейник. — Ты, наверное, хочешь узнать, почему я раз за разом предавал твою дружбу?

Пф-ф-ф, как он смел все в одну кучу! Вполне в его духе. Соприкоснувшись с мыслями Моралли, я узнал слишком многое из того, чего знать не хотел. Кто-то из магов все понял верно и передал Оружейнику, что больше такие фокусы со мной не пройдут.

Ну-ну, эко прошлое его ест, признаться, сам я даже не думал об этом.

Принимая мое молчание за откровенную враждебность, Оружейник заговорил как и прежде в разговорах со мной мягко и открыто:

— У меня много теней — учеников, которые, обучаясь, помогают мне достигать результата и приносят информацию, чтобы я знал обо всем происходящем из первых уст. Так было, — вдруг осекся он. — Все, что мы делали с Мастером, это пытались удержать тебя.

— Думаешь, это важно? — нахмурился я.

— Ах, ну да, важно то, что я не остановил Северного, когда он потерял контроль. Ну, извини! Я не считаю, что человек, который с блеском выходит из ситуации, в которой должен получить свое, наказан. Этого недостаточно! Да, я перечеркнул твою победу, да, я пронзил тебе руку. Всего лишь укол. Ты его не прочувствовал, вот что. Ты этот урок не усвоил.

— Как и второй, — насмешливо подытожил я.

— Возможно, — проворчал Оружейник, — потому что тогда в тебе не было уже чувства вины. Я потакал себе и с лихвой потом получил высказываний от мага ночи, можешь быть доволен.

— Это, во всяком случае, честно, — я помедлил. — Все еще не удовлетворен?

— Естественно! Не хочешь все-таки пофехтовать со мной?

— С такой-то ногой? — невесело усмехнулся я. — Нет.

— Ах да, нога, — словно только что вспомнил Оружейник. — Мои клещи помогли?

Мне захотелось встать и уйти, но я сдержался, потому что теперь мною руководил не страх, а отстраненная брезгливость. Подобное отношение показалось мне неверным, и я постарался справиться с чувством собственного превосходства, в котором уверял меня из темноты моей души дракон.

— Без них ничего не вышло бы, — непринужденно ответил я. — Оружейник, меня поражает этот напор, зачем он?

— Лучше, чем безразличие, — учитель боя отвернулся, но я почувствовал его горечь. Ему тоже не нравилось то, что происходило с людьми, его утомляли голоса, приходящие во сне. Он, как и многие другие, не привык не видеть снов, погружаясь лишь в пучину чужой власти, и это его тяготило, делало резким и неумным в словах и поступках.

— Значит, все-таки боишься того, что собираются сделать маги? — твердо спросил я. Впрочем, на любой мой вопрос Оружейник имел свой собственный ответ.

— Страх здесь ни при чем, — отрезал он. — Пора заканчивать с этим миром. Знаешь, это как пытаться откачать утопленника. Трупу уже много дней, а ты не замечаешь, пытаешься заставить его легкие заработать, а сердце забиться.

— Но этот мир не мертв! — запротестовал я.

— Нет, он мертв давно. Он умер еще до того, как погибли города и коммуны. Ты никогда не задумывался над этим? Люди стали тенями тех, кем были раньше.

— Скажи еще, что все сводится исключительно к людям!

— Все взаимосвязано, Демиан. Люди давно заболели, единственный способ им помочь — стереть их с лица земли.

— Почему нужно все уничтожать вокруг себя? — подивился я, уже понимая, что с этого момента и впредь наши пути с Оружейником окончательно расходятся.

— Просто есть вещи, которые нельзя оставлять как есть, — глубокомысленно изрек он, но его мудрость была лишь глупостью того, кто не желает видеть. — Не упрекай меня за подобные взгляды. Можно смотреть по-другому, когда чувствуешь желание лгать самому себе…

— Очень интересно, это как? — пожалуй, я забавлялся, и он, ощущая, но не признавая этого, шел на поводу моего намерения. Впервые Оружейник утерял инициативу, но не мог в это поверить и распинался с задумчиво-умным видом: