Евгения Федорова - Жертвы времени (СИ)

— Спасибо, — просто сказал я. Мне нечего было вменить ему: он и вправду сделал невозможное. Поднявшись на ноги, я не чувствовал усталости, будто провел эту ночь в собственной постели и хорошо отдохнул. Не осталось и следа от ночных бед и даже на душе стало как-то спокойно.

«Если Мастер взялся за дело, все будет хорошо», — будто говорило мое тело.

Тихо зашипели, разгораясь в камине, неаккуратно брошенные туда дрова, а воздух вдруг похолодел. Мастер неторопливо закатал рукава рубашки, нагнулся и опустил обе руки в огонь, как опускает уставший человек кисти в прохладную воду в надежде, чтобы она своим течением подхватит усталость. Он водил руками в игривых языках пламени, наверное, до тех пор, пока его замерзшие пальцы не согрелись. Да, когда остаешься без сил, всегда замерзаешь.

Я вздохнул: пламя опало, поленья почернели и, испустив, будто стон, тонкую струйку дыма, остыли.

— Нас ждут… — маг помедлил, — но я не знаю, что им сказать. Это не Анри, не ты, не призраки Форта…

— Призраки? — опешил я, глядя на Мастера с тревогой.

— Кто-то ведет свою игру, — будто бы не заметив моего вопроса, рассуждал маг. — Можно тыкать пальцем в любого и искать причину, но у нас нет времени на все это. Кто-то хочет тебя устранить. Тебя… или меня.

— Мастер, это может быть Северный?

— Не знаю, — глухо ответил тот. — Не думаю. В любом случае, сегодня спросить об этом у меня не выйдет. На суде его не будет. Ты слишком мелкого полета птица, а у него слишком много дел.

— А у тебя?

Мастер улыбнулся, словно ждал этого вопроса, и сказал:

— Ну, мне придется пожертвовать несколькими часами сна, вот и все. Лишь бы это было не зря. Для тех, кто ждет нас, все уже ясно: ты виновен. Решение будет принято на основании слов Лоле, а она пока молчит. Мне, во всяком случае, она не доверилась, не рассказала. Дем, она не девочка и знает, как отбиться от мужчины. Но с тем, кто коснулся ее той ночью, она справиться не смогла. Мне придется заставить тебя вспомнить, но я очень хочу сохранить твой рассудок целым, потому самым лучшим вариантом для тебя будет снова крепко выпить. Одень свежую рубашку, умойся и пойдем, нам нужно кое-что успеть…

— Выпить и не дурковать сможешь?

— Это смотря сколько выпить и как не дурковать, — попытался пошутить я, но было видно, магу не до шуток.

— Лишь бы на ногах стоял, всем своим видом выражая оскорбленную невинность. Даже говорить не придется, я все скажу за тебя. Сколько ты вчера выпил?

— Половину кувшина… кажется, — засомневался я. — Там было вино.

— Тива, девочка моя, — обратился Мастер к терпеливо ожидавшей кухарке, маленькой и миловидной, которой вчера я что-то не видел, — принеси нам стакан яблочного бренди.

— Дори Мастер, в этом году бренди крепкий, — большие глаза смотрели на мага с удивлением.

— Неси, неси, девочка, я знаю, что делаю, — я был потрясен, насколько он добр к ней. В маге была странная мягкость, которой я раньше никогда не замечал.

— Да, дори, но вы должны знать, что этот человек вчера напился и вел себя непристойно, — не глядя на меня, заявила кухарка.

— А мне кажется, он немного выпил и спел несколько веселых песен, — парировал Мастер, — и даже устроил огненное представление, которое многим пришлось по вкусу. Тива, ты видела?

— Это было красиво, — она смутилась. — Дори, сейчас принесу.

Я тихо вздохнул, а маг неопределенно хмыкнул:

— Кто-то постарался подать это блюдо в совсем неприглядном виде. Твоей репутацией активно занимаются, найду — сотру в порошок… Ты посиди, я пойду кое-что принесу, — Мастер направился к выходу, проигнорировав мой отчаянный взгляд. — Я быстро, — лишь бросил он через плечо. — Без меня не пей.

Я и не пил, потому что это бренди встало бы у меня поперек горла. Хватило одного взгляда Тивы — презрительного и уничижительного — чтобы я перестал хотеть и пить и есть.

Мастер вернулся, как и обещал, быстро. Он сел рядом, посмотрел в мое хмурое лицо и положил на стол серый кусочек какого-то сушеного корня.

— Это, чтобы от тебя не пахло, — разъяснил он, ответив на мой вопросительный взгляд. — Давай, пей залпом и пошли. Нам пора.

Я выпил, даже не почувствовав вкуса от волнения, будто воды хватил, взял странный корень, понюхал, но он ничем не пах. Сунул его в рот.

— Таким не наешься, надо было чего-то перехватить…

В голове отчаянно зашумело.

— Пойдем, — Мастер потянул меня за плечо, — и пожалуйста помалкивай! Ну?

Уже на крыльце трапезной я был вынужден взяться рукой за его плечо, чтобы не упасть. Меня ощутимо шатало.

— Чем же вы меня пичкали таким, — процедил я сквозь зубы, — что я пьянею, как малолетний ребетенок?

— Зато ты жив, — веско возразил Мастер.

— Нам далеко?

— К Оружейнику. Он любит потешить себя.

— Ох, как нехорошо, — пробормотал я, пытаясь разобраться в своих ощущениях. Корень, который я сжевал, был каким-то странным. Он оставил легкую горечь во рту, словно налетом лег на язык и небо. — Мастер! Что за дрянь ты мне дал?

Я резко остановился, с силой сжав магу плечо так, что он поморщился.

— Чувствуешь слабость? — ровно спросил он.

Я хотел уже помотать головой, но тут неимоверная тяжесть обрушилась мне на плечи, рука сама безвольно соскользнула с плеча Мастера и повисла вдоль тела. Пошатываясь, я с трудом стоял на мостовой.

— Вот и хорошо, держись ровно и с достоинством, не шатайся, не открывай рта. А теперь пошли, — сказал он и я, выпрямившись, сделала шаг независимо от своего желания. Мысли были заторможенными и нечеткими, я слышал чье-то дыхание совсем рядом с собой и какую-то песню — это пел я сам прошлой ночью. Пел и прихлопывал в ладоши в такт пиликанью скрипки.

Песня затихла, я оглянулся. Мы находились в просторной открытой гостиной, расположенной на втором этаже Оружейной прямо над тренировочной залой. Я видел балясины лестницы и край больших нижних окон. Даже не помню, как сюда поднялся.

В центре стоял длинный стол и стулья вокруг, почти все занятые людьми. Мое зрение было странным, по краям все расслаивалось, искажалось, извивалось, будто агонизируя, и мне приходилось смотреть прямо на объект, чтобы различать детали. Вот сидит Рене со странным, каким-то каменным выражением лица, из нее словно ушла вся жизнь, губы плотно сжаты.

Оружейник стоит у окна и не разделяет серьезность момента — встретившись со мной взглядом, улыбается. Наверное, ждет не дождется, когда мне чего-нибудь отсекут в наказание.

Лоле сидит в самом дальнем конце стола, ее крупные руки сложены перед собой и едва заметно напряжены. Она старше, чем мне казалось, а, быть может, ее лицо изуродовано синяками и припухлостями. Почему маги не помогли ей, почему не стерли эти ужасающие следы с женского лица?