Александр Турбин - Метаморфозы: тень

— Что ещё?

— Сзади в дне пути — Тени. Торопятся.

Орео Хо прошипел тихое ругательство сквозь зубы. Этого ещё не хватало. Косорукий решил снять осаду почти сразу после ухода Мер То. Понятно зачем — Алифи каким-то чудом перенеслись к Аюр и отрезали пути снабжения, вот только уйти легко, вернуться сложно.

— Может, дождемся Теней? — стоявший рядом тафур был отличным бойцом, но неважным дипломатом.

— Чтобы они залатали дыры на своих шатрах нашими шкурами? Не сомневайся, Косорукий поставит голову Шин То вместо ночного горшка, и тебе же придется за ним выносить. Нет, нас три сотни, а их тридцать тысяч.

— Меньше, — тафур пожал плечами. — Мы можем уйти с дороги.

— Мы должны уйти с дороги, — и на слове «должны» голос тысячника скрипнул сильнее прежнего. Никогда прежде Орео Хо не уступал дорогу трусам и неудачникам, вот только сейчас…

Глаза тысячника полыхнули огнем, и даже повидавший многое тафур самого Мер То сделал шаг назад.

— Вождь отдал приказ. Мне. А я отдаю приказ всем остальным. Уходим в леса, и пусть Тени пробивают нам дорогу домой. Отправляйте всех, кто встретится на пути, к демонам — никто не должен знать, куда мы ушли.

— И Теней?

— Теней? — переспросил Орео Хо и усмехнулся. — Теней особенно. В первую очередь. Рорка, нарушивший клятву, струсивший и не вцепившийся в горло врага, не заслуживает пощады. Когда мы вернемся домой, Тени будут первыми, кому придется заплатить.

Тысячник не стал уточнять — за что, но тафур только кивнул головой и кровожадно ухмыльнулся.

— Это будет хорошая пляска…

— После, — перебил его командир и вдруг, неожиданно даже для себя, добавил. — Но скоро…

Шин То Карраш-го шел по длинной пыльной дороге и, казалось, что нет ей конца. Шел, с трудом переставляя налившиеся тяжестью ноги, шатаясь, сцепив зубы, с трудом находя силы для следующего шага. И следующего. И ещё раз.

Шаг. Шаг. Шаг… Без остановки, потому что остановившись раз, так трудно снова шагнуть вперед. Без слов, потому что нет сил для разговоров. Без свидетелей, хотя навстречу шли знакомые и незнакомые Рорка: шарги, хува, гхоро. Шли, безмолвно обходя единственного оставшегося в живых сына Мер То. Единственного? В живых?

Тогда кто же проехал мимо бесконечно уставшего Шин То Карраш-го только что? Впервые шарг не повернулся назад, нет — всего лишь бросил взгляд в сторону, оторвав его от пыльного полотна дороги.

Так и есть — младший, яростный и самый безрассудный из отпрысков Вождя клана Заката сидел на лошади и смеялся, глядя на бредущего по бесконечной дороге брата.

— Пойдем со мной, там здорово, — и, залихватски ухнув, поднялся в стременах. — Пошли.

Шин То Карраш-го никогда не верил младшему брату и сейчас только упрямо мотнул головой и двинулся прочь, сделав следующий шаг. Шин То Карраш-да что-то кричал ему вслед, пытался уговорить, убедить — тщетно.

Шаг. Шаг. Без пауз, бережно выверяя дыхание, потому что сбив дыхание раз, его уже не восстановить на этой проклятой дороге. Почему-то Шин То был в этом абсолютно уверен, а с некоторых пор он научился верить своим предчувствиям. В конце концов, чего стоит полководец, не доверяющий предчувствиям? Полководец?

Взгляд дернулся снова, зацепившись за огромную фигуру знакомого с самого детства воина. Друг отца. Доверенный помощник. Лучший из тех, кто всегда был рядом.

— Тун Хар? — голос дернулся и Шин То с ужасом понял, что ноги сами по себе встали, а сил хватило только на то, чтобы удержаться и не рухнуть вниз.

— Пойдем со мной, Шин То. Нас ждут, — Тун Хар никогда не врал и никогда не подводил, вот только…

— Не могу, — упрямо прохрипел сын Вождя. — Не сейчас.

— Почему? — удивился Тун Хар.

Почему? Просто… Шин То вдруг понял, что не может понять, не может вспомнить — почему нельзя возвращаться. Зачем-то он ведь шел все это время? Зачем?

— Шарг всегда идет до конца, — прохрипел он чьи-то чужие слова и попытался сделать следующий шаг. Не вышло, словно кто-то бесконечно более сильный прижал ступни к земле. — До конца.

Он рванулся назло, сдирая кожу стопы, оставив подошву вместе с кровоточащей плотью, но делая следующий шаг на острые камни. Откуда здесь камни? Откуда острые грани на ровной дороге? Словно судьба смеялась, глядя на уставшего шарга. Смеялась?

— Смеялась, смеялась, — повторил подъехавший справа старый воин в разорванных в клочья доспехах. — Там они все шутники, паскуды.

Сын Вождя с трудом узнал в подъехавшем воине последнего друга отца. Весельчака. Балагура. Не унывающего никогда. Что стало с ним? На него смотрел мрачный старик с исполосованным жуткими шрамами лицом.

— Шео Ма? Ты?

— Нет, не я, — также мрачно ответил Рорка. — Мама моя. Куда идешь?

— Не знаю, — ответил Шин То, чувствуя, что этому шаргу можно признаться честно. — А куда мне надо идти?

— Дурак, — разозлился Шео Ма. — Если не знаешь куда идти — иди навстречу боли. Понял? Боли.

И не дожидаясь ответа, пнул пятками сивого жеребца, собираясь прочь.

— Подожди, — Шин То с удивлением понял, что боль, прежде незаметная, начинает рвать его грудь, раздирая на части. — А ты?

— А я уже сходил, — непонятно ответил старик. — Мне уже хватит.

Длинная колонна знакомых и незнакомых Рорка шла навстречу, обходя растерянного Шин То, словно горный ручей, встретивший скалу во время половодья. Скалу?

И Шин То стал искать глазами единственного воина, кому бы он поверил беспрекословно — отца. И не находил. Только чужие серые лица вокруг. Слева. Справа. Спереди. Сзади. За кем идти? Куда идти?

«Иди навстречу боли», — шепнул злой голос. «Боли», — ответило эхо. И боль окутала тело, вывернув наизнанку душу…

Шин То открыл глаза. Утренний свет падал сквозь входной проем небольшого шатра. Было холодно, пахло хвоей, а боль все так же рвала грудную клетку. Вот только вместо хмурого Шео Ма рядом стоял единственный шарг, славе которого сын Вождя завидовал.

— Очнулся? — равнодушно спросил Орео Хо. — Молодец.

И ушел, забыв опустить полог…

— Ты хорошо подумал?

Я пожал плечами.

— У тебя будет только одна попытка донести свои мысли до наследницы трона. Но помни, можно прыгать вокруг нее, трясти своей куцей бородой, гадать на мышином помете, но так и не достучаться до ее сердца. Так можно напугать нищебродов и провинциальных вояк, но не дочь Энгелара. Дешевые фокусы оставь до следующего раза. Но и говорить с ней, как равный, не смей — то, что приемлемо для меня, категорически недопустимо для Итланы. Она живет прошлым, грезит былой славой и мечтает повторить подвиги отца. Для неё всё то, что ты предлагаешь, — немыслимо. Сказка, которая скорее вызовет гнев, чем понимание. И веры тебе нет, потому что ты для неё — причина всех бед.